***
– И вот, милейшая, как-то так мы и разобрались с делами, – улыбнулся я, протягивая горсть винограда Алексе. Она сидела напротив, перебирая золотистый браслет на запястье – подарок, который я вручил ей час назад. Каждое звено цепочки было выгравировано инициалами “С.С.”, будто я клеймил её своей собственностью. Странно: день рождения у меня, а подарки делаю я. Но ладно – свою “награду” я возьму позже. Я уже представил, как буду медленно раздевать ее, как ее губы будут осыпать мое тело, а затем…
Алекса взяла виноградину двумя пальцами, будто держала ключ от чужой тайны, и медленно провела языком по кожуре, не сводя с меня глаз. На ней было платье цвета вечерней сирени. Оно облегало её талию, как вторая кожа, а туфли на шпильке впивались в пол, оставляя едва заметные царапины. “Как и всё, к чему она прикасается”, – подумал я.
Святослав сидел за соседним столиком, растворяясь в тени. Нет, он был тенью. Его пальцы нервно постукивали по стакану с водой – единственный признак жизни. Она не обращала на него внимания – будто его и не существовало. Мы неторопливо ели салаты, запивая вином из хрустальных бокалов, которые я специально заказал для этого вечера: их края были украшены практически невидимым узором, но Алекса определенно точно заметила его.
Классическая музыка лилась из-под сводов зала, но я слышал только её смех – тихий, как звон маленьких колокольчиков..
И тут оркестр заиграл вальс. Моцарт. “Реквием”. Неожиданный выбор для ресторана. Впрочем, оно идеально описывает мое настроение.
– Прошу, милейшая. – Я поднялся, плавно приблизился, протянул руку. – Не составите компанию? Хочу лицезреть ваше умение… и, возможно, научиться.
– Какая неприкрытая лесть, – она улыбнулась, но руку дала. Её пальцы были холодны, как металл пистолета, который я сегодня утром выкинул в воду на том порту.
Мы закружились. Её ладонь дрожала в моей, словно пойманная птица, но взгляд оставался твёрдым. Зал расплывался в тумане – остались только её глаза, карие, как осенние листья, подёрнутые инеем, и губы, касающиеся моего уха.
Святослав за соседним столиком скрипнул зубами. Он ненавидел, когда я выставлял его наблюдателем в таких играх. Но сегодня он молчал. Все, что ему остается – просто быть рядом и не отсвечивать. Сегодня он знал: эта ночь – не его битва.
Глава 3
Наверное, это мой первый праздник, который я решил посвятить не ему, а именно себе. И это было чудесно.
Вокруг нас красовалась дорогая мебель, музыка плела свою атмосферу, а блюда на столе усиливали восприятие роскоши. Алекса была красива – и прекрасно это знала. Но ещё она была умна, и пользовалась этим без зазрения совести.
После танцев мы вернулись за столик. Я лично налил ей вина, игнорируя официантов, которые слонялись по залу, как пустые манекены.
– За прекрасную звезду, что упала к нам с неба, – произнёс я тост, не отрывая взгляда от её губ.
Она смущённо улыбнулась, поднимая бокал. На кончиках её пальцев дрожала капля вина – будто она боялась, что стекло треснет от её прикосновения.
Щёчки её покраснели. Вино, конечно, быстро ударяет в голову, если переборщить. Но мы оба, кажется, начали это понимать слишком поздно.
– Мне с тобой… очень хорошо, Серафим, – сказала Алекса, придерживая подол платья и опустив взгляд. Её голос звучал, как шёпот шин по гравию – мягко, но с трещиной внутри.
– Ты устала? Я могу отвести тебя к себе, а утром – домой. Не волнуйся, всё будет хорошо, – произнёс я, оказавшись за её спиной, и поцеловал в шею. В нос ударил аромат духов, которые я подарил ей два месяца назад, – лавандовые нотки, смешанные с чем-то горьким. Удивительно, что они до сих пор сохранились.
– Хочешь, чтобы я осталась у тебя на ночь? – игриво спросила она, дотронувшись кончиком пальца до моего носа.
– Разумеется, если этого хочешь ты, – сказал я, выделяя последнее слово. Девушки обожают иллюзию выбора, даже когда его нет.
– Раз всё ложится на мои хрупкие плечи… – протянула Алекса, но её голос оборвался, когда я резко крикнул через зал:
– Свят! Собирайся, подвезу.
Он доедал стейк, запивая вино прямо из бутылки. “М-да. Рановато тебе ещё в высшее общество, Святослав”, – подумал я, глядя, как он вытирает губы рукавом.
– Отвези меня домой, – твёрдо сказала Алекса, обнимая меня за руку. Её ноги дрожали – явный признак усталости от каблуков.
– К тебе или ко мне, милейшая?
– Каждый к себе. Я ужасно устала… – Она зевнула, нарочито широко, как кот, который манипулирует хозяином.
– Конечно, милейшая… – улыбнулся я, и лишь через миг до меня дошёл смысл её слов. – Прости… что?
– Ну ты даёшь: закружил, накормил, напоил – и ещё спрашиваешь… – её голос, секунду назад казавшийся сладким, как мёд, теперь ударил по мне, будто молотом по черепу. Улыбка стёрлась с моего лица, но руки не разжались. Если уж играть кавалера – то играть до конца.
– Может, всё-таки проведёшь ночь у меня? Обещаю: не пристану. – Разумеется, я врал. Приблизился, чтобы поцеловать, но она вставила указательный палец между нами – жест, острый, как нож.
– Потише, Серафим. Неужели надеялся на большее? – Алекса прищурилась, её лицо стало холодным. Нужно срочно исправлять ситуацию.
– Если ты подразумеваешь, что “большее” – это видеть тебя при свете луны, пока я играю на рояле, и мы распиваем коньяк… – сказал я первое, что пришло в голову. Рояля у меня не было. Навыков игры – тоже. Был только алкоголь и ложь, которая пахла дороже духов.
– Прости, Серафим, но после этого я теперь не хочу оставаться с тобой на ночь. – Её голос звучал спокойно, но каждое слово впивалось в меня, как гвоздь. Я прикусил губу, пряча отвращение. “Подожди. Ты ещё станешь моей”.
Сейчас мир сузился до одной точки: Алекса. И мне отчаянно хотелось, чтобы эта точка перешла ко мне в спальню.
До машины добрались быстро. Я спросил о её самочувствии дважды, но каждый раз слышал только “нормально”. Её ответы обрубали мои попытки сближения, как нож – нити марионетки. Даже вино отступило, оставив трезвость, которая раздражала вдвое сильнее.
Это было не просто обидно. Это полный крах. Никто ещё не смел отвергать меня так нагло. Да кто она вообще?! Сучка… как посмела…
Я осторожно опустил её на переднее кресло, а сам занял водительское. Святослав, словно ветер, бесшумно втиснулся в последний ряд. Он шевельнулся, будто хотел что-то спросить, но наши взгляды столкнулись в зеркале заднего вида. Боец мгновенно отвёл глаза, будто получил невидимый удар в челюсть. Умный человечек, – подумал я, – знает, когда помалкивать.
Сегодняшний день рождения бьёт все рекорды по отвратительности. Поставщик подвёл, отец, а тут ещё и Алекса… При воспоминании о нём кулаки сами сжались на руле. Хотелось разбить что-нибудь железное. Лена? Пусть подождёт. А проститутки? Нет, до дна ещё не докатился. Пока хватает Лениного лицемерия.
– Серафим, включи печку, пожалуйста, – прошелестела пассия, кутаясь в шубку. Её голос вибрировал от холода или страха – не разобрать.
– Милейшая, ваши желания – закон для меня, – процедил я сквозь зубы, тыча пальцем в кнопку обогрева. Сама не могла, принцесса? – мысленно добавил, глядя, как она сворачивается калачиком на сиденье. Сняв шубку, она бросила её на колени, словно щит, и прильнула лбом к стеклу. Через минуту её ровное дыхание заполнило салон.
Святослав за спиной вдруг шевельнулся. В зеркале мелькнул его профиль – скулы, острые как лезвия, и короткая молитва, слетевшая с губ. Старухины привычки, – хмыкнул я про себя. Даже здесь, в моей машине, он продолжал считать чётки на руке.
Её лицо, ещё несколько часов назад казавшееся совершенством, теперь напоминало маску, скрывающую трещины. Как так выходит, что одна женщина может быть одновременно магнитом и отталкивающим полюсом? Хотя… почему нет? Вот она – дышит рядом, пахнет дорогими духами и ложью.
– Как тебе сегодняшний вечер? – бросил я, не отрывая взгляда от дороги. Вдруг я опять вляпался в какую-то сентиментальную ловушку? Женщины – существа… Проще разгадать криптографический код, чем понять, чего они хотят сами.
– Спасибо за чудесный танец, ужин, браслет… – Алекса говорила так, будто читала шпаргалку “Как ублажить самовлюблённого идиота”. – Ты просто волшебник!
Волшебник? Ну конечно. Волшебник, который не может понять, почему ты не рвёшься в его постель после всех этих клоунад с розами и шампанским.
– Тогда… почему ты не захотела ехать ко мне? – спросил напрямик.
– А я должна хотеть? – Голосок такой невинный, будто она спрашивала, не нужно ли подать чай.
Должна? Должна, милая. Ты же сама три часа строила глазки, будто я – последний шоколадный эклер на земле.
– Алекса, милейшая, не нервничайте. – Я растянул губы в улыбке, от которой заныли скулы. – Сегодняшний вечер подарил мне умопомрачительный… душевный оргазм. – Ваше общество – лучшее лекарство для моего сердца.
Она засмеялась – звонко, как колокольчик, за которым скрывается гвоздь. Интересно, ты хоть сама веришь в этот цирк?
– Вот так-то лучше. – Алекса хихикнула, будто мы только что разделили секрет, а не обменялись дежурными фразами. Её пальчик, украшенный моим браслетом, теперь чертил круги на запотевшем стекле. Какая ирония – она рисует сердца, а я считаю минуты до её исчезновения из моей машины.
Внутри всё закипало. Эта её манера – говорить с придыханием, будто каждое слово – подарок, а за спиной уже строит планы, как выставить мне счёт за “случайно” разбитую вазу… Спокойно, Серафим. Сейчас она – ключ от твоей постели. Позже будешь рвать на ней простыни или её горло – решай сам.
И тут в голову пришла идея. Такая гадкая, что я едва не включил аварийку, чтобы обдумать её. А что, если… Нет, даже думать об этом мерзко. Но чем дольше я размышлял, тем соблазнительнее казалась мысль подлить в её бокал что-то покрепче страсти. Она же сама просит об этом, верно? Эти взгляды из-под ресниц – не нежность, а приглашение к войне.