– Ничего, – ответила я. – Хочешь чаю?
– Я бы лучше чего-нибудь выпила, – призналась она. – Голова не на месте… Дай-ка позвоню, узнаю, доехала мама или нет?
Она подошла к телефону, а я отправилась на кухню. Найти что-нибудь из алкоголя я не рассчитывала. Честно говоря, мне хотелось только одного – чтобы Ксения ушла. Чем я могла ей помочь? Даже расскажи я всю. правду, все, что удалось узнать об Иване, ничего бы не изменилось. Мне казалась дикой ее версия. Просто Ксении очень хочется обвинить кого-то во всех своих несчастьях. Татьяна была идеальным объектом. Не слишком симпатичным, легко уязвимым.
Я поставила чайник на огонь, стала рыться в холодильнике. Мне послышался какой-то шум в прихожей, и, выглянув, я увидела Женю. Веселого, румяного, с букетом белых роз.
– Это тебе. – Он торжественно вручил мне цветы.
Я взяла букет и без сил прислонилась к стене. Он встревожился:
– Ты такая зеленая, тебе что, плохо? Может, вызвать врача?
Из комнаты выглянула Ксения. Увидев Женю, она остолбенела. Перевела взгляд на меня, задержала его на цветах. Потом опять посмотрела на Женю. Тот опомнился первым.
– Привет, – осторожно произнес он. – Не ожидал тебя увидеть…
– Да и я тебя, – ответила она. – Ты, кажется, ушел из дома?
– Вот вернулся. – Женя уже совершенно справился с неожиданным потрясением. Он даже сумел изобразить довольно естественную улыбку. – Может, посидишь с нами? Я кое-что купил.
Он вручил мне тяжелый пакет. Я взяла его и вместе с цветами унесла на кухню. В пакете звякали бутылки. Я заглянула туда… Ну конечно, закуски и коньяк. Мне вспомнился тот широкий жест, когда я выставила его новогодние подношения в подъезд, на подоконник. В сущности, что изменилось теперь? Почему я не могла поступить точно так же?
Но я не могла. Чувство вины – страшная сила. Я была виновата перед ним за то, что зря обвинила в смерти Юли. И это останавливало меня. В прихожей было тихо, и это меня насторожило. Я выглянула. Там осталась одна Ксения. Женя прошел в комнату.
– Я ухожу, – мрачно сказала она, увидев меня. – Что же ты не сказала, что опять с ним сошлась? Я бы ни за что не пришла…
– Это случилось только что, – шепотом ответила я, косясь в сторону двери. В комнате работало радио, но Женя, я думаю, все равно нас слышал.
– Ну понятно, – презрительно бросила она. – Я так и думала, что ты долго без него не выдержишь. Красивые цветочки… Ладно, счастливо!
Она двинулась к выходу. Я молча проводила ее, заперла за ней дверь. Теперь мне было стыдно, что я пыталась оправдываться. Какое ей дело до моей личной жизни?
Я вошла в комнату и стада доставать с серванта вазу. Мне пришлось встать на цыпочки. Женя подошел и без всякого труда достал вазу с верхней полки.
– Ты что, попросить не можешь? – спросил он, вручая мне вазу. – Ну хоть скажи, понравились ли цветы?
– Очень, – ответила я. – Это в честь чего?
Мгновение мы смотрели друг другу прямо в глаза. Это очень легко, когда нечего скрывать, и очень трудно, если… Женя едва заметно пожал плечами и отвел взгляд:
– А ты будто не знаешь?..
– Я знаю… Но ты уверен, что нам есть что праздновать?
Я унесла вазу на кухню, вымыла ее и наполнила водой. Опустила туда промерзшие, с почерневшими листьями розы. Даже не дала им времени опомниться в тепле, не бросила в воду сахар… Мне было все равно, как скоро они завянут. За спиной раздался голос Жени:
– Значит, ты решила не выходить за меня замуж?
– Я пока ничего не решила.
В этот миг он обнял меня сзади и прижался головой, к моей спине. Я замерла, вцепившись в спинку стула, не оборачиваясь. Женя пробормотал:
– Ты меня больше не любишь.
Я молчала.
– Скажи, что ты меня больше не любишь, – настойчиво повторил он.
– Люблю. – Никогда еще это слово не давалось с таким трудом. Губы просто сопротивлялись ему.
Женя потерся щекой о мою спину:
– Если бы любила…
Я с трудом освободилась от его объятий. Обернулась – он стоял безвольно опустив руки, с неописуемо растерянным лицом.
– Я просто боюсь, – честно ответила я. – Ты очень изменился.
– Тебе не нравится, что я занялся музыкой! – с вызовом и обидой бросил он. – Если бы я по-прежнему продавал диски, ходил, как все люди, на работу, ты бы согласилась за меня выйти?
– Не в музыке дело.
– Ну а в чем тогда?
Я перевела дух:
– Если ты честно расскажешь, что случилось с Иваном…
– Но я уже все тебе рассказал!
– Где? В лесу? Или когда я приходила с Еленой Викторовной? Когда ты говорил правду? Я хочу знать, что случилось в студии вечером двадцать девятого! Откуда те пятна на ковре? Кто ударил Ивана? Какое предложение ему сделали?
Женя схватился за голову:
– Когда ты отстанешь от меня с этим Иваном?! Ты же его совсем не знала, какое тебе дело, что с ним случилось?!
– До Ивана мне дела нет, меня беспокоит, что творится с тобой!
– Ну, понятно. Здесь же была Ксения! Кстати, с каких пор вы с ней дружите? Это что, очередной объект твоих забот? О ней ты тоже беспокоишься? – зло допытывался он.
. Я сняла с плиты чайник. Стала доставать из холодильника закуски, порезала колбасу, достала из шкафа рюмки. Женя молча наблюдал за мной.
– Что ей было нужно? – спросил он наконец. Он изо всех сил старался говорить спокойно, но я чувствовала, что он на грани очередной истерики. – Какого черта она приперлась? Это она воду мутит, рассказывает тебе об Иване, а ты терзаешь меня!
Я возмутилась:
– Ну знаешь ли! Ко мне может прийти кто угодно! Если ты так разговариваешь, пока мы еще не женаты, что же будет потом?!
– Я тебе скажу, что будет потом! – заявил Женя. – Потом она тоже не будет сюда приходить! Эту дуру я видеть не желаю!
– Так зачем ты ездил к ней на день рождения? Зачем приехал на похороны?
– Ну и что? Я ездил не к ней, а к Ивану! И ты не ответила, что ей было нужно? Я выпалила:
– Помощь ей была нужна, понял? Ее из дома выгоняют!
Женя слегка опешил и разом сбавил напор:
– Кто выгоняет? Родители Ивана?
– Его первая жена!
Я вкратце описала ситуацию. Женя больше не перебивал меня, не пытался внушить, что все это нас никак не касается. Он слушал очень внимательно и задавал неожиданно дельные вопросы, касающиеся наследства. Я даже удивилась – он знал о таких вещах, например, как право давности. Он сказал, что, по его разумению, Ксении ни в случае нельзя покидать квартиру, оставлю ее н явленной наследнице.
– Она там прожила несколько лет, родила ребенка, все могут доказать, что у них было совместное хозяйство, – авторитетно сообщил он – что пусть обращается в суд. В крайнем случае квартиру разделят пополам.
Я оторопела:
– Слушай, откуда ты все это знаешь?
– Откуда и все люди, – ответил он. – Родственники попали в похожую ситуацию. Кстати о родственниках!
Он слегка замялся и в конце концов сообщил, что звонил маме и Шурочке, Они сегодня придут к нам в гости.
– Мои тоже приедут, – призналась я.
– Вот и хорошо! – обрадовался Женя. – А я у хотел им звонить… Ну что с тобой? Тебе неприятно, что приедет Шура?
Я ответила, что Шура мне глубоко безразлична. Но я хотела бы знать, по какому поводу собирается такая большая компания. Неужели Женя все-таки решил устроить помолвку?
– Если ты надеешься, что я не смогу от ответить «нет» при свидетелях, то ты ошибся – заявила я. – Тебе же будет хуже, если опозоришься перед всеми… Я все еще ничего не решила, учти это!
Женя с неожиданной кротостью пообещал это учесть и не давить на меня. Я насторожилась – было нечто новенькое.
– Тогда в чем дело? Зачем мы собираем столько народу? У нас не убрано, я больная, на стол подать нечего…
– Я все купил! – возразил Женя. – А насчет уборки можешь не переживать, все же свои! Только оденься, а там можешь просто лежать на диване. Я сейчас уберу постель.
Нужно было что-то делать. Я приняла ванну – такую горячую, как только смогла вытерпеть. Вымыла и с трудом расчесала волосы. Надела теплый свитер и выходные черные брючки. Потом подумала и переменила свитер на тонкий, более нарядный. Хотя меня раздражало все: подмерзшие розы, которые абсолютно не пахли и выглядели какими-то мертвыми, собственное лицо в зеркале – неузнаваемое, с запавшими щеками и тоскливым взглядом, раздражал энтузиазм, с которым Женя готовился принять гостей. Он даже вытер пыль и прошелся по паркету влажной тряпкой. В другое время я бы с ума сошла от радости – Женя в жизни не занимался уборкой. Но теперь… Я с ногами уселась на сложенный диван и наблюдала за ним без всякого интереса. Женя с улыбкой на меня взглянул:
– Я выслуживаюсь, видишь? Из меня получится хороший муж!
Я даже улыбнуться в ответ не смогла. Лицо было будто замороженное – мышцы не двигались. И тут, в этот миг, я вдруг поняла, что больше его не люблю. Совсем.
Это было так просто, что я даже не удивилась. Только проверяла себя снова и снова. Смотрела, как он суетится, передвигает стулья, раздвигает раскладной стол, достает чистую скатерть… Пыталась вызвать в себе прежние ощущения – ведь раньше я любовалась каждым его движением, была счастлива, что могу просто на него смотреть. Теперь все исчезло.
Наконец Женя покончил с приготовлениями. Он в последний раз переставил на столе рюмки, нахмурился, оглядывая результат своих трудов, и спросил:
– Как ты считаешь, не очень убого выглядит?
– Убого, – равнодушно ответила я. – Посуда плохая.
– Да, посуда… – расстроился он. – Знаешь, нам нужно будет купить хороший сервиз. В конце концов, ты должна этим заняться! Расходы я беру на себя.
Я оглядела стол. Сервировка в самом деле оставляла желать лучшего. Большая часть была хозяйской – разрозненные тарелки, вилки с погнутыми зубцами, тупые ножи… Рюмки, правда, одинаковые, но уж очень базарного вида – с перламутровым отливом. Впрочем… Одна рюмка была из другого набора – простая, белого стекла.
Я еще раз сосчитала приборы. Их было семь.