Тихий смех в темноте.
— Надеюсь, ты не предлагаешь мне бросить вызов мисс Брэддон?
— Нет, нет! Не писать романы, а корректировать их для печати. Кстати, я уже давно ищу образованную даму вычитывать тексты.
В ответ только молчание.
— Если хочешь, можешь работать дома…
— Не говори глупости, Фидо.
Фидо на мгновение растерялась.
— Я не такая женщина. — В голосе Хелен упрек.
— Если леди находит себе респектабельную работу, это вовсе не низводит ее до положения торговки рыбой; напротив, это ставит ее вровень с ее отцом и братьями, — резко возразила она.
— Ну, это вопрос темперамента. Леопард не в силах изменить свою окраску, — рассмеялась Хелен.
— Пожалуй, ты права, — успокоилась Фидо. «Какую странную пару мы составляем, — вдруг подумала она. — Разведенная жена и старая дева. Прелюбодейка и борец за права женщин. Самка леопарда и… домашняя кошка?»
— Лучше я замолчу, чтобы ты уснула, — сказала Хелен.
Фидо усмехнулась:
— Ничего не получится. Стоит мне подумать, как завтра я рассказываю Фью ужасную историю, и у меня внутри все сжимается.
— О, дорогая моя! Если бы я могла избавить тебя от этого!
— Нет, — твердо заявила Фидо. — Нельзя скрывать правду. Это только нелепая щепетильность с моей стороны; меня ужасает сама мысль рассказывать такие вещи мужчине, к тому же совершенно незнакомому!
Хелен нежно привлекла ее к себе.
— Я вот думаю…
— Да?
— Может, тебе будет легче, если сначала я одна войду в контору Фью и изложу ему суть инцидента?
— Ты в самом деле готова на это? — с огромным облегчением спросила Фидо.
— Это самое малое, что я могу сделать. Кроме того, я все-таки замужняя женщина. Нам легче говорить о подобных вещах, — уверила ее Хелен.
— Да, конечно, будет гораздо легче, если ты подготовишь почву.
— А теперь обещай мне немного поспать. — Тон у Хелен ласковый, материнский. — А то завтра ни на что не будешь способна.
— Обещаю, — ответила Фидо, закрывая глаза и делая глубокий вдох.
Приняв у Фидо кашмирскую шаль, старый адвокат меланхолично покашлял.
— Довольно печальный случай это дело Кодрингтонов, — вздохнул он. — Но, как сказал великий поэт, брак таит в себе много бед, а безбрачие не дает радости.
— Думаю, это сказал доктор Джонсон.[60]
— В самом деле? Ах да, вы же из литературного мира, мисс Фейтфул.
В наступившей тишине слышно только ее хриплое дыхание.
— Не могу сказать, что меня очень удивило то, что рассказала мне миссис Кодрингтон сегодня утром, — заметил Фью, не отрывая взгляда от своего стола. — Вчера, когда она говорила о своем муже, я подозревал, что она что-то утаивает. Эти военные… в большинстве своем такие лицемеры!
Фидо в замешательстве поводила пальцем по шву своей перчатки.
— Я не задержу вас надолго; миссис Кодрингтон уже оставила мне показания об этой истории. Остались лишь формальности, и, поверьте, мисс Фейтфул, я ни в малейшей степени не хотел бы оскорблять вашу скромность…
— Я готова сделать все для того, чтобы помочь своей подруге.
— Ваша преданность делает вам честь. И это действительно очень ей поможет. Возможно, это окажется самым мощным оружием в нашем арсенале. — Фью заглянул в лист бумаги, лежащий сверху на высокой стопке, и откашлялся. — Итак, однажды ночью 1856 года вы находились в одной кровати с миссис Кодрингтон в доме на Экклестон-сквер и уже спали, когда податель прошения о разводе, то есть адмирал, вошел в…
— В то время он был еще капитаном, — уточнила Фидо.
— Это не важно.
«И на самом деле Хелен не спала». Фидо подумала, что это тоже не важно, хотя странно, что у него создалось впечатление, будто они обе спали. Может, он так подумал потому, что дело происходило ночью? Или Хелен решила, что будет проще не упоминать о себе, поскольку она не имеет права давать показания; в конце концов, она не принимала участия в событиях той ночи, не сделала ничего такого, что может иметь значение.
Фью продолжил, не отрывая взгляда от бумаги:
— Он забрался в кровать между вами и сделал в отношении вас, мисс Фейтфул, непристойную попытку использовать вас… э-э… как если бы вы были его женой… но ваше сопротивление испугало его, и он убежал. Верно?
Ей не хватает воздуха, она оборачивается к окну, но оно плотно закрыто, чтобы не впускать сентябрьскую сырость. Единственное, что действительно важно, — это пробел в несколько секунд: она не помнит, проснулась ли она в момент нападения или сразу после его окончания. Когда человек находится под воздействием лауданума, граница между двумя состояниями сознания очень размыта. Но она не хочет, чтобы ее восприняли как ненадежную свидетельницу; это не принесет пользы Хелен. Стоит ли вообще упоминать о лаудануме, если это только подорвет доверие к ее рассказу?
— Вы нездоровы, мисс Фейтфул?
— У меня астма, — прошептала она. — Не могли бы мы закончить разговор в другой раз… — Ей отчаянно нужна сигарета и время, чтобы разобраться в этой головоломке. В ту ночь — почти восемь лет назад — могла ли она в полубессознательном состоянии оказать Гарри сопротивление и потом целиком выкинуть из памяти весь этот кошмарный эпизод? Можно ли сказать о человеке, что он перенес какое-то потрясение, если у него остались лишь обрывочные воспоминания?
— Боюсь, это придется сделать сегодня, поскольку завтра — воскресенье.
Если она хорошенько постарается, наверное, сможет вызвать в памяти эту сцену, ощутить сотрясение кровати, когда Гарри забрался в нее и улегся между ними; почти наяву увидеть его высокий силуэт, загораживающий непогашенные свечи.
— Вам не обязательно говорить, только кивайте, — добавил, подумав, Фью. — Все было так, как рассказала мне миссис Кодрингтон?
Кажется, он все понял. Трудно, да и практически невозможно объективно рассказать о каком-либо происшествии. Но в данном случае таковы страшные факты той ночи, насколько ее смогли восстановить в памяти они с Хелен. Что-то вроде совместных показаний. Хелен могла бы сама все подтвердить, если бы в законе не было этого нелепого пункта, запрещающего давать показания участникам развода. Фидо заставила себя кивнуть.
— Хорошо. Еще раз выражаю сожаление, что приходится к этому прибегнуть. Мне даже трудно вообразить ваше ужасное состояние.
О чем он? О той осени, когда ей только исполнился двадцать один год, или о данном моменте, когда не за горами ее тридцатилетие?
— А сейчас, если вы будете столь любезны, прочтите свое показание, правдивость которого вы подтверждаете присягой, а потом я его подпишу. — И Фью подвинул к ней плотный лист бумаги.
Но Фидо вдруг покрывается потом, перед глазами все плывет. Письменное показание под присягой — ее пугает этот юридический термин. Она не уверена, что ей хватит духу увидеть эту историю, записанную черными чернилами на длинном листе официального документа.
— Или вы предпочитаете, чтобы я сам прочитал его для вас?
— О нет. — Это будет еще хуже. В страшном волнении Фидо наспех просмотрела параграфы, значение которых не доходило до ее сознания. Глаза ее выхватывали отдельные фразы: «отдельная, но смежная», «в ночной сорочке», «попытка вступить в сексуальную связь», «сопротивление упомянутой мисс Фейтфул».
— Скажите, вы можете назвать мне точную дату этого инцидента?
Фидо закрыла глаза. Господи, она едва помнит свое имя.
— По правде сказать, не могу. Октябрь… Где-то около одиннадцатого? — наугад сказала она, только чтобы покончить с этой пыткой.
— Хорошо. — Фью забрал документ и что-то вписал в него. Затем проводил ее до дверей и свистком подозвал кеб, чтобы ее доставили домой.
Глава 8MUTATIS MUTANDIS(лат., юр.: соответствующими изменениями; относится к применению предполагаемых, взаимно согласованных мер)
Как нам относиться к стаду рабов, где каждый предает интересы другого? Или к морякам, потерпевшим кораблекрушение и выброшенным на негостеприимный берег, когда они лгут друг другу?
В понедельник утром Хелен сидела в конторе Фью, нервно теребя бахрому своей сумочки из бусин коралла.
Адвокат перебирал бумаги и смотрел на нее поверх своих маленьких очков.
— Должен заметить, что для деловой женщины — кажется, они так себя называют? — ваша подруга ведет себя не очень серьезно.
Хелен непонимающе посмотрела на него.
— Сегодня с самого утра я получил странную записку, которую мисс Фейтфул отправила мне из своей типографии. Она просит сразу после того, как ее письменное показание под присягой будет предъявлено адвокату вашего мужа, возвратить его ей, чтобы она его сожгла. Для чего, по ее представлению, оно оформлялось?
— Возможно, она неправильно вас поняла? — лихорадочно соображая, пробормотала Хелен.
— Не думает же она, что показания, столь серьезно компрометирующие личность истца, передаются его официальным представителям заранее, до судебного разбирательства?!
— Я думаю… Мне кажется, она надеется, что Гарри отзовет свое прошение, если будет предупрежден о встречном обвинении, угрожающем запятнать его репутацию. Вероятно, он рассчитывает, что мы с Фидо не посмеем во всеуслышание рассказать о его поведении, — предположила Хелен.
Фью озабоченно нахмурился.
— За пятнадцать лет брака, миссис Кодрингтон, вы должны были уже понять натуру мужчин. Обвинение в преступлении, доказывающем их мужскую силу — простите за грубость, — для многих мужчин является предметом гордости.
— Но не для Гарри — он мнит себя оплотом добродетели! — угрюмо возразила она.
— Что ж, каким бы оскорбительным он ни нашел обвинение в подобной попытке, полагаю, ваша подруга чувствует себя гораздо более униженной, оказавшись в роли его жертвы. И, судя по сегодняшней записке, вероятно, она не сразу поняла, что ей предстоит подтвердить это в суде. — Он снял очки и, насупив брови, протер стекла носовым платком. — Надеюсь, дело только в женской скромности?