И это лишало меня даже слабой надежды на невиновность Жени. Иван был еще жив, а они уже вычисляли, кто сможет свидетельствовать против них. Юля не побоялась произнести слова «преднамеренное убийство», потому что ее это никак не касалось. А я… Я даже про себя пыталась избежать этих слов.
В семь я, так и не сомкнув глаз, встала и спустилась вниз. Все выглядело так, как я и предполагала. Парни без задних ног спали кто где придется. Я с трудом отыскала среди этих неподвижных тел бесчувственного Артура и долго трясла его за плечо. Наконец он подал голос, проворчал, что уже давно не спит, и попросил чаю. Мы выехали из поселка только в начале девятого. В результате на работу я, конечно, опоздала.
Но жалеть об этом не пришлось. Где-то на окраине Москвы Артур остановил машину, чтобы купить в киоске пива. Пиво было ему просто необходимо – опустошив банку, он заметно посвежел и наконец смог говорить. До этого у меня было такое ощущение, что его рот забит ватой.
– Где же ты работаешь? – спросил он, очумело поглядывая на часы.
– На радио. – Я сказала название радиостанции. Артур одобрительно кивнул, и я впервые почувствовала некий интерес к своей персоне.
– Неплохая станция, – признался он. – Но ты ведь не ди-джей, нет?
Я скромно ответила, что собираюсь им стать. Артур присвистнул:
– Вперед, сестрица! Когда на самом деле станешь, не забывай старых друзей. Кстати, ты слышала, что мы играли? На концерте была?
Я ответила, что последний раз я была на недавнем концерте «Мановар» и жутко расстроилась: так здорово было то, что происходило на сцене, и кошмар, что творилось в зале. Артур тоже там побывал и согласился, что эта группа заслуживает лучшей публики и выстоять в первых рядах танцевального партера может либо обкурившийся до агонии наркоман, либо дипломированный боксер. После чего вставил в магнитолу какую-то кассету и предложил послушать.
Это и был первый и единственный альбом, записанный группой Ивана. Я не считаю себя таким уж специалистом, но все же могу сказать, что их неуспех был вполне закономерен. Акцент на тексты, а не на музыку, что погубило не одну группу. К тому же тексты – остро социальные, на грани рифмованной пропаганды. Но одна песня мне запомнилась:
Мой дед уцелел на большой войне,
А теперь оказался в чужой стране,
Он говорил, что знал, зачем жил,
А по-моему, давно забыл!
Мать когда-то дала мне кровь:
Важнее денег, ясно, любовь,
Говорит, что ради меня живет,
А по-моему, мама просто мне врет!
Меня
Отмазали от Чечни,
Живу под крылышком у родни,
Сыт, одет и хожу в кино,
По-моему, это все г…но!
Что-то в этом духе.
Когда кассета закончилась, я из вежливости сказала Артуру, что с удовольствием пошла бы на их концерт. Он невесело улыбнулся:
– Будешь ходить на концерты своего Жени.
Я промолчала.
На работе мне даже выговора не сделали – все были с тяжелого похмелья, и я незаметно проскользнула за свой стол. Начальство меня заметило только после полудня. К этому времени я уже успела выяснить, что Толя подал заявление об уходе – по собственному желанию. Услышала разговор двух сотрудниц, краем уха. А потом в коридоре, отправляясь на лестницу покурить, встретила его самого.
– Какими судьбами? – сонным голосом спросил Толя.
Я объяснила.
– А я вот, наверное, делаю глупость, – пожаловался он. – Но не могу я тут больше сидеть. Понимаешь, на том радио мне сразу дают весь музыкальный отдел.
Оказалось, что он собирается уходить на только что созданную радиостанцию. Зарплата пока маленькая, зато есть перспективы роста. Толя дружески похлопал меня по плечу и сказал, чтобы я выжала из своей новой работы все, что смогу.
– А когда выжмешь, переходи к нам, – заявил он. Тон у него уже был начальственный. Я поблагодарила и собиралась попрощаться, когда он спросил, как дела у моего знакомого, который создал группу.
– Я с ним больше не вижусь, – ответила я.
– Ну и зря, – заметил Толя, продолжая нервно позевывать. Еще ни разу я не видела его абсолютно выспавшимся. – Кто знает, как все сложится? Вдруг он добьется успеха? Кстати, ты не узнала, кто занимается его раскруткой?
И тогда я назвала адрес, где проходило прослушивание. Толя перестал зевать и внимательно выслушал меня. Я сообщила только самые общие сведения: адрес, этаж, где располагалась студия, да припомнила внешность людей, которых там встретила. Он оживился:
– Говоришь, там был маленький блондин, в очках, полный? Говорит как-то странно, шепелявит?
Я подтвердила. Он пришел в возбуждение и как-то странно на меня взглянул. А потом вдруг заулыбался:
– Слушай, твой друг… Он, часом, не голубой?
Я онемела. А он, веселясь, продолжал:
– Да я нормально к ним отношусь, милые ребята, без предрассудков. Если этот продюсер такого цвета, ничего дурного тут нет, конечно.
У меня едва хватило сил, чтобы открыть рот и пролепетать что-то невразумительное. Толя попросил у меня зажигалку, закурил и, попрощавшись, побежал вниз, перепрыгивая ступеньки. А я, постояв на площадке еще минуту, вернулась в свой кабинет. Черт знает что творилось у меня на душе. Я ведь, кажется, уже дала себе слово не принимать близко к сердцу подвиги своего бывшего жениха. Но что толку давать слово, если у тебя нет сил его держать. И все время, которое я провела за компьютером, разбираясь в «наследстве» ушедшей в декрет сотрудницы, я вспоминала один эпизод. Мне он казался смешным. Но это было тогда.
В конце августа я зашла к Жене в магазин. В это время наступает оживление в торговле. А летом, как правило, в магазине бывает намного меньше покупателей, чем всегда.
Женя скучал у себя за прилавком, перелистывая какой-то потрепанный журнал. Я подошла, он поцеловал меня в щеку и сообщил, что с утра продал всего два диска. И те – постоянным клиентам. Мы Поболтали немного, обсудили страшную жару, и я уже собралась было сбегать на улицу, купить нам по банке газированной воды, когда к прилавку подошел покупатель. Чтобы не мешать Жене работать, я слегка отодвинулась. Но не ушла – мы еще не обсудили, что будем пить.
Покупатель был похож на солидного отца семейства. Брюшко, обтянутое свежей белой рубашкой, хорошие брюки, сотовый телефон в нагрудном кармане, красноватое от загара лицо. Свежий запах одеколона. Женя с улыбкой обратился к нему и предложил помочь. Тот попросил показать диски какой-то старой группы – уж не помню, какой именно. Я запомнила другое – его взгляд, когда Женя отвернулся и присел на корточки, чтобы отыскать нужное на нижних полках. От затылка он перевел взгляд, какой-то странный, оценивающий, на его бедра, спину, обнаженные руки. Женя по случаю страшной жары надел майку без рукавов. Когда на прилавок были выложены все требуемые диски, мужчина с улыбкой завел разговор об этой группе. Ну, наконец, вспомнила! Он просил «Смоки».
Я отошла к прилавку с журналами – там были новые поступления. Время от времени я оборачивалась и видела, что мужчина все еще стоит у прилавка. Разговор был довольно оживленный, но Жене он удовольствия не доставлял: «Смоки» никогда не были в числе его фаворитов. Наконец их беседа завершилась – Женя покачал головой и застыл над прилавком, вызывающе опершись о стекло руками. Я видела на его лице выражение беспощадного упрямства. И еще насмешку – очень явную. Мужчина заколебался – я видела это по его спине – она как-то странно изогнулась. Потом он открыл кошелек, достал деньги. Женя подчеркнуто резко выбил ему чек, записал покупку в журнал и придвинул ему купленный диск. Мужчина спрятал его в багетку и, не прощаясь, ушел.
– Какая мерзость, – без выражения произнес Женя, когда я подошла к прилавку.
Я спросила, что произошло. Он дернул плечом (наплевать!) и ответил, что этот тип только что выяснял, не согласится ли Женя провести с ним вечер в одном ночном клубе? Дескать, он не против помочь молодому симпатичному парню. И эта помощь (материальная, по словам этого типа) намного превзойдет все самые смелые ожидания. Женя снова брезгливо дернул плечом. Да, это его здорово разозлило.
Я подумала: не на пути ли я к разгадке? Хотя многое остается неясным.
Пока что выяснилось одно: я ежедневно обязана являться на работу ровно в девять утра. Выход-рой день у меня был один – воскресенье, как у всех добрых людей. Я поняла, что как ни старайся, а завтра мне вряд ли удастся прийти на похороны Ивана. Я знала, что церемония обычно совершается утром, а с работы меня не отпустят – даже по такой уважительной причине. Наверное, нужно было позвонить Ксении. Наверное… Но я не сделала этого. Прежде всего потому, что очень хорошо помнила ее просьбу – вспомнить то, из-за чего нам с ней угрожали. Я вспомнила. Вернее, поняла. Но что я могла ей сказать? Что мой бывший жених заодно с убийцами ее мужа? Что ее подруга встречалась с Иваном, и далеко не затем, чтобы обсудить последние музыкальные новости?! Я решила, что горя у нее и без этого достаточно. И если в тот рабочий день я снимала телефонную трубку, то исключительно для того, чтобы ответить на деловой звонок.
А в шесть, когда мне разрешалось уходить, я отправилась по уже знакомому адресу – в ту самую студию, где проходило прослушивание. Другого способа встретиться с Женей я просто не знала. А встреча была необходима. После всего случившегося я решила, что терять мне уже нечего. И хотела хотя бы знать. Точно знать – виновен он или нет. Чтобы уж окончательно поставить на нем крест.
На этот раз здание показалось мне более населенным. На лестнице встречались люди, преимущественно молодежь. По обрывкам разговоров я поняла, что это студенты. Они обсуждали какую-то консультацию перед экзаменом. Да и все заведение стало наконец похоже на то, чем оно и являлось, – на институт. Однако на четвертом этаже по-прежнему было малолюдно. А когда я попыталась открыть дверь с номером 411, мне не удалось повернуть ручку. Комната была заперта. Я сделала еще несколько попыток, потом стала стучаться. Мне никто не ответил. Т