Он улыбнулся, как ребенок, обрадованный неожиданным подарком.
— Я с ужасом представляю, как возвращаюсь в этот мавзолей и за мной захлопывается дверь. Отвези меня куда-нибудь развлечься, хорошо?
— В какое-нибудь необыкновенное место, как говорят твои дочки?
Но ей не хочется думать о девочках, которые сейчас уже надевают белые панталончики и короткие платьица, готовясь к обеду с родителями. Нужно будет послать телеграмму с объяснением ее отсутствия.
Андерсон открыл маленькое оконце на крыше.
— Кебмен, на луну!
— А где это, сэр? — спросил возница, сидящий сзади, стараясь перекричать грохот экипажа.
— Оказывается, леди не желает ехать в Белгравию, — ответил ему Андерсон.
— Может, съездим в Креморн-Гарденс? — тихо обратилась к нему Хелен. — Я еще там не была. Если только еще не поздно.
— Нет, нет, сейчас как раз самое подходящее время. Кучер, в Челси, Креморн-Гарденс, пожалуйста.
Хелен с опозданием задается вопросом: не связан ли этот парк с другими воспоминаниями ее любовника? Не был ли он здесь с другими дамами? Но уговаривает себя не волноваться. Если уж она рискует навлечь на себя гнев Гарри за то, что опоздает к обеду, то намерена сполна насладиться своей эскападой.
В парке имелась телеграфная контора, принимающая заказы на места в ресторане. Хелен пила шерри, пока Андерсон входил в контору с ее запиской: «Мисс Ф. попросила меня остаться на обед с ее родителями». Она поздравила себя с блестящей выдумкой: Гарри будет думать, что она обсуждает церковные дела с суровым преподобным отцом и его полной супругой, на время покинувшими приход в Сюррее, но не утратившими свой пыл ревностных проповедников слова Божьего.
Солнечный свет постепенно утрачивал ослепительный блеск, тени деревьев становились длиннее. Из-под моста Баттерси-Бридж появился пароход и стал приближаться к пристани; Хелен разглядывала пеструю толпу, высыпавшую на палубу из тесных кают. Кажется, Креморн-Гарденс привлекает всех без разбора: она отмечала состоятельных горожанок в изящных вечерних накидках, неспешно идущих под руку с супругами, целые семейства деревенских жителей (их женщины предпочитают наряжаться в красные юбки) и, конечно, множество клерков. Оркестр на эстраде исполнял «Сказки Венского леса», в слишком быстром темпе, на слух Хелен. Она различала разбросанные между деревьями швейцарские шале, миниатюрные замки и театр марионеток и еще какое-то заведение с вывеской «Салон американского боулинга».
На большой поляне женщина-аэронавт в облегающем трико проверяла оборудование, а пятеро мужчин удерживали ее корзину на земле; зажженный газ чудовищно ревет, надувая рвущийся в небо огромный воздушный шар из прочного шелка. Хелен пыталась представить, каково каждый вечер доверять свою жизнь баллону, заполненному горячим газом, и вспоминала беременную мадам Женевьеву, рухнувшую с проволоки.
Неожиданно возникший рядом Андерсон заставил ее вздрогнуть.
— Мне удалось получить последний столик на Хрустальном подиуме, — сообщил он с глуповатой гордостью джентльмена, сунувшего официанту щедрые чаевые.
— Прекрасно. — Она положила свою руку на его локоть.
Оркестр начал исполнять шотландский танец, но еще никто не вышел танцевать. В слабых сумерках Хрустальный подиум казался разукрашенным прошлогодними рождественскими украшениями, извлеченными из-под дивана. Но все столики были заняты. Хелен и Андерсон приступили к ужину за маленьким столиком, вспоминая маскарад в Валлетте, как вдруг под общий восторженный гул в небе одновременно вспыхнули «тысячи ламп», и Хелен отложила куриную ножку и, как ребенок, захлопала в ладоши. Разнообразные арки и фестоны из газовых светильников, шары и лампы из граненого стекла сияли гранатовым, топазовым и изумрудным светом. Как это сделано?! Усеянные блестками туго натянутые провода распространяли сияние во всех направлениях парка, отчего небо за ними казалось абсолютно черным. Креморн-Гарденс переливался огнями подобно сказочной крепости, внезапно возникшей на берегу Темзы. Хелен вдруг захотелось, чтобы этим прекрасным зрелищем вместе с нею любовались ее дочери, но она одергивает себя. (Наверное, можно будет купить им слайды с видом освещенного парка.)
Затем начался роскошный фейерверк, и Хелен перестала есть и только изредка отпивала глоток охлажденного вина и сжимала под скатертью руку Андерсона. Когда какая-нибудь ракета взрывалась с особенным треском и шумом, она вонзала ноготки ему в ладонь. С эстрады уже громко неслись звуки польки, за ней галопа — и вот уже на подиуме стало тесно от танцующих пар. Она обратила внимание, что в парке осталось мало семей; состав гуляющих изменился, появилось больше молодых франтов.
Оркестр заиграл вальс.
— Один танец? — прошептал ей на ухо Андерсон. — Или отвезти тебя домой?
Она почти не колеблется.
— Семь бед — один ответ, так, кажется, говорят? Я не танцевала уже целую вечность!
Действительно, в последний раз она танцевала на прощальном балу в Валлетте, когда Гарри, как назло, оставался до самого конца, и ей с Андерсоном пришлось весь вечер отводить взгляды друг от друга.
Она встряхнула огненными локонами, прогоняя воспоминания, и подала руку полковнику, который вывел ее на паркет. Здесь их никто не знает, успокаивала она себя. Полковник изумительный танцор, танцевать с ним подобно езде на лошади, которая не нуждается в поводе. Они начали кружиться, и вокруг его белокурой головы возник ореол газового освещения. Непривычный бальный зал на открытом воздухе; женщины танцуют в своих летних накидках, мужчины зажимают в потной руке шляпы и трости. Андерсон притягивает ее к себе, ее юбки взлетают вверх, подобно гигантским бабочкам. У нее возникает ощущение, что они вот-вот оторвутся от земли и поднимутся в воздух, выше громадных вязов и тополей с их трепещущей листвой, и понесутся высоко в небо, обгоняя воздушный шар, птиц и облака, навстречу сверкающим звездам. Он прижимается шелковистыми бакенбардами к ее щеке, и оба восторженно смеются.
— А может, я вообще не вернусь домой! — крикнула она.
Андерсон вздрогнул, будто ему выстрелили в спину.
Хелен сделала шаг назад, вглядываясь в его лицо, они сбились с ритма, и она споткнулась, зацепившись каблуком за кружевную оборку какой-то дамы.
— Прошу прощения, — извинился Андерсон, но Хелен уже торопливо пробиралась в толпе к их столику.
Наконец Андерсон оказался рядом и попросил продолжить танец. Но она дрожащими руками схватила накидку и сумочку.
Только когда они достаточно удалились от Хрустального подиума, миновали увитую лавандой беседку и клумбы с геранью, Хелен сказала:
— Это была шутка.
— Я и не сомневаюсь, — уверенно сказал он.
— Тогда почему ты вздрогнул?
— Ничего подобного.
— Не считай меня наивной девчонкой! — Хелен сбросила его руку, и они пошли дальше по тропе между деревьями. — Я вовсе не намерена бросать мужа. — Она тщетно искала на лице Андерсона хоть малейшие признаки разочарования. — И не намереваюсь предъявлять претензии на твое покровительство, несмотря на всю страсть, которую ты так искусно изображаешь.
— Дорогая!
— Не бойся, твоя холостяцкая свобода останется при тебе.
— Ну, это уж слишком! — Андерсон схватил ее за локти, удерживая на месте. Здесь, под густыми деревьями, темно, звуки музыки доносятся приглушенно. — Я боюсь только за тебя, Хелен, и ты не можешь этого не понимать. Только потому, что ты мне бесконечно дорога, я никогда не просил тебя уйти ко мне.
Хелен смотрела в сторону.
— Будь же благоразумной, — сказал Андерсон. — Подумай, что я могу тебе предложить, что может возместить такую… такую катастрофу?
Он задал риторический вопрос, на который есть один очевидный ответ. В первый раз она попыталась представить Андерсона своим мужем. Останется ли при нем эта его беззаботная, мальчишеская улыбка? Останется ли что-нибудь от этого мужчины, который когда-то с обожанием ловил ее взгляд в бальном зале?
— Все, что ты потеряла бы… к тому же унижение…
— А ты жесток, — тихо сказала она.
— Эта тайная любовь — все, что у нас есть, — прошептал он ей на ухо, — но, господи, как она прекрасна, как упоительна! Подумать только, что большинство людей умирают, не узнав ее прелести!
Листва деревьев шелестит под порывами ветра, Хелен скривила губы и вздрогнула от холода.
— Должно быть, уже поздно. Мне пора ехать домой. Сколько времени?
— Еще не поздно, — сказал Андерсон.
Он взял ее за руку и медленно повлек с тропинки, в темноту, где вечерняя свежесть напоена густым ароматом рощи.
Она знала, что у него на уме. Мужчины такие предсказуемые: они способны придумать один-единственный способ загладить ссору.
— Отвези меня домой.
— Непременно, обещаю тебе. Только пройдем чуть дальше, чтобы ты доказала, что простила меня, хорошо?
Холодный рассудок говорил Хелен: «Забудь про обиду, воспользуйся столь редким шансом!» Она еще хмурилась, но послушно последовала за ним в темные заросли.
В десять минут двенадцатого Хелен осторожно открыла дверь своим ключом и тихо вошла в темный холл. Она не стала поднимать горничную; в конце концов, она может раздеться и без ее помощи.
На лестничной площадке горел свет. Когда она на цыпочках шла мимо спальни девочек, дверь вдруг открылась. Она приготовилась тихонько отослать их в постель, но это был муж.
Хелен принужденно улыбнулась:
— Ты еще одет?
У него осунувшееся лицо.
— Разве ты не получила мою телеграмму?
— Конечно, — машинально ответила она.
О чем он? Это она послала ему телеграмму из Креморн-Гарденс. Неужели Гарри отправил ответ в дом на Тэвитон-стрит? С вежливой чепухой вроде «Передай от меня привет чете Фейтфул?» или с мрачным «Хорошо!»? Но если так, то на них не нужно было отвечать, так почему же он спрашивает, получила ли она ее? Хелен всегда ловко выкручивалась; если садилась за карты, то непременно выигрывала.
— Я знаю, что очень задержалась, но мне не хотелось обижать почтенного викария с женой своим уходом до десерта.