Марек вернулся в спальню.
— Все в порядке.
— Что-то должно случиться.
— У меня еще есть пиво в холодильнике. Хочешь?
— До кухни уже не дойдешь, — сообщила жена довольно-таки спокойным голосом.
Собственно говоря, он пока что и не нервничал. Понятное дело, что держал в мыслях все рассказы «Ключика» и виденные по телевизору взломы на районе, но держал газовую трубу под кроватью (это с того времени, когда подругу жены забили пинками насмерть; на нем это тоже произвело впечатление — женщина, вроде как, вопила, а соседи думали, что это семейная ссора), ну и пока что чувствовал себя словно мачо с револьвером.
— Спокойно. Пошли спать.
— Повернись, — сказала его голая жена.
Только тогда он что-то почувствовал. Марек перевел волыну из безопасного положения в «чертовски опасное», то есть: рукоять в ладони, палец на спусковом крючке, а большой палец на курке. Хофман обернулся, чувствуя парализующий страх. Но мысли все время действовали, как следует: «Что они могут мне сделать? В случае чего, заскакиваю за кровать и начинаю пулять. Через секунду появляется идиотская мысль: «Боеприпасы в сейфе! У меня всего шесть патронов!!!». И тут же потом успокоение. «Или я справлюсь с двумя, либо меня пришьют, потому что и так не будет времени на перезарядку». Мысли в голове мчались одна за другой: жаль, что не взял пистолет калибром побольше, чтобы создать «стену огня», и в то же время облегчение, что повел себя рационально, как его обучили — из пистолета легче перестрелять собственную семью, а револьвер небольшого калибра в сотню раз безопаснее, он действует более точно. Но вот точно ли он проверил двери (блин, ведь только что же глядел!)? Почему нет свечки? Где химическая светящаяся трубка? До газовой трубы не дойдет, потому что жена блокирует дорогу… Совершеннейший дебилизм, перемешанный с парализующим страхом… К счастью, разум продолжал действовать более-менее рационально, можно было полагаться и на инстинктах — Хофман успокоил дыхание, размышляя над тем, как улучшить тактическую ситуацию. Он стащил одеяло с кровати, подошел к двери спальник.
— Не выходи.
— Спокойно.
И внезапно нечто совершенно невероятное — кто-то проходил сквозь двери! Жена издала из себя какой-то писк. Совершенно жуткий звук, скорее, какой-то хрип. Марек чувствовал, что от страха прямо сейчас начнет стрелять на ощупь, в темноту, вслепую. Кто-то проходил сквозь двери. Дверь в квартиру. Никто не скребся, не стучал, не было отзвуков взлома. Все было так, словно бы… кто-то протискивался в них. В двери, запертые на два здоровенных замка и цепочку.
Парализующий страх… и снова инстинкты. Хофман успокоил дыхание, взбил одеяло у двери в спальню, занял позицию.
Сцена словно из итальянского фильма. Мужик в подштаниках, с револьвером; голая женщина с двумя телефонами в руках, и ребенок, начавший сходить с ума во сне, словно бы ему снился кошмар: бросался, стонал, попискивал. Их дочка спала на двухэтажной кровати. Хофман хотел подняться по лесенке, но до него сразу же дошло, что поступит плохо: он был правшой, так что собственным телом закрывал оружие от «нападающего». Марек какое-то время стоял на месте, не зная, что делать. И… неожиданно они УСЛЫШАЛИ, как кто-то идет по прихожей. И то был не отзвук шагов. Что-то там перемещалось? Ползло? Булькало? Жена заплакала. Хофман снова подумал про пистолет, который оставил в сейфе. Он подошел к двери (сердце колотилось, волосы и вправду поднимались дыбом).
— Не выходи!!!
— Я погляжу, что это такое. Ничего ведь не происходит. Спокойно, двери я проверял…
— Нет!!!
Хофман не мог успокоить дыхание.
— Сейчас я ему жопу отстрелю.
Хофман нервничал и совершил ошибку. Он повернулся к жене передом, а к двери спиной.
Неожиданно его голая супруга сказалу, совершенно спокойно.
— Он стоит в двери.
Две самые паршивые секунды. Марек в панике повернулся, отвел курок. В двери никого. Но он знал, что кто-то там стоит. Ребенок плакал во сне, крутясь с боку на бок.
Супруга повторила идеально спокойным тоном:
— Он стоит в двери.
Хофман никого не видел, но ЗНАЛ что кто-то — или что-то — в двери стояло. Темнота полнейшая, ничего не видать…
— Я стреляю!
— Не стреляй, — тот же самый абсурдно спокойный тон.
Ребенок бушевал на своей кровати, но никто не мог и пошевельнуться. Хофман не знал, как долго еще они стояли так на нервах и страхе, прерываемом дурацкими репликами:
— Стреляю!
— Не стреляй. Это ничего не даст.
— Что там с ребенком?
— Боже, не знаю…
— Звонишь?
— Куда?
— За помощью, в полицию. Набери хотя бы номер!
— Я не могу избавиться от этого пикания.
— Набери на мобилке.
— Господи! Какой номер?
— 997. Нет, блин, наверное 112…
— Где там единица? Я не вижу клавишей.
— Нажми на что-нибудь, они подсветятся.
И они вели это идиотскую беседу, полностью понимая, что этот… некто стоит в двери спальни. Из дочка орала во весь голос, время от времени ненадолго замолкая — и никто не пошевелился, чтобы проверить: а что там с ней. И внезапно пришелец сдался. Ребенок успокоился и погрузился в спокойный сон. Хофман почувствовал, что чертов револьвер сделался тяжеленным, жена отложила телефоны. Неожиданно. Ни с того, ни с сего. Было как-то совершенно странно. Марек пошел в кухню за тем пивом (с абсолютной уверенностью, что ничего вокруг уже нет), но пить ему не хотелось. Он уселся на полу, холодный металл банки холодил лоб.
И в тот же самый момент «Ключик» засыпала в собственной постели. С полицейскими в патрульной машине, бодрствующими под подворотней дома, со служебным пистолетом, перезаряженным и снятым с предохранителя, лежащим рядом, на ночной тумбочке. За мгновение до того, как погрузиться в сон, когда мысли бесконтрольно клубились в голове, в уме все еще была история одной американки. Та держала под подушкой две вещи: револьвер и ингалятор против астмы. Как-то ночью что-то помешалось, и, вместо ингалятора она сунула в рот ствол револьвера. Вместо кнопки, высвобождающей дозу беротека, она нажала на спусковой крючок… Перед самым сном мысли вечно мешаются.
Свой ингалятор «Ключик» выставила на кухню. Пан или пропал. А интересно, будет ли помнить об этом в случае приступа болезни? Нафиг, пан или пропал. Живой ее не получат. Один черт. «Ключик» была чертовски одинокой, поэтому знала, что начнет пулять из своей волыны во все, что только появится в ее спальне, или же в саму себя. Ей было все равно. Она была чертовски одинокой. Еще один глоток водки и можно спать. Лишь бы только не спутать бутылку со стволом, а закрутку со спусковым крючком Ну а помимо того — один черт…
Туманная фигура появилась снова, но на сей раз это не сопровождалось какими-либо эффектами. Хофман сидел на полу в кухне и с трудом заглатывал уже теплое пиво. Совершенно бевкусное. Он поглядел на человека, сотканного из тумана и лениво поднял ствол револьвера, чтобы тут же его опустить. Ему было все равно.
— Ммммм? — буркнул он.
— Ты меня знаешь, — сказала туманная фигура.
Хофман не знал, действительно ли он слышал звук, или это говорилось в голове.
— Так? — сам он, по крайней мере, говорил вслух. Хотя и тихо.
— Да. Ты слышал мое прозвище. Из вторых рук. Из рассказов.
Марек поднял голову. Кошмарные воспоминания из детства.
— «Балаболка»?
— Да, Марек, — шепнула фигура, а через мгновение прибавила. — Привет, Змей. Поговорим?
— Почему ты называешь меня «змеем»?
— Глянь в зеркале на свои глаза, хищник. Они охренительно гадкие.
Два полицейских из патрульной машины уже в пятый раз клялись ведущему расследование офицеру:
— Честное слово даю, что никто из нас не спал! Как только мы услышали выстрелы, Кшисек ломанул на лестницу, а я вызвал подмогу и побежал за ним. Никто из дома ны выходил, никто не заходил.
— У этого здания временно только один вход. Второй, во двор, заставлен шкафом.
— Я знаю. Никто из нас не спал! Как только прибыли патрульные автомобили поддержки, я сразу побежал к тому второму входу. Он так же и был заставлен шкафом.
— Как такое возможно, что два полицейских спокойно спят в паре шагов от входа — и это после такой операции, что имела место ночью?
— Да не спали мы!
— Все разговоры записаны. Кто-то преследует секретаршу шефа, приезжают три машины. Одна отвозит ее домой. И, мать ее ёб, заснули на посту?!
— Не засыпали мы! Как только услышали выстрелы, Кшисек…
«Ключик» успела выстрелить пять раз. Четыре выстрела распанахали стены, гуляя рикошетами во все стороны, потому что то были дешевые чешские боеприпасы. Пятый выстрел был более точен: «Ключик» выстрелила себе в голов. И это вовсе не было ошибкой — она на самом деле не спутала ингалятор с волыной. За это ей следовало бы дать медаль посмертно.
— Что, Змей?
Они ходили по Южному Парку, было пять утра. Никаких людей, только ежи, пробегающие по пустым тропкам, белки, иногда видимый вдалеке кролик. Никто не мог увидеть мужика, разговаривающего с сотканной из тумана женщиной.
— Слушай, «балаболка», ведь тебя нет в живых уже три десятка лет!
— И почему это тебя так смущает?
— Ну… не каждый день разговариваешь с покойником.
— Не надо относиться к этому толь серьезно. Живой, не живой… Какая разница?
— Слушай, туп, не надо меня доставать! — усмехнулся Хофман.
Она тоже рассмеялась. Только Марк до сих пор не был уверен, сделала ли она это «всдух», или только он один мог ее слышать.
— Змей, — шепнула она. — Ты мне нравишься.
Марек глянул на нее, если только словом «она» можно было определить клубок мглы.
— Скажи… Как такое возможно, что ты… — он замялся. — Даже не знаю, как это сказать… Что ты… живешь? По крайней мере, в каком-то смысле.
— Это чертовски сложно объяснить. Я и сама толком не знаю.
— Но ведь хоть что-то ты мне сказать можешь?
— Послушай, все это не так просто. Это…
— Это ты меня послушай, некий труп. У меня возникает странное впечатление, что ты фантастически классная девушка, — Марек остановился и закурил. — Но еще я абсолютно уверен, — выдул он клуб дыма, — будто бы что-то ты передо мной скрываешь.