– А ты спроси Мартина. Он у нас спец.
Парень недоверчиво поглядел на Мартина Бека.
– Ты правда смыслишь в этом деле?
– Немного. И могу подтвердить, что полиции позарез нужны хорошие люди. И в проспекте правильно сказано, что служба многогранная, можно специализироваться в разных областях. Если человек, например, увлекается вертолетами, или механизмами, или организационными проблемами, или лошадьми…
Рея хлопнула ладонью по столу так, что бокалы подпрыгнули.
– Хватит чушь городить, – сердито сказала она. – Отвечай честно, черт дери.
К своему собственному удивлению, Мартин Бек ответил:
– Если вы согласны повседневно общаться с болванами и чтобы вами помыкали спесивцы, карьеристы или просто идиоты, можно выдержать несколько лет. Главное, не иметь собственного мнения ни по каким вопросам. А потом… потом, глядишь, и сам таким станешь.
– Да я вижу, ты не любишь полицию, – разочарованно сказал Кент. – Не верится мне, что дело обстоит так плохо. О полиции многие предвзято судят. А ты что скажешь, Рея?
Она рассмеялась – громко, от души.
– Попробуй, – сказала она наконец. – Сдается мне, будет из тебя хороший полицейский. Тем более, что кандидатов на это звание, судя по всему, немного. Так что тебе успех обеспечен.
– Ты поможешь мне бланки заполнить?
– Давай ручку.
Мартин Бек достал ручку из внутреннего кармана пиджака.
Рея подперла рукой голову и принялась писать с сосредоточенным лицом.
– Это будет черновик, – объяснила она. – Потом перепишешь на машинке. Можешь моей воспользоваться.
Девушка по имени Ингела управилась со стиркой и присоединилась к ним. Говорила она преимущественно о ценах на продукты, о том, как на упаковке вчерашнего молока ставят завтрашнее число. Мартин Бек заключил, что она работает в магазине самообслуживания.
Звякнул колокольчик, скрипнула наружная дверь, и кто-то зашаркал по коридору. На кухню вошла пожилая женщина.
– У меня что-то телевизор плохо показывает, – пожаловалась она.
– Если антенна виновата, я попрошу Эрикссона завтра проверить ее. Или же придется сдать в починку. Что поделаешь, вон уже сколько служит. А мы пока одолжим другой у моих друзей, у них есть лишний. Тоже не новый, правда. Завтра договорюсь.
– Я сегодня хлеб пекла, вот и вам булку принесла.
– Спасибо, огромное спасибо. Вы не волнуйтесь, все будет в порядке с телевизором.
Рея кончила писать (быстро управилась!), вернула Кенту бланки и снова обратила пристальный взгляд на Мартина Бека.
– Сам видишь, домовладелец обо всем должен заботиться. Именно должен, да мало кому это по душе. Большинство ловчат, только и думают, на чем выгадать. По-моему, это свинство, я стараюсь все сделать, чтобы жильцам было уютно и чтобы они ладили между собой. Квартиры привела в порядок, а вот для наружного ремонта денег нет. Повышать квартирную плату тоже не хочется. Но ведь осень на носу, так что никуда не денешься. Хочешь, чтобы дом был в порядке, не жалей труда. Ответственность надо чувствовать перед съемщиками.
У Мартина Бека было удивительно хорошо на душе. Ему не хотелось уходить из этой кухни. К тому же его немного разморило от вина. Как-никак больше года не брал в рот спиртного.
– Постой, – спохватилась она. – Разговор-то у нас о Свярде!
– У него были дома какие-нибудь ценности?
– Какие там ценности… Два стула, стол, кровать, грязный коврик да самая необходимая утварь – вот и все его имущество. Одежда – только что на нем. Нет, замки эти явно от помешательства. Всех людей сторонился. Со мной, правда, разговаривал, но только когда очень подпирало.
– Такое впечатление, что он был совсем нищий.
Рея глубоко задумалась. Наполнила бокал вином, сделала глоток и наконец ответила:
– А вот в этом я не уверена. Болезненно скупой – это да. Конечно, квартплату он вносил вовремя, но каждый раз ворчал. Из-за восьмидесяти крон в месяц! И насколько мне известно, в магазине брал только собачий корм. Нет, вру – кошачий. Не пил. Расходов у него не было никаких, так что вполне мог бы иногда взять немного колбасы, пенсия позволяла. Конечно, многие старики собачьим кормом обходятся, но у них, как правило, много уходит на квартиру, да и запросов побольше, разрешают себе иногда побаловаться бутылочкой десертного вина. Свярд себе даже приемника не завел. Я читала в курсе психологии про людей, которые ели картофельную шелуху и носили старое тряпье, а в матраце у них были зашиты сотни тысяч крон. Известный случай. Изъян в психике, не помню только, как называется.
– Но в матраце Свярда денег не было.
– И он сменил квартиру. Не в его духе поступок. Ведь на новом месте, наверно, приходилось больше платить. Да и на переезд деньги пошли. Нет, тут что-то не так.
Мартин Бек допил вино. Как ни хочется посидеть еще с этими людьми, надо уходить.
И есть над чем поразмыслить…
– Ну ладно, я пошел. Спасибо. Всего доброго.
– А я собиралась приготовить макароны с мясным соусом. Отличная штука, когда сам делаешь соус. Оставайся?
– Да нет, мне надо идти.
Рея проводила его до дверей, не надевая сабо. Проходя мимо детской, он заглянул туда.
– Ага, – сказала она, – детей нет дома, они за городом. Я разведена. Помолчала и спросила:
– Ты ведь тоже?..
– Тоже.
Прощаясь, она сказала:
– Ну пока, приходи еще. Днем я занята на летних курсах, а вечером, после шести, всегда дома.
Выждала немного и добавила с лукавинкой во взгляде:
– Потолкуем о Свярде.
Сверху по лестнице спускался толстяк в шлепанцах и неглаженых серых брюках, с красно-желто-синим значком FNL на рубашке.[10]
– Рея, лампочка на чердаке перегорела, – сообщил он.
– Возьми новую в чулане, – ответила она. – Семьдесят пять свечей достаточно.
И снова обратилась к Мартину Беку:
– Тебе ведь не хочется уходить, оставайся.
– Нет, пойду. Спасибо за чай, за бутерброды, за вино.
По ее лицу было видно, что она не прочь настоять на своем. Удержать его хотя бы при помощи макарон.
Однако она передумала.
– Ну ладно, привет.
– Привет.
Никто из них не сказал «до свиданья».
Пока он шагал к своему дому, стемнело.
Он думал о Свярде.
Он думал о Рее.
И хотя он этого по-настоящему еще не осознал, на душе у него было хорошо. Так хорошо, как давно уже не было.
XXII
За письменным столом Гюнвальда Ларссона друг против друга сидели двое – хозяин стола и Колльберг. У обоих был задумчивый вид.
На календаре по-прежнему четверг, шестое июля, они только что покинули кабинет Бульдозера Ульссона, предоставив начальнику спецгруппы в одиночестве мечтать о счастливом дне, когда он наконец посадит за решетку Вернера Руса.
– Не пойму я этого Бульдозера, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Неужели он и впрямь думает отпустить Мауритсона?
Колльберг пожал плечами:
– Похоже на то.
– Хоть бы слежку организовал, честное слово, – продолжал Гюнвальд Ларссон. – Прямой смысл… Или, по-твоему, у Бульдозера припасена какая-нибудь другая гениальная идея?
Колльберг в раздумье покачал головой:
– Нет, по-моему, тут вот что: Бульдозер решил пожертвовать тем, что ему может дать слежка за Мауритсоном, в расчете на что-то более важное.
– Например? – Гюнвальд Ларссон нахмурил брови. – Разве Бульдозеру не важнее всего накрыть эту шайку?
– Это верно. Но ты задумывался над тем, что никто из нас не располагает такими надежными источниками информации, как Бульдозер? Он знает кучу воров и бандитов, и они ему всецело доверяют, потому что он их никогда не подводит, всегда держит слово. Они ему верят, знают, что понапрасну он не станет ничего обещать. Осведомители – главная опора Бульдозера.
– По-твоему, ему не будет ни доверия, ни надежной информации, как только они проведают, что он устроил слежку за стукачом?
– Вот именно, – ответил Колльберг.
– Все равно, я считаю, что упускать такой шанс – глупее глупого, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Если незаметно проследить, куда направится Мауритсон, и выяснить, что у него на уме, Бульдозеру это не повредит.
Он вопросительно посмотрел на Колльберга.
– Ладно, – отозвался тот. – Я и сам не прочь разузнать, что собирается предпринять господин Трезор Мауритсон. Кстати, Трезор – это имя, или у него двойная фамилия?
– Собачья кличка, – объяснил Гюнвальд Ларссон. – Может, он иногда под видом собаки орудует? Но нам надо поторапливаться, его могут отпустить с минуты на минуту. Кто начинает?
Колльберг посмотрел на свои новые часы, такие же, как те, которые побывали в стиральной машине. Он уже часа два не ел и успел проголодаться. В какой-то книжке он прочел, что одно из правил диеты для тучных – есть понемногу, но часто, и усердно выполнял вторую половину этого правила.
– Начни ты, – предложил он. – А я буду у телефона, как только тебе понадобится помощь или смена – звони. Да, возьми лучше мою машину, она не такая приметная, как твоя.
Он отдал Гюнвальду Ларссону ключи.
– Идет. – Гюнвальд Ларссон встал и застегнул пиджак.
В дверях он обернулся:
– Если Бульдозер будет меня искать, придумай что-нибудь. Привет, жди звонка.
Колльберг выдержал еще две минуты, потом спустился в столовую, чтобы расправиться с очередным «диетическим» блюдом.
Гюнвальду Ларссону не пришлось долго ждать. Через несколько минут на крыльце появился Мауритсон. Подумав немного, он взял курс на Агнегатан. Свернул направо, дошел до Хантверкаргатан и повернул налево. У автобусной остановки на площади Кунгсхольмсторг остановился. Гюнвальд Ларссон притаился в подъезде неподалеку.
Он отлично понимал, что перед ним – нелегкая задача. При его росте и массе даже в толпе трудно оставаться незамеченным, а ведь Мауритсон узнает его с первого взгляда. Так что ехать с ним в одном автобусе нельзя, сразу увидит. На стоянке такси через улицу была одна свободная машина. Только бы ее увели у него из-под носа! Гюнвальд Ларссон решил обойтись без машины Колльберга.