– Свечку купить надо, – буркнул Святослав, словно заказывал патроны для подпольного тира.
Ректальные? Со снотворным? – мысленно фыркнул я. – Или тут мода на свечи-сюрпризы?
– А где у вас тут… – кивнул я на ларек, где пожилая женщина с сединой, словно у святой равноапостольной, торговала иконками, буклетами и куклами-ангелами.
Народу в храме кот наплакал, так что мы сразу двинулись к ларьку.
– Здравствуйте, милейшая, – я вклинился в её молитвенно-торговый транс, – нам нужно две свечи. Для полного счастья.
Старушка обратила на меня внимание:
– Богослужебные, алтарные, номерные, венчальные? – Голос у неё оказался под стать виду – сухим, как прошлогодняя проповедь.
– Ректальные, блин, – фыркнул я. – Главное, чтобы горели, а не… – договорить не успел.
Спина взорвалась болью – Святослав впился пальцами в моё плечо. Старушка побагровела так, будто я предложил ей номерные свечи с сатанистской символикой.
– Молчи, если не понимаешь, – прошипел Святослав мне в ухо, отодвигая к ларьку. Его хватка напоминала медвежий капкан. – Две венчальных, – бросил он старушке, не глядя на ассортимент. – И… – он замялся, впервые за всё время потеряв уверенность.
– С молитвой о здравии, – подсказала она, мягко улыбнувшись.
– Да, – кивнул он, словно получил отпущение грехов.
Я потёр лопатку, наблюдая, как они обсуждают тонкости восковой метафизики. Вот тебе и подпольный боец. Умеет же быть нежным, когда не ломает кости.
– Дай денег, Серафим, – бросил Святослав. Старушка при звуке моего имени скривилась так, будто я назвался Антихристом-старшим.
– Они ещё и платные?! – Я едва сдержал смешок. – Выходит, религия – как мой бизнес: чем больше свечей жжёшь, тем больше грехов списывается? – Интересно, принимают здесь кредитки? – мелькнула шальная мысль.
Взгляд Святослава обещал мне персональный ад в квадратных метрах храма. Пришлось молча протянуть кошелёк. Он выудил несколько пятитысячных, швырнул их на прилавок. Старушка вздрогнула, будто купюры были пропитаны святой водой.
– Это за свечи, – процедил он, – а сдачу оставьте себе. Для храма. – Его голос неожиданно смягчился, как будто он разговаривал с раненой птицей.
Я поймал себя на мысли, что этот подпольный боец ведёт переговоры с бабушкой ласковее, чем со мной. Может, в детдоме учили: бей посильнее, но благодари – с улыбкой?
Все мысли о том, как старушка будет считать эти деньги до конца месяца, а я заработаю их за полчаса, я благоразумно оставил при себе. Святослав и так выглядел готовым оторвать мне голову – вряд ли ему понравится лекция о том, что религия стала франшизой с фиксированной ценой на спасение души.
– Знаешь, Свят, – не удержался я, пока мы шли к очередной иконе (название её я благополучно проигнорировал, как и все эти венчальные/номерные нюансы), – если бы я решил инвестировать в храм, сделал бы вход бесплатным. Чтобы вера не пахла кассовым аппаратом.
Он остановился так резко, что я едва не врезался в его спину.
– Ты вообще молчать умеешь? – прошипел он, глядя на меня так, будто я предложил заменить иконы на рекламные баннеры.
– Молчать – не моя специализация, – усмехнулся я, разглядывая роспись на потолке. – Но если хочешь, могу рассказать, как монетизировать эти фрески. В стиле “пожертвуйте на реставрацию – и ваше имя будет гореть в вечности рядом с апостолами”.
Святослав сжал кулаки. Ещё секунда – и он либо разобьёт мне нос, либо начнёт молиться за моё искупление, – мелькнуло в голове. Но вместо этого он просто толкнул меня к иконе:
– Зажги свечу. И помолчи. Хотя бы минуту.
***
Святослав выволок меня из храма, как котёнка за шкирку. Причина? Пустяк. Я уронил свечу на деревянный пол.
– Ну и пусть горит, – бросил я, наблюдая, как огонёк жадно лизнул половицу. – Один хрен здесь только деньги вымогают.
Его реакция была предсказуема. Сначала – железная хватка за плечо, потом – рывок, от которого шея едва не хрустнула.
– Уходи, Серафим, – прошипел он на улице, сжимая кулаки так, что костяшки побелели. “Интересно, – подумал я, – если бы не мой статус работодателя, он бы сейчас молился за мою душу или просто свернул шею?”
– Запомни, Святослав, – медленно произнёс я, поправляя помятый воротник, – я знаю о тебе всё. Детский дом №13, куда ты перечисляешь жалкие гроши. Бабушку с дедушкой, которые до сих пор хранят твою крещёную рубашку. Даже то, как ты покупаешь венчальные свечи, чтобы… – я сделал паузу, – искупить что-то.
Его лицо исказилось. Не страх – ярость. Но я продолжил, смакуя каждое слово:
– Мне достаточно одного звонка, чтобы твой детдом стал автосервисом. Или торговым центром. Или чем угодно, что приносит реальные деньги.
Святослав молчал. Только шрам на его скуле задёргался – словно напоминание о том, что даже самые религиозные люди могут сломаться.
Лицо Святослава багровело, как плохая икона под дождём. Вены на лбу вздулись, словно верёвки, которыми он, вероятно, мечтал меня задушить. Руки тряслись – не от страха, от ярости. Не ожидал? А надо было.
– Сволочь! – прохрипел он, и в его голосе звучало больше боли, чем угрозы. – Ты за это ответишь! Не передо мной! Перед Господом Богом, тварь!
– О, как символично, – усмехнулся я, поправляя манжеты рубашки. – Угрожать мне адом? Милейший, я и так живу в нём. Только мой ад называется “офис” и пахнет кофе за пятьсот долларов.
Он сорвался – шагнул вперёд, сжав кулаки. Но я уже развернулся и пошёл к выходу, ощущая спиной его взгляд, горячий, как та свеча, что чуть не спалила храм.
– Ты меня услышал, – бросил я через плечо, не оглядываясь. – И запомни: Бог, в которого ты веришь, не ответит на твои молитвы так быстро, как я разрушу твоё прошлое.
Шаг. Второй. Третий. Ни звука сзади. Только эхо собственных слов, отражающихся от каменных стен. Победа? Нет. Просто бизнес. А в бизнесе, Свят, побеждает тот, кто не боится спалить мосты. Особенно если они ведут в детдом.
***
Возможно, не стоило давить на Святослава так жестоко?
Этот вопрос всплывает в голове, как вирусный баннер в браузере – навязчиво, противно, но невозможно игнорировать. Началось всё с того момента, как я услышал про церковь. Иронично, не так ли? Место, которое отец называл “театром для стада”, вдруг стало ареной моей маленькой войны.
Отец презирал храмы. Не просто не ходил – плевался, заставляя меня читать Ницше вместо молитв. “Вера в себя, Серафим, – говорил он, – вот твой Бог. А эти свечки и иконы – для слабаков, которые боятся взять ответственность”. И я поверил. В бизнес, в алгоритмы, в холодную логику цифр. А Святослав… Он верит в Бога. Как динозавр, выживший в эпоху нейросетей.
“Нужно было просто пригрозить ему детдомом, – думаю я, – а не тыкать в лицо его слабостью”. Но нет. Я, как всегда, пошёл по самому грязному сценарию: “Сожгу вашу лавочку. Куплю. Перестрою. Ваш Бог – мой арендатор”.
Свят… Его взгляд, полный такой ярости, что казалось, он вот-вот разобьёт мою физиономию о каменные плиты храма. Но не разбил. Потому что я – его работодатель. Потому что я – его слабое место.
“Раз уж встал на эту тропу, – продолжаю я мысленно, – то одной жертвой больше, одной меньше…
Ложь.
Даже в мыслях звучит фальшиво. Я убийца. Кровь, однажды попавшая на руки… Она липкая. Которую нельзя отмыть.
Сначала вразумить. Узнать проблему. Решить её.
Смешно.
Он не проблема. Он – зеркало. В нём я вижу то, что отец пытался во мне убить: страх, совесть, веру в… что-то.
***
Я уже потянулся к дверце машины, как телефон в кармане завибрировал. Незнакомый номер. Интересно, это Святослав с новым псевдонимом или очередной “партнёр” по вымогательству?
– Серафим Станиславович? – Голос в трубке звучал как автоответчик из налоговой: сухо, официально, с лёгким надрывом.
– Слушаю, милейший. – Я мысленно закатил глаза. Ненавижу эти игры в “угадай, кто звонит”.
– Анастасия Фёдоровна Белякова и Геннадий Максимович Татаринов скончались полчаса назад. Вам нужно приехать…
***
До момента, когда Святослав и Серафим пришли в церковь.
Телефон в кармане брюк завибрировал, как таймер бомбы. Нет, милейший гаджет, сейчас не время. Но пальцы уже нажали на кнопку.
1 новое сообщение.
Неизвестный номер.
Разблокировал. Экран высветил текст:
“Геннадий Максимович и Анастасия Федоровна будут жестоко убиты через три часа”.
Вот так. Без эмодзи, без ошибок. Профессионально.
– Найду урода, – процедил я, сжимая телефон. – И убью. Как собаку.
***
Тяжело описать, что было дальше.
В больнице подтвердили: Геннадий Максимович, мой “любимый” дядя, и Анастасия Федоровна, няня, мертвы. Как в дешёвом триллере. Няню закололи ножом на работе – аккуратно, без свидетелей. Дядя… Не проснулся. Снотворное, смешанное с алкоголем. Его любимый коктейль – теперь яд.
Совпадения?
Сообщение за три часа до смерти. Святослав, который сегодня орал про “ответ перед Богом”. Два трупа, связанных с моим детством. Кто-то роет под меня тоннель, а я даже не знаю, с какой стороны копать.
Я поймал себя на том, что грызу ногти. Чёрт, это же детская привычка! Рука сама потянулась к блокноту – старому, с потрёпанной обложкой. Начал выписывать факты, как учат в бизнес-школах:
1. Киллер(ы): Один? Группа? Профессионал – сообщение без эмоций, убийства чистые.
2. Мотив: Дядя и няня. Что их связывало со мной? Отец?
3. Святослав: Угрожал мне, знал про Алексу. Но зачем ему убивать их?
4. Отец: Ненавидел их, но… Зачем ему это сейчас?
Сперва – полиция, – подумал я, – а потом…
Потом – война. Потому что если это связано с Алексой или со Святославом, мне мало не покажется.
Глава 5
– Присаживайтесь, милейшая, – процедил я, наблюдая, как двое охранников впихивают Маргариту Павловну на стул. Железный скрип под её весом напомнил мне звук закрывающихся наручников.