Черный и оранжевый цвета считались форменными, потому как лагерь организовало здешнее молодежное движение “Металл”. Всем участникам выдали двухцветный же платок. Девушки вполне изящно и аккуратно повязали его на голову или шею. Парни нацепили на рукава, как полицаи в старом кино про партизан. А один товарищ из “Большого дома” повязал самурайским способом на лоб, и теперь от его встрепанного вида откровенно шарахались.
Большой дом представлял собой армейскую брезентовую палатку, заселенную делегацией университета не то института, Змей на линейке не разобрал толком. Все другие заехали с маленькими, культурными туристическими куполами; армейская брезентуха торчала посреди лагеря, как ржавый линкор в нежно-голубой лагуне с яхточками.
Честно говоря, и прочий лагерный быт напомнил Змею армейские рассказы отслуживших. Вокруг лагеря хорошая охрана, вход-выход сугубо через КПП и только по пропускам. Офицеры – то бишь, постоянный состав, инструкторы и наставники – обитали в капитальных корпусах бывшего профилактория. Срочников – то бишь, студентов – разместили в чистом поле, где они расставили те самые палатки.
В “большом доме” народ оказался с головой и руками, да и армейская палатка чем отличается? Тем, что в ней место под печку и кусок жести в крыше для пропуска дымохода предусмотрены еще проектом. Так что Змей вместе с товарищами частенько грелся у “больших” – но, разморенный теплом, все забывал уточнить, откуда же они приехали.
Каждое утро народ лениво выползал на построение. На зарядку все плюнули еще в первую неделю: мыться оказалось негде. Так что делать упражнения и потеть не хотел никто.
После построения начинались занятия – точно, армейский распорядок, говорили дембеля. Теоретически, собирались учить полезным вещам: формировать из групп незнакомых людей работоспособную команду, выявлять в ней лидера, который потянет и сам. Определять исполнителей, которые хорошо и быстро сделают все, что скажешь – но инициативу проявлять не станут, и уж, тем более, от лишней ответственности мигом зароются на три метра под землю.
На практике же Змей выучился пить помаленьку, чтобы не расстраивать компанию, но и самому не вырубиться; косить от начальственного взора, избегая припахивания к дурным работам и к не менее дурным развлечениям; и еще, для самого себя неожиданно, научился говорить комплименты, не краснея до ушей и не скатываясь в ехидство.
В молодежный лагерь движения “Металл” Змей попал с подачи все того же Легата. Дескать, поезжай, погляди, как оно в нормальных странах организовано. Заодно и с радаров пропадешь, нездоровое оживление поутихнет. Опять же, на игру по Меганезии кого-нибудь позовешь при случае.
Ну что, поглядел. Культурная дележка отката за столом в исполкоме отсюда казалась мифической архаикой, сказкой о светлых эльфах.
Обитателям палаток “Металл” пытался промыть мозги. Чтобы – опять же, в теории – когда-нибудь пустить обработанную молодежь на устройство цветных революций в сопредельных странах. По крайней мере, одна из инструкторов говорила такое открытым текстом. Уже потом Змей узнал, что девушка – заместитель по молодежным делам, практически местный Легат.
Змей, как житель этой самой сопредельной страны, особо не радовался. Но и не переживал чрезмерно, потому как организацию молодежного лагеря сами же аборигены крыли на все заставки. С “Большим домом” заехали несколько девочек-отличниц, вполне городского вида – так они уже на седьмой день выучились отменно материть лагерь, организаторов, никак не приезжающих депутатов, руководство всех уровней… И вообще любого и всякого, попавшего под руку. Оказалось, что прачка не работает, горячей воды нет – а чистое белье почти у всех закончилось.
Так что попытка создать железный легион медвежьих всадников с треском провалилась. Пить здешний народ и раньше умел, как Змей до конца жизни не научился бы – зато к художественному слову заметно приобщились многие. А навыки скрадывания и шифрования от начальства участникам слета наверняка пригодятся в армии.
На посулы и обещания “Металла” повелась единственная делегация – Змей опять не расслышал, из какого она там ”ГУ” – но уж повелись ребята с истинно русским размахом. По лагерю они теперь ходили только группами, часто даже и строем. Грозились устроить факельное шествие – несмотря на то, что слет заявлялся антифашистским.
Но тут вмешались обитатели “большого дома”; Змей несколько раз видел презабавнейшую картину. Два-три жителя армейской палатки подходили к зомбированным соседям и заводили вполне мирный разговор о погоде, о трудностях соблазнения немытых девчонок – те бы и согласны, но стесняются – а потом кто-то из “больших” внезапно выкрикивал: “Мы!”
“Металл!” – неизменно и мигом отвечали зомбированные, подскакивая и стекленея очами.
“Да вы же зомби! Секта!” – с радостным ржанием “большие” убегали к себе или за дровами, разнося по лагерю эпидемию смешков.
Честно говоря, так хорошо и легко Змею не жилось уже, наверное, пару лет – с того дня, как решил пробиваться в пилоты. Думать ни о чем не нужно. Спать в спальнике, в палатке? На играх все то же самое, только там тебя в любой момент поднимут по делу. Или лесники припрутся, или гопники, или кому-то в глаз копьем попали. Зарядка? После крутки на центрифуге или после суток на ногах, как тогда на регате – просто прогулка. Особенно, если с нее можно в любой момент занырнуть в густой кустарник. Питаться кашей? Ого, хлопцы, это вас новички рукавичками вареными не кормили! Змей разговаривал с кем попало ни о чем, забывая сказанное уже через два шага – по той же причине, легко делал комплименты встречным-поперечным девушкам, женщинам, даже бабушке-уборщице ляпнул: “Какое у вас красивое ведро… И метла ничего себе!” – и пошел дальше, не обернувшись.
В памяти Змея из всего форума уцелел единственный разговор.
Вечером, завернув к речному берегу, подальше от бухающей дискотеки, он чуть не наступил на курящего парня, заметив огонек сигареты в последний миг. Парень молча подвинулся – Змей сел рядом, на сырое бревно. Помолчали.
– Как оно? – спросил Змей на той же волне безразличия.
– Как уаз, – ответил незнакомец, не выплюнув сигареты.
– То есть?
– Если загнать уаз в лес, в самую чащу… Заглушить мотор… И внимательно прислушаться… То можно услышать, как он гниет.
И Змей, по-прежнему без единой мысли в голове, продолжил шутку:
– Глушил в лесу. Стоял, слушал. Шорох гниения не услышал. Услышал характерное чавканье в районе бака. Даже на заглушенном жрет бензин.
Парень докурил, смял пустую пачку “Беломора”, внимательно посмотрел на соседа:
– Ты из черной палатки с зеленым верхом?
Змей кивнул:
– Из четвертой, ага. Ты тоже с вечернего построения смылся?
– Лагерь, отряды, построения, милиция нас охраняет – я где вообще? Диктор поутру орет: “Сегодня наш проект покинуло пять человек!” Мне через два с половиной месяца двадцать лет. Я не хочу ходить паровозиком в подражании ламбаде! С открытыми глазами только первый, а остальные вслепую – спасибо, мы такое проходили.
Собеседник глянул на звездное небо, Змей повторил движение.
– А тут хорошо, комаров нет… – незнакомец лениво махнул правой над поднимающимся с реки туманом и продолжил:
– Кому-то нужна тупая масса? Пожалуйста, но мне в другую сторону. Конечно, безопасно сидеть в танке и ничего не замечать, но тогда поле зрения ограничено смотровой щелью. И картинка искажена разводами в мутном стекле перископа… Даже из тигров с их знаменитой цейсовской оптикой офицеры вылезали биноклем покрутить.
Змей хмыкнул:
– Тут их осколками обычно и срезало.
Незнакомец тоже хмыкнул:
– Если уж второй человек в движении не может внятно цель деятельности объяснить – это, я считаю, показательно. Кому как, а мне с такими антифашистами не по пути.
Только тут Змей встряхнулся и впервые за весь молодежный слет задумался – на кой черт он заговорил с человеком, и какую нес пургу. Но, пока Змей щелкал клювом, парень выпрямился, попрощался кивком, перешагнул бревно и растаял в наползающем с речки белом тумане.
На следующий день приехал, наконец-то, долгожданнейший депутат и нес пургу почище Змеевой; после чего весь лагерь поразила эпидемия подражания Селигеру – ловили курильщиков, обступали кольцом и хором говорили: “Фу-у-у!” Депутата и лагерь снимало здешнее телевидение: рослый плечистый брюнет, умело повелевающий пятеркой съемочных дронов, и симпатичная блондинка-корреспондент. Они делали свой сюжет, но в какой-то момент согнулись пополам от смеха, указывая на что-то пальцем.
Вчерашний собеседник с парой приятелей – все те же обитатели “большой” палатки – откровенно пародировали профессионалов, снимая что-то на собственный смартфон. А в качестве микрофона жертве под нос подсовывался обычнейший молоток, на который пародисты, якобы, брали интерью. Вопросы они задавали разнообразные, бесцеремонно снимали все подряд – неудивительно, что опрашиваемые рано или поздно гнали команду прочь, на что носители “микрофона Тора” отвечали громким смехом: шутка удалась!
Правда, нашлась и на старуху проруха. Откуда-то с севера приехала девочка – похоже, школьница еще. Носители молотка без всякого смущения приступили к ней с интервью. Сокомандники девочки смотрели квадратными глазами, а вот сама она не смутилась ни на грош. Схватила молоток и на добрых пять минут задвинула в него речь, достойную Никиты Сергеевича Хрущева и трибуны ООН. После чего вернула молот-микрофон с тем же непроницаемо-серьезным лицом:
– Скажите, а где можно увидеть отснятый вашей группой материал?
Никто так и не понял – то ли наивно приняла все за чистую монету, то ли, наоборот, все раскусила и гениально подыграла.
Убежав подальше за палатки и там проржавшись, пародисты почесали затылки, и решили, что для поднятия духа им требуется “маленькая победоносная война”. Со все тем же важным официальным видом они развернулись к настоящей съемочной группе, нацелив на нее сразу три смартфона. Интервьюер перехватил молоток поудобнее, развернул плечи, выпрямился, сделал глубокий вдох и провозгласил: