Мауритсон не ответил. Подняв голову, Мартин Бек увидел, что он разинул рот от удивления.
– Да-да, я располагаю документами, – повторил Мартин Бек. – Так что, надо думать, все правильно.
– Ладно, – уступил наконец Мауритсон. – Допустим.
– Но дело в том, что груз до вас так и не дошел. Если не ошибаюсь, произошел несчастный случай, и ящик разбился при перевозке.
– Верно, разбился. Только я бы не назвал это несчастным случаем.
– Да, тут вы, пожалуй, правы. Лично мне сдается, что складской рабочий по фамилии Свярд умышленно разбил ящик, чтобы присвоить ликер.
– Верно, сдается, именно так все и было, – с досадой сказал Мауритсон.
– Гм-м-м… Я понимаю, вы сыты по горло тем, из-за чего вас сейчас здесь держат. Может быть, вы вовсе не хотите ворошить это старое дело?
Мауритсон долго думал, прежде чем ответить.
– Почему же? Мне только полезно потолковать о том, что было на самом деле. Иначе, ей-богу, с ума сойду.
– Ну, смотрите, – сказал Мартин Бек. – А только мне кажется, что в этих бутылках был вовсе не ликер.
– И это верно.
– Что в них было на самом деле, сейчас не важно.
– Могу сказать, если вам интересно. В Испании над бутылками немного поколдовали. С виду все как положено, а внутри – раствор морфина и фенедрина, он тогда пользовался большим спросом. Так что ящик представлял немалую ценность.
– Насколько я понимаю, теперь вам за давностью ничто уже не грозит за попытку провезти контрабанду, ведь дело ограничилось попыткой.
– Что верно, то верно, – протянул Мауритсон так, словно до него это только сейчас дошло.
– Затем, у меня есть причина предполагать, что этот Свярд вас шантажировал.
Мауритсон промолчал.
Мартин Бек пожал плечами:
– Повторяю, вы не обязаны отвечать, если не хотите.
Мауритсон никак не мог укротить свои нервы. Он непрерывно ерзал на стуле, руки его беспокойно шевелились.
«Похоже, они его все-таки обработали», – удивленно подумал Мартин Бек.
Он знал, какими методами действует Колльберг, знал, что методы эти почти всегда гуманны.
– Я буду отвечать, – сказал Мауритсон. – Только не уходите. Вы возвращаете меня к действительности.
– Вы платили Свярду семьсот пятьдесят крон в месяц.
– Он запросил тысячу. Я предложил пятьсот. Сговорились на семистах пятидесяти.
– А вы рассказывайте сами, – предложил Мартин Бек. – Если на чем-нибудь споткнетесь, реконструируем вместе.
– Вы так думаете? – У Мауритсона дергалось лицо. – Вы уверены?
– Уверен.
– Скажите, вы тоже считаете меня ненормальным? – вдруг спросил Мауритсон.
– Нет, с какой стати.
– Похоже, что все считают меня чокнутым. Я и сам готов в это поверить.
– Вы рассказывайте, как было дело, – сказал Мартин Бек. – Увидите, все разъяснится. Итак, Свярд вас шантажировал.
– Он был настоящий кровосос, – сказал Мауритсон. – Мне в тот раз никак нельзя было под суд идти. Меня уже судили раньше, на мне висели два условных приговора, я находился под надзором. Но вы все это знаете, конечно.
Мартин Бек промолчал. Он еще не исследовал досконально послужной список Мауритсона.
– Так вот, – продолжал Мауритсон. – Семьсот пятьдесят в месяц – не ахти какой капитал. За год – девять тысяч. Да один только тот ящик куда дороже стоил.
Он оборвал свой рассказ и озадаченно спросил:
– Ей-богу, не понимаю, откуда вам все это известно?
– В нашем обществе почти на все случаи есть бумажки, – любезно объяснил Мартин Бек.
– Но ведь эти бестии окаянные, наверно, каждую неделю ящики разбивали, – сказал Мауритсон.
– Правильно, только вы не потребовали возмещения.
– Это верно… Я еле-еле отбрехался от проклятой страховки. Мало мне Свярда, не хватало еще, чтобы инспекторы страхового общества начали в моих делах копаться.
– Понятно. Итак, вы продолжали платить.
– На второй год хотел бросить, но не успел и двух дней просрочить, как старик сразу угрожать начал. А мои дела постороннего глаза не терпели.
– Можно было подать на него в суд за шантаж.
– Вот именно. И загреметь самому на несколько лет. Нет, мне одно оставалось – гнать монету. Этот чертов хрыч бросил работу, а я ему вроде как бы пенсию платил.
– Но в конце концов вам это надоело?
– Ну да.
Мауритсон нервно мял в руках носовой платок.
– А что, между нами, – вам не надоело бы? Знаете, сколько всего я выплатил этому прохвосту?
– Знаю. Пятьдесят четыре тысячи крон.
– Все-то вам известно, – протянул Мауритсон. – Скажите, а вы не могли бы забрать дело об ограблении у тех психов?
– Боюсь, из этого ничего не выйдет, – ответил Мартин Бек. – Но ведь вы не покорились безропотно? И пробовали припугнуть его?
– А вы откуда знаете? Примерно с год назад я начал задумываться, сколько же всего я выплатил этому подонку. И зимой переговорил с ним.
– Как это было?
– Подстерег на улице и сказал ему – дескать, хватит, отваливай. А тот, жила, мне в ответ – берегись, говорит, сам знаешь, что произойдет, если деньги перестанут поступать вовремя.
– А что могло произойти?
– А то, что он побежал бы в полицию. Конечно, дело с ящиком давно кануло в прошлое, но полиция обязательно копнула бы в настоящем, а я не только законными делами занимался. Да и поди растолкуй убедительно, почему столько лет платил ему без отказа.
– Но в то же время Свярд вас успокоил. Сказал, что ему недолго осталось жить.
Мауритсон опешил.
– Он что, сам вам рассказал об этом? – спросил он наконец. – Или это тоже где-нибудь записано?
– Нет.
– Может, вы из этих – телепатов?
Мартин Бек покачал головой.
– Откуда же вам все так точно известно? Да, он заявил, что у него в брюхе рак, протянет от силы полгода. Мне кажется, он струхнул немного. Ну, я и подумал – шесть лет содержал его, как-нибудь выдержу еще полгода.
– Когда вы в последний раз с ним разговаривали?
– В феврале. Он скулил, плакался мне, словно родственнику какому-нибудь. Дескать, в больницу ложится. Он ее фабрикой смерти назвал. Его в онкологическую клинику взяли. Смотрю, вроде бы и впрямь старичку конец. «И слава Богу», – подумал я.
– А потом все-таки позвонили в клинику и проверили?
– Верно, позвонил. А его там не оказалось. Мне ответили, что он помещен в одно из отделений больницы Сёдер. Тут я почуял, что дело пахнет керосином.
– Ясно. После чего позвонили тамошнему врачу и назвались племянником Свярда.
– Послушайте, а зачем я вам рассказываю, если вы все наперед знаете?
– Да нет, не все.
– Например?
– Например, под какой фамилией вы звонили.
– Свярд – под какой же еще. Раз я племянник этого прохвоста, значит, само собой, Свярд. А вы не сообразили?
Мауритсон даже повеселел.
– Нет, не сообразил. Вот видите.
Что-то вроде мостика протянулось между ними.
– Врач, с которым я говорил, сказал, что старичина здоров как бык, запросто протянет еще лет двадцать. Я подумал…
Он примолк. Мартин Бек быстро посчитал в уме.
– Подумали, что это означает еще сто восемьдесят тысяч.
– Сдаюсь, сдаюсь. Куда мне с вами тягаться. В тот же день я перечислил мартовский взнос, чтобы уведомление уже ждало этого идола, когда он вернется домой. А сам… вам, конечно, известно, что я решил?
– Что это последний раз.
– Вот именно. Я узнал, что его выписывают в субботу. И как только он выполз в лавку за своей проклятой кошачьей едой, я его хвать за шкирку и говорю: все, больше денег не будет. А он какой был наглец, такой и остался: дескать, я знаю, что произойдет, если к двадцатому следующего месяца он не получит уведомление из банка. Но все же он перетрусил, потому что после этого, угадайте – что?
– Он переехал.
– Все-то вам известно. И что я тогда сделал?
– Знаю.
В кабинете воцарилась тишина. «А магнитофон и впрямь работает бесшумно», – подумал Мартин Бек. Он сам проверил аппарат перед допросом и зарядил новую ленту. Теперь важно выбрать верную тактику.
– Знаю, – повторил он. – Так что в основном наш разговор можно считать оконченным.
Его слова явно не обрадовали Мауритсона.
– Постойте – вы вправду знаете?
– Вправду.
– А вот я не знаю толком. Не знаю даже, черт бы меня побрал, жив старикашка или помер. Дальше пошли сплошные чудеса.
– Чудеса?
– Ну да, с тех самых пор у меня все… как бы это сказать, шиворот-навыворот идет. И через две недели мне припаяют пожизненное заключение за дело, которое не иначе как сам нечистый подстроил. Ни на что не похоже… Ну, так что я тогда сделал?
– Сначала разузнали, где поселился Свярд.
– Это было несложно. Ну вот, потом я несколько дней следил за ним, примечал, в какое время он выходит из дома, когда возвращается… Он мало выходил. И штора на его окне всегда была опущена, даже вечером, когда он проветривал, я это живо усек.
Мартин Бек отметил про себя пристрастие Мауритсона к жаргонным словечкам. Он и сам иногда ловил себя на таких выражениях, хоть и старался следить за своей речью.
– Вы задумали хорошенько припугнуть Свярда, – сказал он. – В крайнем случае – убить.
– Ну да. А чего… Только не так-то легко было до него добраться. Но я все равно придумал способ. Совсем простой. Разумеется, вам известно – какой.
– Вы решили подстрелить Свярда у окна, когда он будет его открывать или закрывать.
– Вот-вот. А иначе как его подловишь? И местечко я высмотрел подходящее. Сами знаете где.
Мартин Бек кивнул.
– Еще бы, – сказал Мауритсон. – Там только одно место и подходит, если в дом не входить. На склоне парка через улицу. Свярд каждый вечер открывал окно в девять часов, а в десять закрывал. Вот я и отправился туда, чтобы угостить старичка пулей.
– Когда это было?
– В понедельник, семнадцатого, так сказать, вместо очередного взноса… В десять вечера. А дальше как раз и начинаются чудеса. Не верите? А я докажу, черт дери. Только сперва один вопрос к вам. Какое оружие у меня было, знаете?