дь ролики эти не сами собой в сеть попали!
– Поэтому вашего шефа тоже отстранили?
Петр Васильевич махнул рукой: а то не понятно!
– Что за ролики?
– С цыганских похорон. Где в могилу деньги сыплют.
– Деньги сыплют! Машины! Покойникам, прикинь?
– Что, сам видел?
– Мне кореш рассказал, ему-то соцбаллов на сеть хватает, жополиз еще тот.
Пыль над маленькой площадкой. Горячим асфальтом пахнет, известкой от старого, покосившегося забора. Кирпичная пыль. Белое небо. А тихо что-то на трассе. Происходит что-то! Может, и не врали насчет центра. Вот же: нет машин. Даже троллейбусы не гудят на мосту. Под виадуком железнодорожная охрана что-то настороженно забегала. Крики. Дым клубами.
– Разъелись, падлы, на наркоте-то.
– А читал, недавно? Две тетки-цыганки зашли в дом, и гипнозом…
– А золото у них, кстати, всегда можно купить.
– Да, золота у них…
Люди переглядываются. Майки промокли подмышками. Запястья мокрые, и пыль осела на них корявыми кольцами. Пиво в автомате кончилось, а живых продавцов по нищим улицам уже лет семь, как не держат. Ветерок треплет выгоревшее до полной белизны объявление. Час прошел, давно бы разогнали незаконное собрание – нету ни единой фуражки. Тоже, выходит, в центре заняты. Или…
– Ну че, мужики, пошли?
От выбеленного листка оторвать полоску, где уже никаких следов телефона. Объявление пустое – воображай, что хочешь. Полоска пустая – представь там любой номер, звони хоть президенту, хоть господу богу. Свобода же!
Десять лет назад с таких объявлений начиналась дорога за рублем. А сейчас кому ты нужен? Везде роботы, а где не роботы, там индусы и пакистанцы. За доллар в день – это значит, за такую вот мятую пятирублевку – чурки черножопые и вылижут, и отсосать не постесняются. С ними тягаться только у молодых шанс есть: они на малую плату согласны, им бы хоть сколечко… Молодые-то еще надеются, что дальше будет лучше!
Скомканное объявление в пыли. Режет шею сто лет не стиранный воротник. Раздавленное яблоко. Тошнотворный запах разлитого и подсохшего пива… Никак не выскочишь. У кого-то будет хорошо – а у тебя никогда!
– Х*ли там – пошли!
– А баб ихних можно е*ать?
Главный смерил взглядом задавшего вопрос:
– Можно. Восставший угнетенный всегда прав, это еще у Стругацких написано, “Экспедиция в преисподнюю”. А Стругацкие – это у-у! Культура!
Проводив глазами отошедшего, шепнул помощнику:
– Пригляди за ним. И как вы*бет кого, то вали его наглушняк, типа: революционный народ железной рукой обуздал насильника.
– Так может, сразу? Нафига нам такие гандоны, от них палево только?
– Не понимаешь ты политики партии. Надо шум поднять. А секс тема козырная, все сайты и все блоги будут наши. А кто потом войска введет, нам без разницы. Россия введет – будем топить за свободу и демократию против кровавого Мордора. НАТО введет – будем кричать, что русский мир продан, славянское браство растоптано, деды ваевале, в одних окопах гниле. Хохлы зайдут – скажем, что бандеровцы пришли повторить Хатынь. Рептилоиды…
– Кто?
– Ну при*балты при*бутся – скажем, что литвинские нацисты идут с новым хохлокостом. Короче, найдем, что сказать. Главное – шуму побольше! Чтобы не уголовка, чтобы уже политическое дело. Идейное. Чтобы валить отсюда с репутацией героических повстанцев. Чтобы вывезенные деньги не отобрали. Правильно лизнем – до конца жизни хватит!
– Хватит нам людей?
– Сложно сказать, – майор МВД подкидывал на руке смартфон. – Если бы не уверенность, что часть наших товарищей нам уже не товарищи. Знать бы еще поименно, кто…
– Уверенность? Не предположения?
Майор поискал глазами указку, не нашел, и просто повел пальцами по настенной карте:
– Смотрите, как четко все делится. В центре мирная манифестация культурных людей. На них ОМОН спустить – куча репортеров только этого и ждет.
– Ага, – военком понимающе кивнул, – вот почему весь ОМОН в центре и собрали.
– Точно. А нашим потом для оправдания покажут съемку, чего на окраинах творилось. Честно и открыто выложат в сеть, прямо с оперативных камер. И полная демократичность, и ни грамма лжи. Свидетелей-то будет полно, причем настоящих, самых что ни на есть. А буржуям уйдет съемка с центральной улицы, как ОМОН хипстеров трамбует. И все, мы на весь мир пидарасы. И погром не остановлен, и мирняк перекалечен.
Петр Васильевич хлопнул по столу:
– Точно! Миссия Банка Развития! Вот к чьему приезду все устроено!
Армейский полковник распрямился, потер спину:
– Так мне поднимать базу? У меня там, правда, одна рота, и те механики. Но я сниму часть охраны…
Петр Васильевич помотал головой:
– А если все это и затеяно, чтобы вы сняли часть охраны с базы, или с аэродрома в Зябровке? Ради того, что там лежит, стоит, может быть угнано? Майор…
– Есть предложение, – майор помедлил, и Петр Васильевич его понял:
– Будет ходатайство, будет и звание. Все будет. Работайте, майор.
– Один из наших сотрудников, Руслан…
– Без подробностей! Быстрее!
– Ездил на обмен опытом в Гонконг. Там целая методичка разработана.
Военком отмахнулся:
– Хоть у Геббельса берите методичку. Что вам нужно? Все найдем! У меня на фронт запасов!
Петр Васильевич все же уточнил:
– Какой у вас план?
– Убрать ОМОН из центра, пока там никто не психанул.
– Но… А толпа перед исполкомом? Нам же сейчас начнут названивать о принятых мерах?
– Вот именно, – майор кивнул. – Названивать. Прежде всего, включите обратно связь.
Петр Васильевич вышел из светлого кабинета в приемную, взял трубку зеленого телефона без диска, скомандовал своим связистам. Военком и милиционер тоже воспользовались защищенной линией для приказов, потом все возвратились в кожаные кресла и облегченно вытащили портсигары. Майор, как самый младший, открыл окно.
– Теперь подробности, – велел Петр Васильевич, негласно признанный главным – и, в случае чего, крайним.
– Там, перед исполкомом, толпу контролируют примерно полтора десятка совсем не молодых дяденек и тетенек, с “кирпичами” обычных раций, которым на пропадание сотовой связи плевать. Они задают кричалку, помощники по краям подхватывают – а тогда уже орут все. Но главное же не в том! Там собрание успешных, молодых, динамичных! – майор даже поднял наставительно указательный палец, – эффективных! Активных людей со своими бизнесами! С парой высших у каждого, чешским, английским и польским без словаря. И все с андроидами.
– Не понял? – военком ткнул папиросой мимо пепельницы, зажевал ругательство.
– У них смартфоны в руках дымятся уже. Вышки сотовые выключены, значит – каждый сам себе вышка. А это колоссальная нагрузка на одной маршрутизации, люди-то в толпе передвигаются постоянно! Все в чатиках, все фоточки делают и кидают в инстаграмм – какие они храбрые борцы. Экран сияет, вспышка мигает. Мессенджер пищит, процессор тарахтит, все блютузы-вайфаи принимают-передают…
Безопасник заулыбался:
– Знать бы заранее, договорились бы с Ксяоми, стресс-тест провести для их аппаратов. Батарейки в таком режиме долго не протянут, мы бы узкоглазым – статистику. Китайцы нам – твердый юань для любимой родины, а любимая родина, соответственно…
Майор кивнул:
– И пронести на площадь генераторы мы не дадим: в них же бензин, пожароопасно. Большой аккумулятор заберем на проверку: тут массовое скопление людей, а вы с бомбой лезете, вон и проводочки, и циферки мигают. В салон самолета можно проносить лишь один маленький пауэрбанк – так и здесь, никакого беспредела.
Военком облегченно заржал:
– Батарейки сядут – все рванут по домам, почитать в комфорте и с ча-а-ашэчкой ко-о-охвэ, что там происходит!
Майор хмыкнул:
– Нынешние, слава богу, не видят разницы между: "лично принимать участие" и "активно лайкать и комментировать", а дома проще. И, обращаю ваше внимание, мы действуем строжайше в рамках международной практики. Лучше пускай пуканы в чатиках горят, чем люди на площади…
Смартфоны показали приемлемый уровень связи; Петр Васильевич уже безо всякой спецсвязи набрал несколько сообщений. На вопросительный взгляд ответил:
– Кстати о горящих пуканах. Сейчас мои ребята адресно рассылают эсэмэс примерно такого содержания: “Студент Иванов, мы узнали, что вы отчислены из университета за дебош и хулиганство, имевшие место третьего дня на съемной хате по такому-то адресу. Наш сайт поможет вам избежать призыва за совсем небольшие деньги! А если у вас нету денег, у нас всегда открыты вакансии бетонщиков, сварщиков, официантов. Польская рабочая виза, страны ближнего зарубежья – безвиз, осенняя скидка, военком-протекшен!"
Майор тоже набрал приказ. Пояснил:
– План “Перекуп”. Чесать все торговые точки на предмет лицензий и вообще. Кто тут сидит, что примеряет или жрет. Заплатил по чеку, или нет, и не занижен ли чек. Никакой политики, чисто налоговый момент, вы же цивилизованные люди, разве нужно разъяснять, откуда в бюджете средства? Тупо проверка документов: вон там в окне бабка позвонила, что планируется правонарушение или вообще теракт. Мы, конечно, не препятствуем демократическому волеизъявлению свободных людей, но документики покажите… Нету? А вдруг вы проплаченный хохломоскальский шпион? Папра-а-шу до выяснения, на законные трое суток… Ладно, с центром понятно. Что с окраинами?
– По-хорошему, туда бы как раз ОМОН…
– Вот именно, товарищ военком. По-хорошему. Но в том и дело, что мы не знаем, чей сегодня ОМОН.
Безопасник прищурился, подумал и решительно подтащил смартфон:
– Социальный состав нарушителей общественного порядка?
Милиционер пожал плечами:
– Попавшие под указ о тунеядцах, о предпенсионном. Возраст около пятидесяти, “раней судзимыя, нидзе не працуючыя”.
– Значит, ОМОН пусть отрежет мосты, путепроводы и центральные улицы. Блок-посты выставит, и никого без бумаги никуда не пускает. И все, никаких шевелений, никакой самодеятельности. Предупреди особо, что расследоваться будет каждый избитый. Не как обычно, а каждый поименно. А у меня есть резерв, человек десять-пятнадцать, охранники объектов спецсвязи. Поставим их по двое-трое в четыре отряда ОМОНа, рота на район. С дронов установим, где сейчас толпа, туда и роту. А забунтуют – мои, по крайней мере, не позволят им присоединиться к погрому.