“Не понял?”
“Голову наклони влево.”
“А! Двоеточие – глаза, скобка – рот, прочерк – нос. Понятно! На тебе грустный:-(“
“Так-то. Великие древние. А высадку на Марс не вы обеспечивали? Нам циркуляр проходил, что гардемарины там отметились.”
“Дембеля на пилотировании, мы на механизмах. Я там на ядерщика сдавал.”
“А я на изомерщика тогда спецкурс проходил, фотоэлектрические поля на Луне, высокотехнологическая метла для ухода за панелями.”
“Прибор очистки ручной ненастраиваемый однооператорный?”
“У нас говорили: недоделанный однодебильный.”
“Лапки:-)”
“От недоспейсмарина слышу:-)”
“Ну хорошо, высадка на Марс уже два… Считай, полтора года назад.”
“И тогда же начались теракты по всей Земле.”
“Последний, кстати, весной. У самого подножия Лифта.”
“Пидоры.”
“В сети пишут, что негры.”
“У нас равноправие и толерантность. Негру не запрещено быть пидором.”
“Кстати про толерантность. У вас там, в Стокгольме, действительно секс только с письменным разрешением?”
“Ты не поверишь.”
“Что, правда?”
“Слушай, рассказываю с начала и подробно. На первом курсе меня дрессировал немец. Я только сейчас понял, какой он умный дядька. На всех занятиях грузил беспощадно, у меня в памяти дыры величиной с неделю: тесты, практика, теория, ночная тренировка, пустотный выход, аварийная тренировка, практика, тесты, пожарная тренировка… Опа, уже суббота! Сергей, а я понял, почему три года из памяти выпало.”
“Ну, не тяни кота за яйца.”
“Смотри. Мы с тобой встретились в то последнее лето, что я провел на Земле. Потом в июне на Орбиту, и вот уже скоро три года, как я здесь почти безвылазно. А тут раз! Тебя встретил. Ассоциация на последнюю встречу, а три года после нее, как бы, неважны.”
“Так ты вообще, что ли, на Землю не спускался? А как же тогда…”
“Ты слушай, я же рассказываю. Как раз увольнительные инструктор подписывал безотказно. У него правило: матрос должен пить, ругаться, драться и е*аться, иначе это не матрос, а так, персонал. Типа официанта. Я сказал, что пить меня учили настоящие русские в настоящем лагере, в настоящей Сибири – инструктор поворчал и отстал. Перематерить его я и не пытался, только записывал. Это же немецкая идиома: “ругается, как матрос”. На занятиях по самообороне кое-как справлялся, фехтовальный опыт все же. На фоне остальных еще и неплохо сдавал контрольные. А вот с последним тезисом…”
“Эй, чего там, обрыв связи?”
“Новости проверяю. Отвлекся. Короче, с последним тезисом все сложно. И вот инструктор говорит: сходи на Землю, выпусти пар, а то лопнешь нахрен. Только смотри, там орднунг, не абы что. И объясняет это вот самое: когда снял девушку, и она уже все, согласная – заявление в браслет с обязательным видео. Я, натурально, офигел. Спрашиваю: что же так-то? Немец говорит: у меня тут в полиции друг, он может рассказать. Рассказывать?”
“Издеваешься? Конечно!”
“Подожди, опять новости… Но время есть еще. Рассказываю. Зашли мы к тому полицейскому. Нормальный викинг, морда красная, точно как наш Степаныч. Но культурный. И он показывает сводку по преступлениям на районе. А там имена: Юсуф, Ахмад, Салих, Магомет, Юсуф, Закир, Ахмад, Ахмад, Ахмад… Опа, Карлос! Что сделал Карлос? Это местный бомж, украл сырок с прилавка, чисто пожрать. Пятнадцать суток на мусоропереработке. Остальные – либо вооруженный грабеж, либо покушение на, либо просто изнасилование. Вот, Рагнар-полицай и говорит человеческим голосом: начинаешь такого Ахмада привлекать за изнасилование, а у него стотыщпиццот свидетелей, что девушка сама хотела, просто вдруг чего-то психанула и самоубилась в процессе. Вай, моральная травма! Поскольку девушка на тот момент либо в коме, либо уже в крематории, формально против толпы свидетелей предъявить что-то сложно. Тем более, когда присяжные наполовину из них же, район-то мигрантский. И тогда ландстаг – ну, парламент ихний – принял закон. Любой секс без видеосогласия или без подписанной бумаги считается изнасилованием. Все, свидетели побоку, приводи хоть весь город. И Ахмад едет на пятнадцать лет в благоустроенную скандинавскую тюрьму.”
“А девушка все равно или в коме, или в крематории?”
“Точно.”
“Вот бл*.”
“В жопу сволочей. И вообще, мы отвлеклись. Давай все-таки сверку часов докончим.”
“Итак, три года назад – я на клубе. Два года – ты на орбите, стартовала первая волна. Полтора года – высадка на Марсе, отлет второй волны. Год назад стартовали третья и четвертая волны, тогда же теракт под Лифтом. Пятая волна пока в системе, вокруг Солнца крутится, ждет. Змей, с этой планетой точно какое-то говно. Если раньше я думал: во дебилы, забурились в консервные банки, согласны лететь стопиццот лет хрен знает куда – то сегодня мне уже думается, что я их где-то понимаю. И даже сегодняшний ультиматум не кажется мне шуткой. Змей, ты вообще ультиматум слышал? На всех каналах сто четыре минуты назад прошел.”
“Слышал – не то слово. Я его сейчас выполняю.”
“Это как?”
“Там сказано: не выполните требования, нанесем удар с орбиты. Вот, у меня на подвеске железно-никелевый камень. Сними габариты своим дальномером, плотность в справочнике возьми, посчитаешь в уме, ты же киборг. Убедишься, что лазеры “Невода” его расплавить не успеют.”
“Змей, а ты не брешешь?”
“А что я этим обманом выиграю в твоих глазах? Репутацию мудака?”
“Я недолго с тобой знакомился, но мудаком ты не кажешься.”
“За три года я мог и поменяться.”
“Мог. Но я детдомовский, ты забыл? Если бы я не умел понимать людей, меня бы там опустили давно.”
“В Палицыно, в гардемаринской школе?”
“Змей, меня в ту школу не с неба десантировали. А из вполне обычного детдома. Я результат генного моделирования, отказник, высер науки, ГМО ходячее. Это еще ласковые названия. Так что поневоле научился зэковским прихваткам.”
“И ты мне веришь? У вас же там это: не верь, не бойся, не проси. Нет?”
“А ты мне специально байку про нотариально заверенный секс втер, чтобы настроение создать?”
“Вот не поверишь, просто к слову пришлось.”
“Вот не поверишь, просто верю. Значит, и все остальное не шутка.”
– Совсем не шутка, месье шеф-комиссар, – папаша Франсуа нервно дергал знаменитые пышные усы. – На сегодня уже четыре буксира выявлено, и есть подозрения на такое же число дополнительных.
– Требования?
– Запрет ислама как религии. Либо хрислам под эгидой Рима, либо что угодно иное. Но на Каабу нацелены из четырех буксиров два.
– Третий и четвертый, я так понимаю, на Йеллоустоун?
– Вы удивитесь, но конус вероятных траекторий четвертого накрывает Италию, а Рим на главной оси.
– Трогательная дружба между организаторами и исполнителями. Не новость.
– Но и это еще не все. Возврат к золотому стандарту. Общая валюта.
– Де-факто это доллар.
– Они требуют обеспечения валюты не госдолгом США и не авианосцами, а материальными активами.
– Не фунтом алюминия, случаем?
– Нет. Золото их устроит.
– Какое великодушие! Но кто это? Как они называются? Ссылаются на Ленина, Мао, Маркса или Гитлера?
– Комитет спасения цивилизации. А еще они затребовали головы людей по списку.
– Кого?
– Все – финансисты. Вкупе с запретом на нетоварные сделки.
– Луддиты. Шаг в прошлое…
Лежер вполголоса заметил:
– Шеф, мы с вами об этом же говорили. Помните, с год назад, в нашем дата-центре, на обзорной галерее? И меры вы предлагали такие же: откатить ситуацию к худо-бедно понятному всей планете капитализму. А под запретом ислама сегодня подпишется ровно половина Земли. Потому что второй половине мулла не разрешит. Но почему они не попытались это провернуть сначала в какой-то стране где-нибудь на задворках планеты?
– Да потому, что соседи бы их раздавили, – комиссар лихорадочно перелистывал данные в планшете. – Товарное обеспечение сделок, ишь чего захотели! Этак и фьючерсами не поторгуешь. Биржа мигом бы их прихлопнула. Нет, в этом отношении они все делают правильно. Настолько крупные изменения либо удаются в планетарном объеме – либо не удаются вовсе. Но благими намерениями вымощена дорога в ад…
– Соглашусь, месье шеф-комиссар.
– Господин аббат… – комиссар помедлил, но все же решился:
– Звоните родственникам на Земле. Предупредите их.
– Но паника!
– Уже. Вот сводки. Так что голову в песок засовывать поздно. Немедленно выпустить пресс-релиз, обозначить безопасные зоны. Военное положение наверняка уже введено даже в джунглях Амазонки, но если где-то еще нет…
– Ясно.
– Марианну красиво полураздеть и пусть читает сообщение на камеру с наилучшим качеством, какое доступно на Орбите.
– Но феминистки нам за сексуальную объективацию…
– Любую сволочь, кто помешает спецоперации, толерантно и равноправно, не делая различий по возрасту и полу, паковать за пособничество и ставить на форсированный допрос. Зачем-то же у нас есть полномочия класса “ноль”. А если попадется настоящая рыба, выгоним идиотов, освободим камеры и специалистов.
– Рассвятое имя, везде ультиматум! – Штурмовик покривил губы, щелкая пультом. – Еще и эти пидоры лезут в боги! Для того ли у человечества выход на Орбиту? И вот этот самый лифт, на верхушке которого мы сидим?
– Ядерная энергия тоже не для бомб изначально предполагалась.
– Предполагалось, что наши действия приведут к определенному результату. Результат не достигнут. Смысл менять коней на переправе?
– Не беспокойтесь, – узколицый брюнет поднял руки успокаивающим жестом:
– Ваша работа выше любых похвал. Вы получите все обещанное, и непременно премию. Начальник весьма доволен. Теперь на Орбите наш человек, и с указанием ему целей мы справимся.
Петр Васильевич посмотрел на брюнета снизу вверх. Разглядел в полумраке резкие крылья носа, жесткие губы. Молча, неохотно стащил гарнитуру. Выбрался из кресла, отошел к длинному столику вдоль дальней стены. У столика в полумраке аппаратной стоял напарник брюнета. По контрасту, круглолицый, обветренные красные щеки, правый висок подстрижен самую чуточку выше левого – только профессионал обратит внимание на подобную мелочь; но Петр Васильевич являлся именно что профессионалом, ситуацию понял. И все же попытался возразить: