Экран челнока показывал, что до аэропорта еще минут сорок. Комиссар вытащил планшет, открыл очередное чтение. Лежер какое-то время наблюдал сквозь тонированные стекла за проносящимися холмами, перелесками, встречными коробчонками с пассажирами и без. Проворчал:
– Я вот пробовал по вашему примеру читать… Знаете, помогает.
– Да ну?
– Ну да. Вот, недалеко ходить, в той лаборатории, где с плазмой долбятся, пытаются на встречных пучках получить условия для реакции синтеза, я имел уже не настолько дебильное лицо, как обычно. Скажите, шеф, а вы как-то выбираете книги для чтения, или все подряд гребете?
Де Бриак вздохнул, отложил планшет, поправил ремень.
– Все авторы по-разному пишут. Кто сериал, кто детектив. А нет бы так, чтобы детектив, космическая опера, нуар-постапокалипсис…
– Это мрачно. Сразу после надо забойный постапокалипсис-боевик, чтобы развеяться.
Комиссар улыбнулся:
– А потом фанфик и чтоб всенепременно с вампирами; и чтобы светлое космическое будущее; и обязательно прогрессоры-попаданцы, плутовской роман, коммунисты на звездолетах, дизельпанк с дирижабами… э-э, дирижаблями, боевые мегароботы…
– Только не двуногие, комиссар, это пошло и банально!
– Да, и что-нибудь такое философское – и все в одном сериале! Я бы в детективе охотно играл героя, даром, что ли, я комиссар полиции? Мэгре мое второе имя!
Лежер покривился:
– А вот я бы не хотел в нуар.
– Отчего же? Крутой штурмовик там весьма к месту.
– Все так, мсье комиссар. Но ведь герои нуара в конце погибают.
– Почему же это?
– По закону жанра, – сказал крутой штурмовик. – По сюжету.
Сюжет экстренного выпуска не оставил равнодушным никого. Из системы HD 69830 в созведии Кормы на Землю возвратился зонд-разведчик. Все каналы показывали картинку изрядно поцарапанного аппарата, и все ведущие на разных языках повторяли одно и то же высказывание профессора У Танга: “Трасса туда и обратно проверена. Уровень излучений не превышает возможностей нашей техники, защита справится. Планета в достаточной степени землеподобна. Можно лететь!”
Показывали уверенно лезущие к небу курсы акций “Робонавтикс” и “Интергалактик” – и чертовой прорвы их подрядчиков.
Показывали ровные ряды белых домиков на белом песке, а за ними невообразимую колонну, нить в небо – Аризонский Орбитальный Лифт. Первые колонисты-звездопроходцы ступали по еще пустынному лагерю; камера перескакивала с их возбужденных лиц то на пыльный асфальт, то на пластиковые стенки – но неизменно возвращалась к застывшему смерчу, сине-серой воронке Лифта, царившей над пустынным пейзажем.
Показывали плавно разъединяющиеся баллоны Первой Волны – десять банок О’Нейла, каждая вместимостью в тумен. Сверкающие цилиндры двигались по угольно-черному фону, заслоняя пятнышки звезд, выходили на разгонную орбиту – а под баллонами так же медленно поворачивалась Земля.
Наконец, экстренный выпуск закончился. Дежурный кинулся на форумы обсуждать подробности. Хорн просто уселся поудобнее, включил электрочайник – и сам не заметил, как задремал.
Разбудил его наконец-то добравшийся до клуба Змей. Хорн протер глаза, позевал. Потрогал давно выключившийся чайник и сообразил, что спал долго – кипяток успел остыть. Зато сам Хорн остался горячее кипятка:
– Лантон!
– Чего? – Змей опешил. – Ты не проснулся еще?
Хорн поморщился:
– Лантон! Сам смотри. Год подготовки. А через год у тебя дипломная практика, потом сам диплом – и здравствуй, жопа. Типа, взрослая жизнь. Хрен ты потом сможешь что-то делать. Решать надо сейчас.
Змей тоже зевнул и включил остывший чайник. По звукам из общего помещения он уже понял, что уборка после регаты подошла к самому концу, и что, кроме дежурного, на клубной базе осталось всего пять-шесть самых заядлых.
Хорн подтянул банку с чаем, пакет с кубиками сахара. Зашумел чайник. Хорн сказал:
– Сегодня решить, а завтра на совете заявить. Регата хорошо прошла. Я по глазам вижу, Легат согласовал нам Йомсборг.
Змей кивнул и зевнул снова. Хорн даже руки потер:
– Ха, так мы на коне! И тогда мы Лантон заявим на Волк-фесте, это через две недели. А туда надо хоть что-то уже показать, сам же понимаешь, под голые слова никто к нам не поедет. Мы не столица.
Чайник зашумел совсем громко, выключился. Хорн ловко разлил кипяток по приготовленной заварке. Сам он пил вприкуску – а Змей вовсе без сахара. За дверью кого-то негромко выругал дежурный. Наконец, гулко ударили закрывающиеся створки склада и знакомо щелкнул замок.
Змей потер виски:
– Хорошо. Раз ты не можешь подождать всего лишь до утра… Я поддержу тебя завтра на совете, если ты мне сегодня, сейчас, приведешь обоснование. Чем так хороша эта твоя Меганезия, что тебе всралось не просто сделать по ней игру, но сделать ее немедленно, – и принялся мелкими глоточками пить горячий чай.
– Слушай, цитирую. “Позиция Шуанга такова: наш байк не должен ломаться сам по себе ни при каких условиях. Его можно разбить, сбросив в пропасть, или уронив на него булыжник, но в условиях движения по любой поверхности, которую можно, при хорошей фантазии, признать дорогой, эта машинка должна работать безотказно,” – тут Хорн жестом закрыл цитату, хлебнул чая, захрустел рафинадом. Выдохнул после кипятка.
– Вот если ты мне назовешь хоть один инструмент, машину, товар, разработанный по такому принципу – а не чтобы срубить с лоха еще денег! – я заткнусь и больше с Лантоном никуда не полезу. Слово.
– Принято, – сказал без выражения Змей, – твоя взяла.
Хорн пригляделся к собеседнику:
– Вижу, задолбался.
Налил еще чашку и продолжил в перерывах между глотками:
– Зато сделали кое-что, чем не стыдно хвастаться.
– Почему ты не откроешь свой клуб? От нас кто ни уходил, все что-нибудь основали.
Парень захрустел сахаром, ответил полуразбочиво:
– Только те клубы прожили кто полгода, кто вообще до зимы.
– Что не выставишься на следующие выборы вместо меня?
Хорн обезоруживающе улыбнулся:
– Я лучше тебе помогу. Я же вижу, что тебе как раз это интересно.
– Что?
– Клуб… Успех.
– Успех… – без выражения повторил Змей. – Да уж. Успех…
– Ладно, я домой.
Двигаясь без мыслей, Змей вымыл чашки, убрал сахар. Прошелся по клубной базе – привычное занятие даже немного разогнало сон. На удивление, все сложили сравнительно аккуратно и закрыли на замки. Змей мог не переживать за оборудование.
На ночь оставался дежурный – один из артиллеристов Абдуллы, здоровенный загорелый хлопец, прозванный Сервелатом – да еще невзрачный паренек в спортивном костюме, в самых дешевых кроссовках-”тапочках”. Он уже спал на диване в общей комнате, закопавшись русой головой в подушку. Сервелат пояснил:
– Человеку надо переночевать. Он вроде бы нормальный. На разгрузке хорошо помогал. Проблем не делал. Спиртным не пахнет. Немытым телом тоже не пахнет. Сканер медицинский прошел нормально, причем его уговаривать не пришлось, явно для него процесс не в новинку. Сам руку подставил под анализатор и не пищал. Даже как-то с одобрением смотрел, типа – порядок есть порядок.
Змей вытащил коммуникатор, ткнул в один из красных значков. Дождался ответа:
– Оперативный? Клуб “Факел”, мы от Сергея Павловича. Да. У нас новичок на ночь остановился. Нет, мы его не знаем. Примите фотографию. Да мало ли, вдруг он в розыске. Лет пятнадцать на вид. Нет, спит уже, будить не хочу. Нет, жалоб никаких. Не знаю, не говорил еще… Да мало ли – поругался парень с родителями…
Родители оставили де Бриаку просторную квартиру в хорошем кондоминиуме; только наслаждался свободой молодой офицер недолго. Почти сразу в квартиру вписалась его родная сестра, феерически расставшаяся с мужем. В годы цветущей юности сестра нешуточно билась над покорением большой эстрады, поклонников считала десятками – разумеется, полагала, что окрутить любого труда не составит. Лет пятнадцать назад все так бы и случилось – но вот именно в ее звездные годы на Земле свирепствовали феминистки. Дня не проходило, чтобы какого-нибудь известного антрепнера или там режиссера не обвинили в домогательствах. Великую Катрин Денев, осмелившуюся что-то пискнуть против, едва не забросали помидорами… Видя такие ужасы, парламент Швеции подошел к делу со скандинавской основательностью, и вынес на обсуждение “закон о письменном согласии”. Дескать, без обоюдного желания любовью заниматься все равно нельзя – так почему не оформить сложившуюся практику? Пишите бумагу – и ныряйте в постель… Если, разумеется, за время написания бумаги кое-чего не обвиснет.
Поклонники, прикинув к носу то, что феминистки требовали отрезать, сообразили перспективы – и как-то незаметно расточились в свете софитов… Сестра вышла за кого пришлось; через некоторое время предсказуемо развелась. Денег ей хватило, а вот семейное гнездышко оттягали неожиданно хорошие адвокаты супруга. Брат в то время мотался по миру, как может мотаться самый младший офицер управления, крайний за все и за всех – так что ключи выдал без возражений. Хоть присмотрено будет… Ну, а что нет более постоянного решения, чем временное, де Бриак понял уже намного позже. Но комнат в квартире хватало, жить не мешала ни сама сестра, ни ее дочка. Де Бриак рос по службе, погружаясь все глубже в дела – и, вполне предсказуемо, никакие приличные девушки не собирались делить его с работой. А неприличные не устраивали папу с мамой. Родители от богемной жизни дочки толком не очухались, а тут сын в дом приведет или сербскую беженку, или вообще на всю голову отмороженную напарницу… Разве это невестка для рода де Бриак?
Потом, конечно, родители спохватились – но, тоже вполне предсказуемо, запоздали. Теперь уже все равно сделалось де Бриаку. Он получил комиссарское звание, престижный кабинет на “той самой набережной Орсе”, где обитали герои Сименона и Жапризо – только на женщин уже не заглядывался. Для разговоров по душам ему вполне хватало сестры. А для более приземленных надобностей взрослый мужчина без подсказок и разжевываний знает, откуда что брать. Тем бол