– Да, – сказал пограничник, – кажется, здесь. Погодите.
Прикрыл микрофон ладонью и повернулся к своему товарищу:
– Гунвальд Ларссон – это не тот верзила в миллионерских шмотках, который торчит там у дерева?
– Он, – ответил товарищ. – По-моему, он.
– Его к телефону. Этот окаянный Гейдт, о котором все говорят. То есть тьфу, звонит-то не Гейдт.
Гунвальд Ларссон вошел в помещение и взял трубку. Извлечь что-либо из его слов было трудно, потому что он ограничивался односложными репликами.
– Так.
– Ага.
– Мертв?
– Жаль.
– Кто?
– Скакке?
– А сам он?
– Ну пока.
Он положил трубку, поглядел на постовых в будке и сказал:
– Можете снимать ограждение, больше не понадобится. Пусть проезжают.
– А ты?
– Поеду домой.
– Еще не умаялся?
Гунвальд Ларссон вдруг осознал, что давно не смыкал глаз. Он и впрямь умаялся. Уже в Карлстаде сдался и подъехал к городской гостинице.
В Хельсингборге Фредрик Меландер положил трубку и довольно улыбнулся. Потом посмотрел на часы. Лицо Рённа, который сидел рядом и слушал разговор, тоже выражало откровенную радость.
Сочельник они отпразднуют дома.
В пятницу, 10 января 1975 года, выдался как раз такой вечер, каких хотелось бы побольше. Когда все относительно спокойны и пребывают в ладу с миром и собой. Когда все плотно поели, выпили и знают, что завтра свободный день, если только не стрясется что-нибудь из ряда вон выходящее, непредвиденное и ужасное.
Подразумевая под словом «все» очень маленькую частицу человечества.
Человека четыре.
В этот вечер Мартин Бек и Рея пришли к Леннарту Кольбергу и его жене, и вместе они выполнили названную выше программу, создав тем самым предпосылки к тому, чтобы чувствовать себя так хорошо, как это вообще возможно.
Говорили они не очень много, главным образом потому, что были заняты игрой, которая называется «составление кроссворда» и выглядит весьма просто. У каждого участника по ручке и по листку бумаги, на котором начерчено двадцать пять клеток, и каждый по очереди называет какую-нибудь букву. Эти буквы вписывают в клетки, заглядывать в чужие листки нельзя.
– Икс, – сказал Кольберг в третий раз подряд, и все тяжело вздохнули.
Что-то в этой игре не так, подумал Мартин Бек. Хотя бы то, что Кольберг выиграл четыре раза из пяти. В пятый раз выиграла Рея.
Впрочем, Мартин Бек и Леннарт Кольберг привыкли к тому, что им не везет в игре, и не очень переживали.
– Икс, как в слове экс-полицейский, – юмористически пояснил Кольберг.
Как будто все и без того уже не убедились, что нет никакой возможности в третий раз найти применение этой злосчастной букве. После долгого раздумья Мартин Бек оторвал глаза от своих клеток, пожал плечами и сдался.
– Слышь, Леннарт.
– Ммм?
– Помнишь – десять лет назад?
– Когда мы охотились на Фольке Бенгтссона, сразу после реорганизации? Да-а, есть что вспомнить. А все, что потом было? Нет, лучше не вспоминать.
– Думаешь, все тогда началось?
Кольберг поежился. Потом произнес:
– Нет, не тогда. И, к сожалению, не сегодня кончится.
– Игрек, – сказала Рея.
После чего все надолго примолкли.
Настало время подсчитывать очки. Записав цифры, Мартин Бек убедился, что и на этот раз проиграл.
– Но одно совершенно ясно, – заговорил Кольберг. – Была допущена ошибка. Сделать полицию зачинщиком насилия – все равно что ставить телегу впереди лошади.
– Ха, я выиграла, – сказала Рея.
– Точно, – подтвердил Кольберг. И продолжал, сжалившись над Мартином Беком: – Да брось ты себя терзать. В эти последние десять лет преступность захлестнула весь западный мир. Эту лавину в одиночку не остановишь и не отведешь. Она будет расти и расти. И ты тут ни при чем.
– Будто бы?
Все перевернули свои листки и начертили новые клетки. Кончив чертить, Кольберг снова посмотрел на Мартина Бека:
– Твоя беда в том, Мартин, что тебе досталась не та работа. И живешь ты не в те времена. Не в той части мира. И система не та.
– Это все?
– Приблизительно все, – сказал Кольберг. – Ну так, мне начинать. Я говорю икс. Икс, как в слове Маркс.