— Что вы имеете в виду? Разумеется, моя подруга — женщина очень достойная и скромная.
— Видите ли, не хотелось бы сомневаться в слове леди, но… Полагаю, ее нежелание повторить эти показания в суде объясняется не тем, что они не полностью достоверны?
Хелен гордо выпрямилась.
— Она — дочь приходского священника из Хэдли и известный филантроп. Если бы вы знали ее, как я, вы ничего подобного не предположили бы.
— Я никого не хотел оскорбить. — Фью сердито уставился на кипы документов на столе, словно это они в чем-то провинились. — Итак, я сразу написал мисс Фейтфул и объяснил, что ее вызовут в суд в качестве свидетельницы, что ее письменные показания будут абсолютно бесполезными, если она не подтвердит их в суде.
— Я уверена, что уговорю ее набраться мужества, — заверила Хелен, прикидывая, как этого добиться. Нечего и сомневаться, что Фидо станет возмущаться и негодовать и даже устроит ей сцену, но когда она поймет… насколько Хелен зависит от ее показаний, что выступить в ее защиту — долг дружбы «священной коровы» Фидо…
— Что ж, время у вас есть. Судебное заседание, как часто бывает, перенесено на другую дату, — заметил он. — Супруги Диккенс возобновили свою бесконечную тяжбу о невыплате содержания.
Хелен была рада отвлечься от неприятных дум.
— Подумать только! И это при его доходах от книг и журналов!
— Нет-нет! Я говорю о его брате Фредерике, который обанкротился. В 1857 году все три брата разошлись со своими женами — то ли это странное совпадение, то ли, так сказать, знамение времени. — Фью снова низко склонился к столу и что-то искал в своих бумагах, то и дело отбрасывая с лица длинные седые волосы.
Хелен вдруг осознала, что он очень стар и даже может умереть за время подготовки дела к суду.
— Относительно лейтенанта Милдмея, — сказал он, неожиданно вскинув голову и глядя ей прямо в глаза, и она невольно вздрогнула, услышав это имя. — Адвокат истца обратился с просьбой, чтобы его назначили вторым соответчиком, что, естественно, не позволит ему давать какие-либо показания в вашу пользу, как вам и Андерсону, и лишает нас возможности вызвать его свидетелем вашей защиты.
— Это возмутительно! — воскликнула Хелен с негодованием.
— Мы намерены возражать против этой просьбы — разумеется, только в том случае, если у вас нет оснований опасаться, что показания лейтенанта могут свидетельствовать против вас?
Хелен судорожно соображала.
— Я уверена, он будет отрицать любые прегрешения.
— Мы попросим наших людей в Индии расспросить его и привезти его письменные показания.
«В Индии?» Она не знала, что Милдмей служит так далеко. Она рассеянно представила, как его, облаченного в блестящий мундир, несут в паланкине, как мужественных офицеров, которым она махала ручкой, когда была маленькой девочкой в Калькутте. Их переписка прекратилась сразу после его отъезда с Мальты. (Писать далеким друзьям Хелен всегда считала занятием скучным и утомительным.) Но у них не было резкого разрыва отношений, они просто постепенно сошли на нет. Так получилось, что она стала чаще встречаться с Андерсоном и реже — с Милдмеем; ни тот ни другой не осмеливались требовать, чтобы она определилась в своих симпатиях.
Фью продолжал:
— Должен спросить… читали ли вы сегодняшний номер «Таймс»?
— У меня не было времени на газеты, — усмехнулась Хелен.
На самом деле она просто боялась увидеть свое имя, набранное крупным шрифтом в судебной колонке. Кодрингтон — ей никогда не нравилось это скучное провинциальное имя, вместе с тем мысль, что она потеряет его, приводила ее в ужас.
— Там есть одна заметка. Возможно, вы захотите с ней ознакомиться, если найдете время. — Он подвинул к ней экземпляр газеты, и она взяла ее, но не развернула. — Она касается полковника Андерсона. Извещение о его женитьбе, на девятой странице, — хмуря брови, сообщил Фью. — Вероятно, полковник думает, что этот шаг, предпринятый ровно в одиннадцать часов, освобождает его от обвинений, как будто жюри состоит сплошь из доверчивых простаков!
— С… сообщение о предстоящем браке? — дрогнувшим против воли голосом спросила Хелен.
— Нет, о состоявшемся браке. — Фью ожидал реакции, но ее не последовало. — Я счел своей обязанностью обратить на это ваше внимание. От таких вещей лучше не отворачиваться.
— Вам платят не за то, чтобы вы читали мне лекции, Фью! — Ее тон был резок, как удар хлыста. — Я уже стою перед перспективой потерять все, что у меня есть!
Адвокат кивнул с постным лицом:
— Примите мое сочувствие.
Хелен схватила сумочку и встала.
— Мне не нужны ни ваше сочувствие, ни ваши проповеди. Мне нужны ваши профессиональные знания. Не допустите этот проклятый развод и верните мне дочерей!
Она ожидала, что ее грубость ошеломит Фью, но тот лишь покачал головой:
— К сожалению, вынужден довести до вашего сведения, что это невозможно. Я надеюсь добиться, чтобы вам разрешили раздельное проживание с имуществом и приличным обеспечением, но что касается ваших дочерей…
Она машинально следила за умирающей мухой, которая еле ползла по подоконнику.
— Вы меня слушаете, миссис Кодрингтон?
— Ведь это я их родила, я их выносила! — Она сама едва узнала свой гортанный голос.
Фью вздохнул:
— Только от доброй воли адмирала зависит, позволит ли он вам снова их видеть, даже издали. И чем дольше вы будете противиться разводу — не говоря уже о том, что станете обвинять его в жестоком обращении и безнравственном поведении, — тем больше риск, что он не пойдет вам навстречу.
Она встала и, спотыкаясь, побрела к дверям.
— Моя дорогая мадам…
Выйдя на улицу, Хелен шла как безумная, не разбирая дороги, пошатываясь на ходу. «Нелл, Нэн!» Она пытается представить себе дочерей, но ничего не выходит. Всего шесть дней, а их лица уже словно подернуты дымкой. Что они в последний раз говорили ей? А она им? Наверное, за что-то ругала. Она с нежностью вспоминает, как больная Нэн спросила у нее разрешения поцеловать маму на ночь. Последняя игра в «Счастливое семейство»!
В ее природе есть что-то ненормальное, странное. Она начинает думать, что это какой-то врожденный дефект. У нее есть способности и свои преимущества, но их что-то сковывает, не дает проявиться в полную силу.
Она содрогалась от рыданий. «Больше я никогда не увижу моих дорогих девочек!» По-прежнему сжимая в руке, словно дубинку, свернутую газету, она осела прямо на холодный тротуар, давясь от приступа рвоты. «Они никогда больше не увидят свою маму!» С ее губ стекала блестящая желчь, похожая на паучью сеть.
Помимо многих облагораживающих качеств, которые делают брак главнейшим институтом современного (а также древнего) общества, он является удивительным инструментом развития и воспитания личности. Связывая воедино мужчину и женщину, он придает силу более слабому, мягкость и нравственную красоту — более сильному. Священный союз двух взаимодополняющих натур, сила которого таится в самом их различии, укрепляет взаимное понимание и духовно возвышает обоих.
А потому достойно глубокого сожаления, и не только со стороны супругов, когда брак распадается, и обычно чем меньше об этом говорится, тем лучше. Когда закон 1857 года о бракоразводных делах, фигурально выражаясь, открыл шлюзы, первый председатель суда по бракоразводным делам сэр Крессуэлл Крессуэлл выразил надежду, что в целом публичность процесса пойдет на пользу обществу, что беспристрастное рассмотрение супружеского спора и связанное с ним бесчестье послужат сдерживающим фактором. Но за прошедший период, как возражают обозреватели, последствия открытого судебного процесса стали скорее разрушительными, чем благотворными. Несчастливые супруги, посещая заседания этой, с позволения сказать, „школы развода“, осознают: чтобы освободиться от законных брачных уз, необходимо прибегать к грязным приемам и уловкам. Теперь публика обращается к сборнику судебных отчетов в поисках сенсационных дел с такими подробностями, от которых порядочного человека бросает в краску. Репутация любого журнала, помещающего судебные отчеты на протяжении всего процесса, рискует упасть ниже уровня дешевого французского романа.
Нужно заметить, иск вице-адмирала Генри Кодрингтона о разводе на основании измены его жены с полковником Дэвидом Андерсоном вряд ли составляет исключение из правила. Истец, сын покойного досточтимого адмирала Эдварда Кодрингтона, героя Трафальгарской битвы, и младший брат генерала Уильяма Кодрингтона, губернатора Гибралтара, сам является весьма известным и заслуженным человеком; до недавнего времени он занимал пост начальника военного порта на Мальте, где и разворачивались основные события этой драмы. Ответчица, урожденная Хелен Уэбб Смит из Флоренции, является единственным отпрыском Кристофера Уэбба Смита из Флоренции, бывшего служащего Ост-Индской компании и автора скромных, но очень ценных работ „Восточная орнитология“ и „Пернатые Индостана“. Как это, к сожалению, часто случается, особенно в кругу общества со свободными нравами в колониальных аванпостах, соответчик полковник Андерсон (о чьей недавней женитьбе интересующиеся читатели могут прочитать на стр. 9) является офицером армии ее величества.
К заявлению адмирала прилагается список поразительно разнообразных мест, где миссис Кодрингтон уличается в совершении упомянутого преступления с Андерсоном, а также с другим любовником (лейтенантом Гербертом Александром Ст. Джоном Милдмеем): а именно дом адмирала в Валлетте, гондола адмирала, квартира Милдмея в Валлетте, курорт Кормауэр, отель „Гросвенор“ (Лондон) и, вероятно, самое интригующее, дом мисс Эмили Фейтфул в Блумсбери, той самой женщины-филантропа, которая известна нашим читателям благодаря основанному ею издательству „Виктория-пресс“.
Когда данное заявление будет рассматриваться в суде, это, безусловно, затронет самые важные интересы участников процесса: честь двух джентльменов, которые достойно служат своему суверену, и доброе имя двух образованных леди благородного происхождения. Кроме того, судебный процесс Кодрингтона, согласно нашим источникам из адвокатских кругов в Баре, предполагает новшество в суде в виде особенно шокирующего контробвинения ответчицы, выдвинутого против ее мужа, и может считаться испытательной пробой в работе процесса согласно Закону о бракоразводных делах.