У меня дома трубку никто не брал. Жени, во всяком случае, там не было. Но он мог появиться в любую минуту. Потому что я догадывалась – ему велели не спускать с меня глаз.
Ксения, услышав мой голос, не обрадовалась. Она спала – видимо, наверстывала упущенное, ведь при Жанне она вряд ли могла спокойно выспаться. Мой вопрос поставил ее в тупик. Она сказала, что получала свидетельство о смерти Ивана, находясь в невменяемом состоянии. Но с ней была мама, и та может что-то вспомнить.
Та вспомнила. Не вдаваясь в медицинские подробности, которых эта женщина попросту не запомнила, а частью и не поняла, смысл заключения сводился к следующему: Ивана ударили сзади, в левую затылочную часть головы. Прободное ранение, часть осколков попала в мозг.
– Сзади? – уточнила я.
– Да, – мрачно подтвердила та. – Именно поэтому Ксюша до сих пор думает, что никакой девки в машине не было. Кто же сажает проститутку сзади?
Она сказала, что милицию такая подробность, видимо, не смутила. Спросила, что случилось, я ответила, что ничего, и повесила трубку. Рядом, в переходе, маленький мальчик невероятно фальшиво играл на флейте. Мимо плотной толпой шли люди – кто с работы, кто в театр, кто на свидание. Мне было тепло, ноги наконец согрелись. Не хотелось никуда уходить. Я достала сигареты.
Сзади, слева. Тот, кто это сделал, стоял у Ивана за спиной. Когда тот вел машину (поднял телефонную трубку), кто-то (ты же знаешь, кто) поднял руку (заметь, левую, левую) и с силой нанес удар. Была ли та проститутка левшой? Потому что иначе она никак не могла его ударить – да с такой силой, чтобы убить. В тесном салоне машины (в кабинете Елены Викторовны) ей (ему ) просто негде было размахнуться.
Флейта издала противную, ничуть не трогательную ноту. Я затянулась сигаретой, бросила ее под ноги, растоптала. Никогда не замечала, чтобы Женя действовал левой рукой. Однако о том, как его переучивали в детстве, он рассказывал неоднократно. Я всегда писала только правой рукой, как все нормальные люди, и не понимала, в чем тут заключается трудность. Может ли бывший левша неожиданно снова им стать? Так же, как бывший курильщик, – внезапно закурить? Да, наверное. Но для этого должны быть веские причины.
Были они у Жени или нет? Кому пытался звонить Иван? А может, никому и не звонил, а задел трубку, когда падал… Или ее случайно сбросил Женя. Но что-то у них произошло. С глазу на глаз или при свидетелях… Иван хотел сделать что-то, что могло помешать планам Жени. И Женя этому помешал…
Я вспомнила, как он сервировал стол для нашей несостоявшейся помолвки. Ножи – слева, вилки – справа. Он задумался, не контролировал себя и внезапно начал действовать, как будто был левшой. Елена Викторовна утверждала, что документы он подписывал тоже левой рукой. Тоже, конечно, волновался. Еще бы – решалась его судьба. Запасная жизнь становилась настоящей, и в дело была пущена «запасная» рука.
Я снова достала телефонную карточку. Единиц оставалось немного, но если Елена Викторовна вернулась, я успею хотя бы услышать ее голос.
Никто не отвечал. Все по-прежнему. Я снова позвонила в студию и попросила позвать Евгения Зотова. Немного удивились, но все-таки позвали. На карточке оставалось четыре единицы. Когда ответил Женя, они превратились в три.
– Это Надя.
– Понял, – коротко ответил он. – Что случилось?
– Ничего. Ты приедешь домой?
Пауза. Осталось две единицы.
– Приеду, – сказал Женя. – А разве ты меня ждешь?
– Я хочу тебе кое-что сказать.
– Могу даже догадаться что, – вымученно засмеялся он. Осталась одна единица, и тогда я сказала, что согласна выйти за него замуж. Он разом оборвал смех, произнес нечто нечленораздельное, с вопросительным оттенком. Попросил повторить. Я послушно повторила:
– Если хочешь, мы поженимся.
– Надя…
Единица превратилась в ноль. Кредит был исчерпан. Я повесила трубку и ушла, оставив карточку в прорези автомата.
ГЛАВА 19
Торт, который принес на помолвку Роман, уже не был таким свежим, как вчера. Но мы все-таки съели почти половину. Торт-безе – или это было удивительное совпадение, или Роман знал даже о таких подробностях моего вкуса. На столе стояло все, к чему не притронулись вчера гости – ветчина, оливки, сыр, шампанское «Асти». Это напоминало те пирушки, которые мы всегда устраивали после ухода гостей, доедая то, что осталось. На этот раз осталось все.
Женя, конечно, был ошеломлен. Обращался со мной излишне осторожно и предупредительно – будто не знал, что я могу выкинуть в следующую минуту. И только спросил – не пошутила ли я?
– Нет, я в самом деле согласна, – ответила я.
– Но еще вчера ты…
– Вчера было вчера, – просто объяснила я.
Это его не убедило и не успокоило. Я видела – Женя сидит будто на иголках и явно не понимает, что произошло. Но он ничуть не возражал против того, чтобы мы поженились. Мне было очень тревожно. Если бы он в самом деле меня любил, то не согласился бы так легко. После всего, что устроила я, и он сам… Нет, эта женитьба – просто способ заткнуть мне рот. По крайней мере на время. Пока я не успокоюсь и не перестану интересоваться Иваном. А там… Кто знает, что меня ждет дальше?
А пока он меня пугал – ведь я невольно наблюдала за движениями его рук. И часто, слишком часто замечала, что у него проявляется естественный порыв – что-то взять левой рукой. Правда, большей частью Женя успевал спохватиться. Но мне было ясно – ему приходится себя контролировать.
– Что с тобой происходит? – не выдержала я наконец. – Почему ты не можешь выбрать?
– Выбрать? – Женя как раз переодевался и за-стыл, не успев расстегнуть до конца рубашку. Его левая рука так и застыла, вцепившись в пуговицу. Он резко ее опустил.
– Выбрать, какой рукой действовать.
Женя занервничал и сказал, что это в конце концов, никакого значения не имеет. Я согласилась, но заметила:
– Однако раньше ты не колебался. Тебя же переучили, ты мне сам рассказывал! Почему ты вдруг опять начал все хватать левой? И даже писать левой!
Он пожал плечами:
– Да откуда я знаю! Ты слишком часто об этом говоришь!
Я оставила эту тему, тем более что видела – сегодня его лучше не доставать. Женя был угрюм, замкнут и задавал куда меньше вопросов, чем я ожидала. А спросить он мог о многом. Например, где я была весь день? Он пришел домой первым – из перехода метро я вернулась к дому Елены Викторовны и попыталась все-таки ее дождаться. Но в студии, видно, говорили правду – она куда-то уехала. Окна ее квартиры не светились, машины нигде не было видно.
Он мог спросить также о причине, в связи с которой я вдруг переменила свое решение. Упрекнуть меня за вчерашнюю безобразную сцену. Даже я сама, когда вспоминала о вчерашнем, испытывала острое чувство стыда. Конечно, Роман заслуживал и не такого. Но в чем провинились мои родители? Я испортила им не только один вечер, думаю, они всерьез задумались о том, как я буду жить дальше с таким взрывным и неуживчивым характером. Но мама Жени никак не заслуживала такой помолвки… А Шурочка… Думаю, тут я достигла обратного эффекта и доставила ей несказанное удовольствие. Так что гордиться было нечем.
Женя опять улегся на раскладушке. Я в одиночестве легла на диване и погасила свет. В темноте было слышно, как Женя ворочается и сдавленно вздыхает. Наконец я не выдержала и тихо спросила:
– Ты не спишь?
– Нет, – ответил он после короткой паузы.
– Не хочешь ничего мне сказать?
– А что именно? – скучающим тоном произнес он. – Завтра нужно сходить в ЗАГС и подать заявление. Кстати, завтра ты уже пойдешь на работу? Как ты себя чувствуешь?
Обычный супружеский разговор.
– Я думала, ты скажешь что-нибудь другое, – произнесла я.
– Ну так не думай, а спроси, – посоветовал он.
– Елена Викторовна уехала?
– Ага, – легко ответил Женя. – К своему сынку, в отпуск. Парень учится в Англии, ты только подумай. Кому-то все достается само собой.
– Она точно уехала?
Раскладушка заскрипела, потом раздался легкий, знакомый звон – опять отцепилась одна из пружин. Женя чертыхнулся и спросил, почему я никак не могу выбросить из головы эту стерву, Елену?
– Скажи, ты взял трубку, когда она звонила? Тогда, ночью?
– Ну взял, – раздраженно бросил он. Женя, конечно, понял, о какой именно ночи я говорю. – Взял, чего тебе еще?
– И что она тебе сказала?
– А что она могла мне сказать, как ты считаешь? Удивилась, услышав мой голос, и бросила трубку. Вот и все.
– Вы ей перезванивали?
Раскладушка буквально завизжала. Я различила в темноте белую тень – Женя сел.
– Лично я никому не перезванивал, – ответил он.
– Ну, значит, звонил Роман. Думаю, это он и вынудил ее уехать.
Белая тень сидела неподвижно. Я смотрела на нее, и мне вдруг показалось, что там сидит вовсе не Женя. Ощущение было пугающим, и даже когда он заговорил, звук его голоса показался незнакомым.
– Вынудил уехать? Какая чушь! Она сама кого хочешь вынудит… Кстати, ты, вероятно, не знаешь… – В голосе прозвучала странная, ироничная нотка. – У Романа есть дочка.
– Ну и что?
– А то, что ее сын и его дочь друг к другу неравнодушны. Пока, во всяком случае.
Он, по-моему, улыбался – голос зазвучал иначе.
– Поэтому Роман и Елена никак не могут поругаться окончательно, – сказал он, продолжая улыбаться. – И не тебе их ссорить, Надя. И не мне. Они сами друг с другом разберутся. Они бог знает сколько занимаются общим делом. Конечно, накопились счеты друг к другу… Но когда что-то случается, они предпочитают утопить чужака, чем друг друга.
Я тоже села:
– Намекаешь на меня, да? Елена решила забыть о пятнах на ковре?
Белая тень встала и выпрямилась. Вспыхнул огонек зажигалки, в темноте засветился кончик пылающей сигареты.
– Ну если и были какие-то пятна, то ведь именно в ее кабинете. Ей пришлось бы слишком многое объяснять.
– Так ты признаешь, что они там были? – воскликнула я.