Я не выдержала и резко растолкала Женю, тряся его за плечо:
– Слушай, я хочу тебя спросить!
Он что-то сердито пробормотал и наконец неохотно откликнулся:
– Ну в чем дело? Мне вставать в семь утра!
– Что вы вынесли в том свертке? Ну, из восьмой квартиры?
– О Господи! – рявкнул он, обнимая подушку и не поднимая головы. – Да это было обычное барахло, Роман хотел отвезти его к себе домой!
– Барахло? Почему тогда с черного хода? Вы что, не знали, сколько там мусора? Почему нельзя было выйти с парадного?
– О мама, – простонал он. – Да случайно так получилось, у него машина стояла с той стороны!
– И Юля не сталкивалась с Романом? Как же так? Когда он пришел, она была в квартире!
Женя пообещал, что даст мне по голове, если я немедленно не замолчу и не дам ему выспаться. Раньше такая угроза прозвучала бы шутливо. Теперь я не могла воспринимать ее с прежней легкостью. И больше к нему уже не приставала.
Глава 16
Утром вопрос о будущей свадьбе не поднимался. Я проснулась от шума воды в ванной – Женя принимал душ. Потом засвистел чайник на кухне, по квартире распространился запах горячий бутербродов. Женя всегда завтракал основательно. Перед уходом, уже одевшись, он заглянул ко мне, но я притворилась спящей. Лежа с закрытыми глазами, я чувствовала, что он смотрит на меня. Кажется, Женя догадывался, что я не сплю, но ничего не сказал. За ним захлопнулась входная дверь, и я проспала еще несколько часов.
Очень трудно было заставить себя встать. Щеки горели, голова была мутная. Я с обидой подумала, что Женя даже не догадался, что мне нездровится. Раньше было по-другому. Конечно, я могла сколько угодно упрекать его в эгоизме, но когда я чем-то болела, он ухаживал за мной, как родная мать. Измерял температуру, бегал в аптеку, по первому требованию приносил в постель горячий чай, таблетки… И даже читал мне вслух, если я просила. Я, надо сказать, ухаживала за ним куда хуже. Наверное, мне просто не верилось, что ему может быть плохо, – он даже при температуре выглядел бодрым и здоровым. Женя очень на меня обижался.
Я умылась, заглянула в холодильник. Отметила, что там появились какие-то продукты. Значит, вчера, заселяясь сюда, он еще успел сходить в магазин. Мое мороженое, конечно, уже отправилось в мусорное ведро. Для меня был оставлен один бутерброд с колбасой и уже застывшим расплавленным сыром, заботливо прикрытый бумажной салфеточкой. Я его съела, не ощутив никакого вкуса. И никакой благодарности.
– На кухонном столе аккуратной стопкой лежали письма, которые я читала… Когда же? Уже позавчера. Письма радиослушателей. Думаю, за завтраком Женя просмотрел их и позабавился. «Ну вот и наступил двадцать первый век…»
«Ну вот и наступила прежняя нормальная жизнь», – могла сказать я. По крайней мере, по видимости нормальная. Как всегда, Женя спозаранку ушел на работу. Правда, на другую, но какая разница! Я осталась дома. Могу заняться чем угодно: послушать музыку, включить радио, попробовать помыть посуду. Все как прежде, даже работы у меня больше нет. Если меня не уволят с радио после такого-то финта, это будет чудо. Я вяло подумала, что надо бы туда позвонить. Объяснить, что я в самом деле заболела. Может, у них найдется желающий отвезти мне письма на дом? Тогда я могла бы читать их, лежа в постели.
Но звонить никуда не хотелось. Моя новая работа мне разонравилась. Все, чего добиваешься слишком долго, быстро теряет свою ценность. Этот вывод я сделала сегодня ночью, выслушав предложение руки и сердца. Оно не доставило мне никакой радости. Я была почти уверена, что сегодня отвечу «нет». В крайнем случае предложу Жене жить по-прежнему – не оформляя отношений.
Ближе к полудню он позвонил. Женя беспокоился обо мне, спрашивал, как я себя чувствую.
– Так ты все-таки заметил, что я больна?
– Конечно, – ответил он. – Это что, серьезно?
Я ответила, что чувствую себя неважно, но ничего страшного нет. Таблетки в аптечке еще имеются, как-нибудь перебьюсь.
– Я постараюсь вернуться пораньше, – заявил Женя. – Как только освобожусь. – И намного тише добавил:
– Знаешь, Елены сегодня нет. Кажется, она перетрусила…
В его голосе зазвучало, плохо скрываемое торжество. Я не выдержала:
– Слушай, это ведь ты взял трубку, когда Роман за мной погнался?
– Трубку?
– Ну да! Когда вы отперли дверь, как раз звонил телефон.
– Что-то не припомню, – безмятежно ответил он. – Ну ладно, я вообще не хочу об этом вспоминать! Задала ты нам жару в ту ночь! Кстати… Тот мужик с пятого этажа… – Он сделал паузу и с насмешкой спросил:
– Он к тебе не приставал?
Я засмеялась:
– Нет. Он только меня спрятал. Кстати, он уверен, что вы хотели меня убить.
Женя тоже засмеялся, как будто это была бог весть какая смешная шутка. Сказал, что целует меня, попросил лежать в постели и положил трубку.
Потом звонила мама. Она не очень удивилась, застав меня дома. Говорила так, будто ничего необычного тут не было. Вскользь упомянула о том, что собирается навестить нас. Я даже подумала, что Женя намекнул ей на серьезность своих намерений, рассказал о том, что хочет на мне жениться. И спросила ее об этом.
Мама очень обрадовалась;
– Ну, тогда давай начистоту! Я никогда не имела ничего против Жени! Мне только не нравилось, что вы запустили свои отношения… Если уж люди живут вместе два года, пора подумать о свадьбе.
– А может, пора разойтись? – спросила я.
Мама сказала, что цинизм мне не идет. И что во всяком случае после ЗАГСа мы станем серьезнее относиться друг к другу. И даже открыла мне «страшную» тайну – оказывается, они с моим отцом тоже прожили какое-то время не регистрируясь.
– Тогда на это смотрели иначе, чем теперь, – сказала мама. – И я очень страдала. Конечно, я и за тебя переживала. И очень рада, что у вас все уладилось. Ты молодец!
Я была поражена; когда мама призналась, что мой уход из дома она восприняла как попытку сдвинуть наши отношения с мертвой точки.
– Иногда мужчине полезно дать понять, что он не единственный на свете, – заметила она. Папы, конечно, дома не было, она бы при нем так не говорила. – Женя забеспокоился, и вот пожалуйста – сделал предложение. Мы приедем вечером, не возражаешь?
Я попыталась отговориться, сказала, что больна, и этим окончательно убедила ее, что нужно приехать. Кладя трубку, я в ужасе подумала, что мне придется-таки сделать выбор. Причем при родителях… Что же я скажу? Неужели нужно согласиться?
Я думала, что у меня еще будет время, чтобы спокойно подумать. Несколько часов, по крайней мере. Однако вышло иначе.
Когда позвонили в дверь, я лежала в постели и равнодушно слушала собственную радиостанцию. Новости политики, спорт, погоду… Сперва я решила, что это вернулся Женя – ему удалось освободиться пораньше. Но потом сообразила, что у него есть собственные ключи. Он знает, что я болею, так что звонить не будет. Это могла быть мама… Но так рано?
Я с трудом встала, закуталась в халат и пошла открывать. Взглянув в глазок, я увидела там… Ксению. Та как раз подняла руку, чтобы позвонить еще раз.
– Как, это ты? – Я открыла дверь и впустила ее. – Вот не ждала…
Она вошла не поздоровавшись и сразу спросила:
– Ты одна? Никого больше нет?
– Одна, а что случилось?
Ксения отмахнулась и, усевшись на табурет в углу, неожиданно заплакала. Я стояла над ней, тупо смотрела и не знала, что теперь делать. Это выглядело как-то театрально, надуманно…
– Это какой-то кошмар! Ужас! – всхлипывала Ксения, вытирая щеки обеими руками. – Ну почему они во всем обвиняют меня!
– Кто, кто? – Я наклонилась и тронула ее за плечо. – Что случилось? Тебе что, опять угрожали?!
Она помотала головой:
– Нет, теперь другое… Тот тип больше не приходил, теперь кое-что похуже!
– Еще хуже?!
Она кивнула и снова принялась всхлипывать. Перемежая слова рыданиями, она пожаловалась, что не знает, к кому обратиться. Все против нее! А чем она виновата? Мне с трудом удалось отвести ее в комнату и усадить на диван. Ксения решительно отказалась от воды и продолжала вытирать слезы. Мне по-прежнему казалось, что она ломает какую-то плохо поставленную комедию.
– Мне от него ничего не нужно! – охрипшим от слез голосом заговорила она. – Никогда я ничего не просила. Не хотел на мне жениться – и не надо. Я и сама не хотела. Не хотел, чтобы у нас было что-то общее, – и не нужно. Я-то думала, он боится алиментов, если мы разведемся, и поэтому на мне не женится. Разве я когда-то его упрекала? Давила на него? Разве я на что-то рассчитывала? Да я сама больше его зарабатывала, я всю семью содержала!
– Господи, так ты об Иване? – догадалась я наконец. – Что произошло?!
– Да все эта стерва Таня воду мутит!
– Таня?
– Его первая жена! – раздраженно бросила Ксения. Слезы у нее уже высохли, и она заговорила более связно и менее театрально.
Оказалось, что Таня, которую все считали кроткой женщиной, страдалицей, бессребреницей, повела себя после похорон по меньшей мере странно. Началось все на поминках – тех самых, на которые я так и не попала. Когда гости собрались на даче, Татьяна сперва вела себя тихо. Сидела с ребенком во главе стола со всеми родственниками, но голоса не подавала. Больше заботилась о сыне: накладывала ему в тарелку куски повкуснее и беспокоилась о том, чтобы рядом с мальчиком никто не курил.
– Он, видите ли, не переносит табачного дыма! – ядовито сказала Ксения. – Ну, я тоже помалкивала в тряпочку. Можешь себе представить, как я выглядела? Вроде бы жена, вроде бы тоже мать его ребенка… Но все как-то не взаправду! И только потому, что эту Танечку сводили в свое время в ЗАГС! Хотя, видит Бог, мне это было совсем не нужно!
Когда гости подвыпили, разговоры стали более откровенными. И в конце концов была затронула самая щекотливая тема – наследство.
– Какое, казалось бы, наследство… – вздохнула Ксения. – Я ни тряпочки не рассчитывала получить. Но вот эта дача… Особенно участок! Там же огромный участок, при желании можно заблудиться! А сам дом больших денег не стоит. Он старый, бревенчатый. И хотя там был сделан ремонт, но все равно развалюха развалюхой и останется. Кстати, – оживилась она, – все студийное оборудование, которое там на втором этаже, было куплено уже при мне, частично на мои деньги! То есть я могла бы предъявить какие-то претензии… И тут эта стерва подала голос!