Вершину холма будто бы перепахали гусеницами танков. Ни одного целого деревца – все размолоты в щепки. Волчьих следов столько, что я даже не стал пытаться сосчитать. Три гильзы. Остальные, наверное, затоптали в землю. И в самой середине поля боя лежал тот, кого я смог узнать только по искореженной «мосинке».
– Жалко, что он был не с нами.
Такие, как Петрович, дорого продают свою жизнь. Остальные тоже не ушли далеко. Я поднял глаза. Высокая женщина соткалась из воздуха в десятке шагов. Симпатичная, стройная – метаболизм оборотней вообще редко располагает к излишней полноте. Впечатление портили только перепачканные в пыли светлые волосы и рваная рана на плече. Следы зубов. Двое других, появившиеся из Сумрака в зверином облике, тоже получили свое. Один стоял на трех лапах, а у второго шерсть на брюхе пропиталась кровью.
– Перед тем как перестать дышать, – продолжила женщина, – он снова стал человеком. Странно.
– Нет. Не странно. – Я осторожно перехватил ремень автомата. – Он и был человеком. Но тебе этого, конечно, не понять.
Все-таки подавляющее большинство Иных недооценивает огнестрельное оружие. Жалкий – по сравнению с «огненным шаром» или Тройным Лезвием – урон. Пуля, которую легко остановит даже слабенький Щит Мага. В конце концов, от выстрелов всегда можно укрыться в Сумраке. С одной только лишь поправкой – если стрелок сам не является Иным.
Укороченный ментовской «калашников» в моих руках ожил. Раскаленный свинцовый веер будто бы в замедленной съемке раскрылся в Сумраке, кромсая распластавшиеся в прыжке тени. Светло-серая шкура взорвалась алыми фонтанчиками, и волчица с визгом кувыркнулась через голову и затихла. Следом за ней рухнул трехлапый. Последнего – самого крупного – я расстреливал уже в упор. Две или три пули в голову. Если повезет – не встанет. Но из-за деревьев на меня летели другие – пять, шесть, семь оборотней… Я рванул из кармана куртки запасной магазин, уже понимая, что не успею.
– Хватит! Прекратите!
От голоса, больше напоминавшего рев, нападавшие застыли. Будто бы примерзли к земле.
– Остановись! Ты уже и так убил слишком многих, брат.
Вадим шагал мне навстречу в человеческом облике. Без одежды он смотрелся еще более внушительно – огромные ручищи, бугрящийся мышцами торс – хоть сейчас на обложку журнала для культуристов. Самый старый. Самый сильный и опытный. Самый опасный.
– Ну почему так? – Вадим покачал головой. – Ты ведь должен быть с нами. Мы с тобой одинаковые – ты и я!
– Что ты несешь, Темный? – Я сплюнул на землю. – Какой я тебе брат?
– Истинный. – Оборотень радостно оскалился. – Настоящий. Ближе, чем родной. Знаешь, я сначала даже сомневался. Как такое вообще возможно – ты Светлый… но какая разница?
– Вот ведь незадача. – Я отступил на шаг. – Брат-Светлый.
– Не важно! – Вадим махнул рукой. – Светлый, Темный… Когда Великая Праматерь вернется, останутся только те, кто живет свободной охотой… Ты ведь знаешь, что это такое? – Оборотень склонил голову набок. – Ночь. Полная луна. Запахи. След добычи. И волчьи сны. Ты тоже их видишь, да?
– Замолчи!..
Я сжал зубы.
– Это свобода, настоящая свобода. Без Инквизиции, без правил, без Договора. Все для тебя! Ты, – Вадим обвел рукой остальных вервольфов, – сильнее их, всех и каждого. Такой же, как и я. Дитя Старшей крови! Неужели ты не помнишь?!
– Что я должен помнить?!
Я со щелчком задвинул магазин в автомат. Оборотни дернулись вперед, но тут же снова замерли. Говорил вожак.
– Десять лет назад, – тихо произнес Вадим. – Может быть, чуть больше. Я уже давно перестал считать время. Зима в Петербурге. День, когда Старший встретил тебя и наделил Силой.
В левое плечо будто вогнали иглу. Пальцы скрючило так, что теперь я при всем желании не смог бы выпустить автомат. Конечно, я помнил, такое не забывается.
– Ты был там, – прорычал я. – Ты видел?!
– Я видел, как ты не склонился перед Старшей кровью. – Вадим улыбнулся. – Ты уже тогда был сильным, а он сделал тебя еще сильнее! Для меня честь быть твоим братом.
– Что-то ты фильмов пересмотрел, – я размял онемевшее плечо пальцами здоровой руки, – родственничек.
Со стороны, наверное, могло показаться, что я совершенно спокоен. Ярость застыла льдом – холодным и твердым, как сталь. Я даже перестал обращать внимание на остальных вервольфов. Все просто. Одна цель. Уничтожить.
– Для таких, как мы, это не шутки. – Вадим нахмурился. – Покровитель рода – Сумеречный Волк – принял тебя. Ты один из нас по праву. И я в последний раз предлагаю – идем с нами, брат!
– У меня к тебе встречное предложение.
Когда решение принято, всегда становится легче. Волк внутри меня радостно скалился, предвкушая хорошую драку. На этот раз – последнюю. Оборотни не отдадут мне девочку. Не отпустят меня самого. Но сегодня Сумрак заберет еще одну серую шкуру. Черт его знает – может быть, я последние двенадцать лет каждое утро просыпался только для того, чтобы сказать…
– Светом и Тьмой вызываю тебя. Вне Света и Тьмы, ты и я, один на один, до конца. – Я отшвырнул уже бесполезный автомат. – И будет Свет мне свидетель.
Говорят, иногда в таких случаях на ладони вспыхивает белый огонь. На моей было пусто. Когда внутри столько злобы, на поддержку Высшей силы рассчитывать не стоит. Плевать. Хватит и своей.
– Будет свидетелем моим Тьма, – медленно произнес Вадим.
Он действительно не хотел драться. Но вожак не может отказаться от поединка перед лицом своей стаи. После боя никто и ничто не помешает вервольфам разорвать меня на части. Но сейчас нас будет только двое. Я и он.
– Когти и зубы, – прорычал Вадим уже изменяющейся глоткой. – Здесь и сейчас.
Никогда мне еще не приходилось видеть такую махину. Не знаю, как он умудрился хапнуть из Сумрака – или откуда она вообще берется? – столько массы. Волчара с угольно-черной шерстью оказался выше меня в холке и чуть ли не в полтора раза тяжелее. Но вот так – глаза в глаза – это уже не имело значения. Где-то с полминуты мы кружили по вытоптанной земле, присматриваясь. Первым лопнуло терпение Вадима – не выдержала звериная сущность. Но даже жажда крови не заставила его потерять голову. Я едва успел увернуться от прыжка, а он уже снова атаковал. Четыре с лишним центнера мышц, зубов и когтей расплывались в неуловимо быстрых движениях, оставляя на моей шкуре укусы и царапины. Пока еще несерьезные, но с каждой каплей крови я терял и Силу. Если мы продолжим бой в Сумраке, мне придется несладко. Но и Вадиму тоже досталось – я все-таки успел рвануть его за бок.
– Силь-ный бр-р-рат, – прорычал он. – Но глу-упый!
Может, и так. Но одно маленькое преимущество у меня все-таки было. Когда понимаешь, что жить тебе в любом случае осталось минут пять, на такие мелочи, как дырки в шкуре и боль, попросту перестаешь обращать внимание. Я терпеливо подставил под пасть Вадима плечо. Его челюсти работали, буквально пережевывая жесткую шерсть и добираясь до мяса, – но теперь были заняты. Я крутанулся, изогнул шею и сомкнул зубы на лапе Вадима. Кость хрустнула, как веточка. Не такая уж она оказалась и крепкая. Вервольф взвыл и дернулся, отшвыривая меня в сторону. Сильно приложил – так, что ребра затрещали. Кровь струилась по плечу, отрывалась алыми каплями и впитывалась в землю, но я все равно поднимался. Чтобы завершить начатое.
– С женщинами и маленькими девочками проще. – Я переступил лапами. – Так, братец?
– Лю-ди, – рявкнул Вадим. – Мя-со!
И провалился в Сумрак. Я последовал за ним. Уже не спеша. Сила уходила, сочилась из каждой крохотной ранки. Но теперь я знал, где взять еще. Радость, улыбки и смех. Гнев, печаль и слезы. Светлым – Светлое. Темное – Темным. Каждому свое, и так было всегда. Наверное, я все-таки неправильный, дефективный Светлый. Но терпкая смесь ярости, боли и страха, лившаяся от Вадима, пахла прекрасно. И еще прекраснее была на вкус. Волк жадно лакал ее, урча от удовольствия.
Оборотень пытался драться. Пытался, хоть и знал, что ему не победить. Я получил еще пару глубоких царапин, перекусывая вторую переднюю лапу. Вадим попытался удержаться, неуклюже ковыляя на оставшихся конечностях, а потом рухнул. Медленно, словно до самого конца не желая верить в собственную смерть.
– Как… хо-ро-шо… – Из зубастой пасти хлынула кровь. – Бр-р-рат. Ты… у-ви-дишь… ее…
Я изо всех сил стиснул челюсти и дернул вбок.
И когда успело взойти солнце? Я прикрыл глаза рукой. Болело все, что могло болеть. Человеческому телу укусы огромных зубов куда неприятнее, чем волчьему. Но я все-таки поднимался на ноги. На две ноги. Почему-то только это сейчас и было важно. Умереть человеком.
– Ну? – Я развернулся к сидевшим полукругом вервольфам. – Кушать подано, мать вашу.
Они возвращали себе человеческий облик. Некоторые сразу. Другие озирались по сторонам, вертели мохнатыми головами – но тоже перекидывались. Шестеро голых мужчин и женщин. И одетая девочка, которую одна из оборотней держала за руку. Маша. Живая и невредимая. На ее лице не было никаких эмоций – видимо, кто-то все же не поленился затуманить ей сознание. И хорошо. Не стоит детям видеть такое.
– Ты победил вожака в честной схватке. – Светловолосая женщина с почти затянувшимися следами пуль на теле отпустила Машу и легонько подтолкнула ее ко мне. – Мы уйдем с этой земли, дитя Старшей крови.
Я даже представить себе не мог чего-то более странного. Но это случилось. Один за одним оборотни разворачивались и уходили в лес. Пара местных с регистрационными печатями саранского Дозора. Остальные откуда-то издалека. У светловолосой печати не было вообще. Вшестером они бы запросто разорвали меня на тысячу маленьких Волков. Но вместо этого они просто ушли. Наверное, если я очень постараюсь и дотянусь до автомата…
А потом мне вдруг стало все равно. Я кое-как доковылял до ближайшего толстого дерева и уселся к нему спиной. Маша так и осталась стоять на месте, чуть покачиваясь. Ничего, заклинание скоро рассеется. Приедет Матвей и сотрет ей память. Вызовет аналитиков, подчистит все как надо и начнет строчить свои кляузы. В Саранск перебросят нескольких дозорных из других городов – или мобилизуют кого-нибудь из местных. Петровичу тоже найдется замена. А я… Какая, в общем, разница? Думать больше не хотелось. Вообще ни о чем. Я просто сидел и смотрел. Отсюда виднелся самый краешек за