Засыпая, Мартин Бек думал о спагетти с мясным соусом. И поймал себя на том, что ждет завтрашнего дня с чувством, смахивающим на предвкушение.
А так как чувство это было ничем не оправдано, бессодержательность субботы и воскресенья показалась ему особенно невыносимой. Впервые за несколько лет одиночество превратилось в нестерпимую муку. Дома не сиделось, и в воскресенье он даже совершил прогулку на пароходике до Мариефреда[61], но это не помогло. Он и на вольном воздухе чувствовал себя словно взаперти. Что-то в его жизни крепко не ладилось, и он не хотел больше с этим мириться, как мирился прежде. Глядя на других людей, Мартин Бек догадывался, что многие из них пребывают в таком же тупике, но то ли не осознают этого, то ли не хотят осознавать.
В понедельник утром во сне он опять скакал верхом. Гито был похож на Кэрредина и держал в руке автоматический пистолет сорок пятого калибра. А когда Мартин Бек выполнил свой жертвенный ритуал, к нему подошла Peя Нильсен и спросила: «Ты ничего лучшего не мог придумать?»
Придя в свой кабинет на Вестберга-алле, он снова взялся за телефон.
Начал с онкологической клиники. И с великим трудом добился ответа, из которого мало что можно было извлечь.
Свэрд был госпитализирован в понедельник шестого марта. Но уже на другой день его направили в инфекционное отделение Южной больницы.
Почему?
– На этот вопрос теперь не так-то легко ответить, – сказала секретарша, отыскав наконец в регистрационных книгах фамилию Свэрда. – Очевидно, случай не по нашему профилю. Истории болезни нет, есть только пометка, что он поступил с направлением от частного врача.
– А что за врач?
– Некий доктор Берглунд, терапевт. Кстати, вот и направление, только разобрать ничего нельзя, вы же знаете, как врачи пишут. Вдобавок ксерокопия плохая.
– Адрес тоже не разобрать?
– Адрес врача? Оденгатан, тридцать.
– Ну вот видите, что-то все же разобрали.
– Штемпель, – лаконично ответила секретарша.
У доктора Берглунда автоматический ответчик сообщил, что прием временно прекращен, до пятнадцатого августа.
Ну конечно, доктор в отпуске.
Но Мартина Бека никак не устраивало ждать больше месяца, чтобы узнать, чем болел Свэрд.
Он набрал один из номеров Южной больницы. Больница эта большая, ее телефоны вечно заняты, и он потратил почти два часа, прежде чем выяснил, что Карл Эдвин Свэрд действительно находился в инфекционном отделении в марте, а именно со вторника, седьмого числа, по субботу, восемнадцатого, после чего, судя по всему, отбыл домой.
Но с каким заключением его выписали – здоров?.. Смертельно болен?..
На этот вопрос он никак не мог добиться ответа: заведующий отделением занят, не может подойти к телефону.
Придется опять самому трогаться в путь…
Мартин Бек доехал на такси до больницы и, поблуждав немного, отыскал нужный коридор.
Еще через десять минут он сидел в кабинете человека, коему положено было знать все о состоянии здоровья Свэрда.
Это был мужчина лет сорока, небольшого роста, волосы темные, глаза неопределенного цвета – серо-голубые с зелеными и светло-коричневыми искорками. Пока Мартин Бек искал в карманах несуществующие сигареты, врач, надев очки в роговой оправе, углубился в бумаги. Десять минут прошло в полном молчании, наконец он сдвинул очки на лоб и посмотрел на посетителя.
– Ну, так. Что же вы хотели узнать?
– Чем болел Свэрд?
– Ничем.
С минуту Мартин Бек осмысливал это несколько неожиданное заявление. Потом спросил:
– Почему же он пролежал тут почти две недели?
– Точнее, одиннадцать суток. Мы провели тщательное обследование. Были некоторые симптомы, было направление от частного врача.
– Доктора Берглунда?
– Совершенно верно. Пациент считал себя тяжелобольным. Во-первых, у него были две шишки на шее, во-вторых, в области живота слева – опухоль. Она легко прощупывалась, и, как часто бывает в таких случаях, пациент решил, что у него рак. Обратился к частному врачу, тот нашел симптомы тревожными. Но ведь частные врачи обычно не располагают необходимым оборудованием, чтобы диагностировать такие случаи. Да и не всегда квалификация достаточная. В этом случае был поставлен неверный диагноз, и пациента скоропалительно направили в онкологическую клинику. А там сразу выяснилось, что пациент не прошел обследования, и его перевели к нам. Ну а обследование – дело серьезное, надо было взять не один анализ.
– И вывод гласил, что Свэрд здоров?
– Практически здоров. Насчет шишек на шее мы сразу его успокоили – обыкновенные жировики, ничего опасного. Опухоль в области живота потребовала более серьезного исследования. Мы, в частности, произвели общую аортографию, рентген всего пищеварительного тракта. А также биопсию печени…
– Это что такое?
– Биопсия печени? Попросту выражаясь, в бок пациента вводят трубочку и отделяют кусочек печени. Кстати, это исследование я сам проводил. Затем взятый образец направили в лабораторию и проверили на раковые клетки. Так вот, ничего похожего мы не нашли. Опухоль оказалась изолированной кистой на колон…
– Простите, как вы сказали?
– На кишке. Словом, киста. Ничего серьезного. Ее можно было удалить хирургическим путем, но мы посчитали, что в таком вмешательстве нет нужды. Пациент не испытывал никаких неудобств. Правда, он утверждал, что у него прежде были сильные боли, но они явно носили психосоматический характер.
Врач остановился, посмотрел на Мартина Бека, как глядят на детей и малограмотных, и пояснил:
– Попросту говоря, самовнушение.
– Вы лично общались со Свэрдом?
– Конечно. Я каждый день с ним разговаривал, и перед его выпиской у нас состоялась долгая беседа.
– Как он держался?
– Первое время все его поведение определялось мыслями о мнимой болезни. Он был уверен, что у него неизлечимый рак и дни его сочтены. Думал, что ему осталось жить от силы месяц.
– Что ж, он угадал, – вставил Мартин Бек.
– В самом деле? Попал под машину?
– Застрелен. Возможно, покончил с собой.
Врач снял очки и задумчиво протер их уголком халата.
– Второе предположение кажется мне совсем невероятным.
– Почему?
– Как я уже сказал, перед выпиской Свэрда у меня была с ним долгая беседа. Когда он убедился, что здоров, у него словно гора с плеч свалилась. Прежде он был страшно подавленный, а тут совсем переменился, сразу повеселел. Еще до этого мы установили, что его боли исчезают от самых простых средств. От таких таблеток, которые, между нами говоря, вовсе не являются болеутоляющими.
– Значит, по-вашему, он не мог покончить с собой?
– Не такая натура.
– А какая у него была натура?
– Я не психиатр, но на меня он произвел впечатление человека сурового и замкнутого. Персонал жаловался на него – придирается, брюзжит… Но это все проявилось уже в последние дни, после того как он понял, что у него нет ничего опасного.
Подумав, Мартин Бек спросил:
– Вы не знаете, его здесь никто не навещал?
– Чего не знаю, того не знаю. Вообще-то, он говорил мне, что у него нет друзей.
Мартин Бек встал:
– Спасибо. Тогда, пожалуй, все. До свидания.
Он был уже в дверях, когда врач вдруг сказал:
– Кстати, насчет друзей и посещений…
– Да?
– Понимаете, какой-то родственник Свэрда – племянник его – звонил как-то во время моего дежурства и справлялся о здоровье дяди.
– И что вы ответили?
– Он позвонил как раз, когда мы закончили обследование. И я сразу обрадовал его, ответил, что Свэрд здоров, проживет еще много лет.
– Ну и как он реагировал?
– Судя по голосу, удивился. Очевидно, Свэрд не только себя, но и его убедил, что тяжело болен и не выйдет живым из больницы.
– Этот племянник как-то назвался?
– Наверное, но я не запомнил фамилию.
– Я сейчас вот о чем подумал, – сказал Мартин Бек. – Разве не заведено, чтобы пациент сообщал фамилию и адрес кого-нибудь из родных или знакомых на случай…
Он не договорил.
– Совершенно верно. – Врач надел очки. – Сейчас поглядим… Тут должно быть написано. Точно, есть.
– Кто же это?
– Peя Нильсен.
Глубоко задумавшись, Мартин Бек шел через парк Тантолунден. Его не ограбили, даже не оглушили ударом по голове, но в кустах кругом лежало множество пьяниц, очевидно ожидавших, когда кто-нибудь возьмется их опекать.
А задуматься было о чем.
У Карла Эдвина Свэрда не было ни братьев, ни сестер.
Откуда же взялся племянник?
У Мартина Бека появился повод наведаться на Тулегатан, и он направился было туда.
Но, доехав на метро до станции Центральный вокзал, он передумал и, вместо того чтобы сделать пересадку, возвратился на две остановки назад. Выйдя на станции Слюссен, не спеша побрел мимо пристани Шеппсбрун. Может быть, сегодня есть на что поглядеть?
Но красивых пароходов не было.
Внезапно он почувствовал, что проголодался. Магазины уже закрылись, пришлось зайти в ресторан. Мартин Бек заказал окорок с гарниром и приступил к еде под градом любопытных взглядов – иностранные туристы истязали официантов дурацкими вопросами, кто и чем знаменит из присутствующих. Годом раньше о Мартине Беке довольно много писали, но люди быстро забывают, и слава его уже померкла.
Расплачиваясь, он сразу ощутил, что давно не был в ресторане. Ибо за время его вынужденного воздержания и без того баснословные цены подскочили еще выше.
Придя домой, Мартин Бек долго бродил по квартире в отвратительнейшем настроении, прежде чем взял очередную книгу и лег. Книга была недостаточно скучной, чтобы усыпить его, и недостаточно интересной, чтобы прогнать сон. Часов около трех он встал и принял две таблетки снотворного, от чего обычно старался воздерживаться. Быстро уснул и проснулся совсем разбитый, хотя спал дольше обычного и на этот раз обошлось без снов.
Явившись на службу, он начал рабочий день с того, что внимательно проштудировал все свои записи. Этого занятия ему хватило до ланча – чашки чая и двух сухарей.