воего гостя (или гостей) от кого угодно. Так же он поступит и на этот раз. Он даже не впустит меня в квартиру.
Я подняла руку и приготовилась нажать на кнопку звонка. Сейчас я их спугну. Они слушают музыку, значит, чувствуют себя неплохо. Женя и кто-то там еще торжествуют, что так ловко отшили меня и Елену Викторовну. Я была почти уверена, что там прячется не Роман. Маленький полный блондин. Скорее высокая стройная блондинка.
Мне вдруг стало смешно. Я вела себя как обычная ревнивая жена, которая выследила свое горе и теперь приготовилась застукать его на месте преступления. Рука опустилась сама собой. Нет, конечно, это бессмысленно. Мне даже порог переступить не дозволят. Все игры окончены. Ведь сегодня (уже вчера) утром, в лесу, Женя был откровенен. Я довела его до истерики, он многое мне рассказал. Правду или нет? Я все-таки не могла представить его в роли убийцы. Так что, вернее всего, он говорил правду. Его отослали со студии для разговора с Митей. Теперь мне казалось, что разговор этот был не так уж важен. Возможно, его просто хотели убрать подальше. Когда Женя вернулся, все было уже кончено. Возможно, это было для него потрясением. А если верить его рассказу, получается, что он так ничего и не узнал. Просидел на студии до часу. Потом был какой-то звонок (чей? откуда?), и Женя поехал сюда. Его отвез продюсер.
Это то, что он рассказал мне. А потом стал врать – в присутствии Елены Викторовны отказался от всего. Что тут сыграло роль? Что я явилась не одна? Или то, что ему намылили шею за вчерашнюю откровенность? Или… то, что в соседней комнате кто-то был и подслушивал?
Я снова приложила ухо к двери. Теперь не было слышно даже музыки. Может быть, там легли спать? Время позднее. А вот мне спать вовсе не хотелось. Я стояла, прислушивалась, и с каждой минутой мне все сложнее было заставить себя нажать на кнопку звонка. Дурацкая ситуация! Причем я добровольно в нее попала. Что же теперь делать? Расположиться на ночлег в подъезде, за компанию с крысами? Дождаться рассвета и идти голосовать на шоссе? Или сделать это прямо сейчас? Я взглянула на часы. Ну да, в половине третьего ночи! Мне гарантированы неприятные приключения.
Я спустилась на один пролет и выглянула в окно на лестничной площадке. Оно выходило в другой двор. Внизу горел фонарь, и я рассмотрела детскую площадку, более похожую на обломки авиакатастрофы, несколько старых деревьев, мусорные контейнеры. Все это припорошил снег. Снегопад начался, пока я стояла и подслушивала у дверей. Ветер неожиданно утих, и снег падал почти отвесно.
Где-то внизу, во дворе, глухо хлопнула дверь. Я подалась вперед, пытаясь разглядеть, откуда этот звук. И увидела – уже запорошенный свежим снегом двор неторопливо пересекал мужчина с двумя мусорными ведрами. Он остановился у контейнеров, выбросил мусор и тщательно выколотил оба ведра. А затем так же неторопливо двинулся обратно. И скрылся где-то под стеной дома. И тут я поняла – в этом доме у квартир существовали черные ходы!
Это было так просто, отчего же я прежде об этом не подумала? Я прикинула про себя, какой вход ближе к комнате, где обитает Женя, – черный или парадный? Получалось, что черный. И кроме того, та дверь наверняка выходит на кухню – так было во всех старых квартирах, где я побывала. Если все окна по фасаду темны, то все равно где-то должен гореть свет. На кухне, например. Там, где сейчас наверняка сидит Женя со своим гостем.
Я быстро сбежала по лестнице, пересекла двор-колодец и долго искала обходной путь, чтобы попасть на другую сторону дома. В конце концов нашла – это оказалось весьма непросто, пришлось обогнуть два соседних здания. Остановившись в тени деревьев, подальше от света фонаря, я сориентировалась. Свет горел только на пятом и на третьем этаже. На третьем светились сразу два окна, но видно было, что за ними одно и то же помещение. Кухня, видно, была огромная.
Черная лестница оказалась очень тесной – сплошь заставлена огромными мешками из грубой оберточной бумаги. Я заглянула в некоторые из них: ничего интересного – дранка, куски штукатурки, обломки паркета. Кто-то делал ремонт, а за вывоз мусора платить не желал. Я поднималась, шарахаясь от этих грязных мешков и от обросших грязью перил, и думала: стоит кинуть спичку, и дом выгорит от подвала до чердака. Наконец я подобралась к площадке третьего этажа. Облупленная, выкрашенная красноватой краской дверь была настолько грязной, что я побрезговала приложить к ней ухо. Но тем не менее услышала голоса.
– Так по-твоему, обе врут? – громко спросила женщина.
Визгливый голос показался мне знакомым. Я боялась нагнуться поближе к двери – вокруг стояли мешки, и если я свалю хотя бы один… Рука, которой я для равновесия опиралась о стену, затекла и дрожала от напряжения. А может, от волнения.
Д услышала Женю, он говорил очень быстро, невнятно. Мне показалось, заикаясь.
Женщина его перебила:
– Да зачем ей врать?
– Она просто меня ревнует! – уверенно ответил Женя.
Я прикусила нижнюю губу. Вот же гад! И с кем это он беседует? Голос был молодой – злой и уверенный. Может быть, постучаться? Не убьют же они меня, в самом деле!
– Надя ревнует, а эта вторая что, тоже?! – язвительно поинтересовалась гостья.
И тут я узнала голос. Это Юля. У меня дыхание перехватило, когда я это поняла. Хотя ничего удивительного тут не было, ведь она выкрала у меня адрес и телефон Жени. Могла созвониться с ним, договориться о встрече. А могла явиться и без предупреждения. Только вот зачем? Зачем?! Пока их разговор не казался мне интимным. И тем более не ощущалось, что собеседники испытывают друг к, другу симпатию. Особенно Юля – она рвала и метала, судя по яростной интонации:
– Да я же все слышала через стену! Ты им лапшу на уши вешал, и ревность тут вообще ни при чём! Они говорили только об Иване!
– Ты, значит, подслушивала, – сказал Женя, а потом произнес что-то неразборчивое. Юля с вызовом подтвердила:
– Ага, нехорошо себя вела! Использовала стеклянную банку, там их полно! Я приложила ее к стене напротив того места, где стоял ты, и очень хорошо тебя слышала! Как у тебя язык повернулся соврать, что Ивана в студии не было?!
– Да брось, Юль, – с раздражением ответил Женя. – Ты знаешь об этом не больше других.
– Как это не знаю?! Да он мне звонил оттуда!
– Откуда тебе знать, оттуда или нет? Наступила тишина. А потом я услышала ни с чем не сравнимый грохот бьющейся посуды. Громкий жестяной удар – наверное, Юля швырнула об пол миску. А затем нечто врезалось прямо в дверь, за которой я стояла, и у меня было такое чувство, что попали в меня. Я даже пригнулась и отпрянула, но, к счастью, не упала. Впрочем, за этим гроxoтом мое падение на мешки прошло бы незамеченным.
– Прекрати, сука! – крикнул Женя. Я слышала громкую ругань и звуки борьбы. Потом вскрикнула Юля, голос раздавался теперь совсем рядом с дверью, шел снизу – наверное, он в драке повалил ее на пол.
– Ты меня не одурачишь! – выкрикнула она с ненавистью. – Иван звонил мне со студии, и он бы никогда не посадил в машину шлюху, сволочь ты, Женька, потому что на даче его ждала я! Ты понял, я! И я пойду в милицию и все расскажу! Я теперь все поняла: вы его убили! За что? Скажи – за что?!
Раздался громкий шлепок, и ее голос сорвался Дна визг. Потом стало очень тихо. Я стояла под дверью, обмирая от ужаса. Он ее ударил! И давала себе клятву: если он попробует еще на нее напасть, я начну биться в дверь, заору на весь дом, побегу на пятый этаж и буду стучаться в ту квартиру, где еще кто-то не спит. Но стоять тут и слушать, как убирают Юлю, я не буду!
– Ну ты и дура, – рассудительно произнес Женя. – Ты что хочешь доказать? Что он звонил тебе из студии? И чем ты это докажешь, кроме слов?
– Слов достаточно!
– Кому как! – иронично произнес Женя. – Как ты это представляешь себе: кто-то будет возиться с новым следствием, затевать заново всю мороку, что. бы выяснить, как погибло такое ничтожество?
– Что-о? – изумленно протянула Юля. – Кто ничтожество? Да это ты – ничтожество, ноль, дрянь!
– Давай еще! – издевательски предложил Женя. – Приятно послушать!
Юля запнулась, а потом выкрикнула:
– Подстилка!
– Что?!
– Что слышал! Я знаю твой гнусный секрет!
Я думала, они сейчас снова подерутся. Но Юля вдруг осеклась и уже спокойно спросила:
– Кто это?
– Понятия не имею, – также тихо ответил Женя. – Может, эти вернулись? Ну-ка, быстро в комнату!
Послышалась возня и громкий хруст раздавленного стекла – видно, кто-то наступил на осколки чашки. Я ничего не понимала. В первый момент мне показалось, что они каким-то образом услышали мое дыхание за дверью, но теперь сообразила: это чепуха, такого быть не могло. Значит… Кто-то позвонил в парадное! Они это слышали, а до меня звонок долетел в виде слабого эха! Дверь была хоть и старая, но очень массивная.
– Ты что, откроешь? – Юля быстро переходила на шепот, и я все хуже различала слова. Женя что-то ответил, почти беззвучно. Снова зазвенели осколки, кто-то тихо ругнулся, и я перестала что-либо различать. Они ушли из кухни.
Я выпрямилась. Рука, которой я опиралась о стену, так затекла, что потеряла чувствительность. Шея болела. Я взглянула на часы. Мне было трудно представить, что Елена Викторовна где-то проездила целый час и вдруг решила вернуться, посмотреть, что со мной. Конечно, она сейчас думала обо мне. Но скорее всего, лежала в своей постели.
И тут я поняла, что смертельно устала. А замерзла и того пуще – своих ног я уже почти не ощущала. У меня началась очень знакомая головная боль – будто кто-то давит мне на лоб. Кажется, ко мне подбирался грипп. Нужно уходить, что я тут высижу? Но я хотела бы уйти вместе с Юлей. Нельзя оставлять ее тут одну. Одну – против Жени, а возможно, и против того, кто звонил с парадного.
Я зажгла сигарету в надежде хоть немного согреться. Но даже дым показался мне холодным и не доставил никакого удовольствия. Я бросила сигарету на пол и тщательно затоптала. Конечно, ноги замерзли, но не настолько, чтобы устроить ради них персональный пожар.