с обучением,” – понял Шарк, – ”детишек просто никто никогда не выслушивал толком.”
Установочное занятие растянулось до позднего вечера – Шарк не поленился обзвонить родителей и попросил буквально каждого приехать забрать ребенка. Поглядел на двигающего столы Змея, вздохнул. Оказывается, дело зашло далеко, и придется все же с ним поговорить, как просила Хорнова сестрица, зеленоглазая блондинка Инь-Янь.
– Змей, меня тут с генетического алгоритма на философию пробило.
Змей оглядел убранный зал, сел на крайний стол и зевнул. Шарк сел на соседний:
– Для прогресса нужны отрицательные особи. Если их мало, то прогрес ломается. Если их много, то прогресс, опять же, ломается. Свой процент на каждую задачу.
– Ты на Лиса намекаешь? Или на Винни?
Шарк поморщился. Тут надо в лоб, но так умеет один Сэнмурв.
– Я про другое… Я подумал. Скрещивание родственников закрепляет качества. Любые. Один из четырех, что выигрыш, один из четырех, что проигрыш, и два из четырех, что все останется как есть… Принцип ясен?
– Алгоритм виртуальный, – кивнул Змей, – так что скрещивать можно всех со всеми, а не только прямых родителей. Принцип ясен, а к чему ты ведешь – никак не пойму.
– Тогда весь расклад я не буду пересказывать. Итог: зло, это когда меньшинство получает пользу за счет вреда большинству. Добро – когда большинство получает пользу за счет вреда меньшинству.
– Совсем без вреда никак?
Шарк повертел стриженой головой:
– При любых действиях кто-то да огребет. Закон сохранения, Ломоносов же. Где-то прибыло, где-то убыло. Натуралам кайф – сексменьшинства страдают. Сделали главными лесбо-феминисток – натуралам жопа. Буквально.
– Хочешь сказать, – поморщился Змей, – если у нас на клубе все хотят наслаждаться чистотой, то страдает за всех один дежурный? Ну так сегодня твоя очередь, я дежурил вчера. Сам же видишь, нет людей. Ведь не мелочь Снежанкину ставить на ночные вахты… Артем, кстати, молодец парень. Глянь, как мы с его лекции поумнели. Особенно ты. Просто ты уж настолько издалека зашел…
Шарк вздохнул и бросился с головой в омут:
– Что ты так нихрена и не понял. Ты думаешь, Снежана в своей элитной гимназии такую агитацию развернула ради папиных ассигнований?
– А ради чего?
– Кого. Ради кого, дебил. – Шарк опустил плечи. Нет, здесь точно нужен Сэнмурв с его викинговской простотой. – Ты вот отцу ее звонил вечером забрать, а она-то надеялась на твоем флипе вернуться.
Змей долго-долго смотрел на собеседника. Потом слез со стола, потянулся, старательно не пересекаясь глазами с товарищем.
– А ты, значит, все сразу понял?
– Мне Инь-Янь сказала, вообще-то, – Шарк тоже слез со стола, снова зевнул.
Змей поглядел за окно: вечер незаметно перешел в полночь. Пожалуй, безопаснее будет стартовать прямо из клубного двора, благо флип на вертикальный взлет и рассчитан.
– Шарк… Ты хоть понимаешь, насколько мы в жопе? Весной пацан в заброшенном карьере утонул – классную, директрису и завуча семнадцатой школы уволили сразу, хотя они-то в чем виноваты, что дурак малолетний нырял с незнакомого берега на пикнике выходного дня? Время неучебное. Похер: неполное служебное, статья, и до свиданья! Со статьей только говно кидать возьмут.
Змей махнул рукой на маленький дворик:
– Вон мой флип стоит прямо там, где Лис упал. Меня бы давно закрыли. Но Снежанкиному папе от нас что-то надо. Что? Никто не говорит. Почему он моего деда в Проект пристроил? Я за одно это ему должен, как земля колхозу, а он еще и взялся крышевать нас в та-а-аком залете… Мы для него кто? Кино про ГУЛАГ смотрел?
– Думаешь, “Факел” за корову взяли?
– Уверен. Это не Легат, это профи. Он вполне мог за завтраком, совершенно случайно, конечно же, обронить пару слов, что нам скоро абзац – Снежанка…
– Снежана.
Змей все-таки поднял взгляд на Шарка. Тот стоял настолько готовым к драке, что Змей сдался сразу:
– Ну ладно, Снежана. Снежана и взвилась. Притащила нам кучу малолеток. Ты хоть на пол-шишечки понимаешь, сколько мне в ювенальной юстиции тетки мозга выедут? А ты мне шьешь в чистом виде педофилию. Мало нам Винни?
Шарк хмыкнул.
– А все-таки жалко девочку. Старается.
– Именно! – Змей рубанул воздух ладонью. – Мне Сергей так и сказал, буквально за пять минут до того, как безопасники потащили его из машины. Ты, говорит, на пляже не улежишь, характер не тот.
– А дальше?
– А дальше просто: грузят на того, кто везет. Стараетесь? Ну, старайтесь. Хотите по… Постараться по-взрослому?… – Змей хихикнул:
– Махнула фея волшебной палочкой, и у танка отвалилась башня!
Прошелся перед стеной, потрогал копья.
– Сергей двух недель не пробыл, а и то заметил, что нам дали поиграться. Считаете себя крутыми? Нате вам клуб, вешайте себе пластиковые медальки, раздавайте имена… Где все эти, с именами? Где Абдулла, достойный меча Османов? Где Сервелат, где Клей?
Шарк добил:
– Где Валькирия? Нет Валькирии. Снежана тебе полторы дюжины идейных привела, эти не разбегутся… а ты ее полным именем не зовешь.
– В смысле не разбегутся?
– В смысле, они внутри компьютеров живут. Им пофиг, что снаружи.
– Ты…
– Тролль, – Шарк улыбнулся, развел руки, – просто тролль. Безотцовщина.
Змей фыркнул, крутанулся на пятке и в два шага оказался у двери. Вспомнив, обернулся через плечо:
– Тебе все равно ночь сидеть – напиши хоть пару строк Винни.
– Сам чего не напишешь?
– Я со зла так напишу, что как бы Винни не повесился.
– А на чем он читать будет? Их разве пускают в сеть?
“В сеть заключенных, разумеется, не пускают”, - писал в ответ Винни. – “Но мы-то, формально, колонисты-освоители. Высаживать нас необученными глупо, тогда не стоило и везти в такую даль. Так что есть ограниченный доступ к образовательным сайтам. По большей части, все они текстовые. От чего здешние сильно страдают, и уже двадцать или тридцать человек записались на курсы программирования, имея в замысле хакнуть сеть на предмет порнухи. Мне же тощий канал, пропускающий только тексты, привычен по вахтам на стройках, да и литератор я, или где? С удивлением замечаю, что пишу я тут намного больше прежнего. Раньше, когда я сильно загружался работой, то писать мог один-два вечера в неделю, и потому при каждом сеансе перечитывал ранее написанное, чтобы вспомнить. Я виделся с собственным текстом как с ребенком, живущим после развода в другой семье: каждый раз приходилось знакомиться заново.
Кстати, за семью. Змею передай, пусть не корчит козу в сарафане. Уж если нашлась девочка, способная терпеть его ядовитую натуру, да еще и столько для него сделавшая – даже я понимаю, что не для клуба – пусть сдувает с нее пылинки, благо, по возрасту с ней пока что даже не нужно спать.”
Спать Змей лег далеко за полночь, и утром, вполне предсказуемо, не поднялся к завтраку. Отец, видя такое дело, положил спящему на пузо две небольшие (всего-то по паре килограммов) гантельки.
Змей засопел, задергался, повернулся набок – обе гантели скатились, грохнули в ламинат.
– У вас депрессия заканчивается, – отец подмигнул:
– Продлевать будете?
Змей проглотил ругательство и побрел умываться. В кухне перед завтраком поинтересовалась уже мама:
– Что так поздно вчера? Опять ломал стереотипы и абстрагировался от суеты?
Вспомнив толпу новичков, парень помотал головой:
– Не, мам. Это пацаны ломали, особенно Шарк отжигал. А я так… Рядом копался в обыденности… Можно мне вон тех пряников?
– Только через мой суп!
Отец поглядел преувеличенно-серьезно:
– Правда, ваше высочество, завязывайте уже с депрессией.
– Депрессия развивается со скоростью пол-шоколадки в час…
– Вот и отлично, – Петр Васильевич повертел большими пальцами сцепленных рук, – хотя бы на чуть-чуть забудешь о похудении.
Снежана меланхолично захрустела батончиком:
– Папа, вот мама шла мимо, толкнула монитор. И я подумала: монитор новый купим, а маму новую не купим… А в том кино, про будущее, когда человека научатся перезаписывать? Вот купили мы новую маму, для нас никакой разницы, так? А для самой мамы?
Петр Васильевич замер, как вкопанный:
– Снежана! Что за х-х… Что за ерунда?
– Да ты не стесняйся, папа. Можешь прямо так и сказать: херня.
– Херня полная, шеф. Все, что мы делаем, доброго слова не стоит. Херня! Теперь я понимаю Чингисхана.
Комиссар смотрел вниз – на огромный зал Управления. Бежевые, приятные глазу, стены. Пол плиточный, светло-синей гаммы. На полу, в строгом порядке, несколькими концентрическими кольцами, серо-серебристые компьютерные столы. На компьютерах разнообразные обработчики священной коровы аналитиков – “Big Data”, огромных массивов данных, петабайт всевозможных статистических сведений.
Де Бриак и его постоянный напарник Альберт Лежер стояли на обзорной галерее, чуть поодаль от галдящих и щелкающих блицами туристов, и смотрели на громадный зал через бронестекло, с высоты почти двух этажей. Там, внизу, вооружась всей мощью земной науки, почти тысяча рыбаков Управления неустанно забрасывала сети, так или этак формулируя запросы, прочесывая базы под разными углами, комбинируя признаки, пытаясь осмыслить полученные выборки. В Четвертом Департаменте таких управлений – и, соответственно, залов – насчитывалось девять. Даже Антарктида имела собственное Управление, и собственный зал, и собственные сервера. Просто чуть поменьше австралийского управления, и раз в десять меньше евразийского. И уже всерьез обсуждался вопрос о заведении Управлений отдельно для Марса, Луны и Орбиты. Ведь в каждой уважающей себя стране такое уже имелось!
Лежер тоже смотрел на чистый огромный зал, на мерцающие мониторы, на спорящих, курящих, пьющих кофе людей в черно-алой форме научного сектора – темнокожих алжирцев, золотистых желтоглазых малайцев, здоровенных светловолосых норвежцев и русских, юрких вездесущих китайцев… Даже их усилий все-таки не хватило: “Палантир” ошибся, и командировка в Америку не принесла разгадки… Принесла, правда, очередную висюльку от благодарных союзников, но награды Лежер давно перестал считать.