азис. На чем стоят все эти скрепы сраные. Либо проржавеют сами, либо…
– Скрепы?
– Нефть! – рыкнул собеседник. – Доволен?
Петр Васильевич выключил телевизор, и в комнате опять стемнело.
– Проржавеют?
Собеседник постучал по столу:
– А тут бутылку видел только что… Налей?
– Хорош. Жена утром убьет.
– Чтоб я еще с чекистами пил…
– Чтоб я еще с депутатом закусывал.
– А вообще я лидер парламентской фракции. Понял!
– Утром перед зеркалом от страха не обс…фигеваешь?
Посмеялись – чуточку свободнее, чем в первый раз.
– Да я вообще… – заговорщицким шепотом поведал один, – книжки читаю! Вот, Хайнлайн, к примеру. “Луна – суровая хозяйка”.
– А я Роберта Пенни Уоррена, – парировал второй, – “Вся королевская рать”. И чего?
– Да мы же, мать его, интеллегенция! Совесть нации, ети ее в качель!
Обменявшись намеками, заржали уже по-настоящему, легко и громко. Петр Васильевич выставил новую бутылку:
– Однова живем!
– Правильно… – собеседник закусил снова хамоном, хотя на низком столике хватало всякого. – Васильич, а ты-то сам… Правду скажешь, или как обычно?
Петр Васильич сморщился:
– А я, знаешь ли, сталинист-имперец. Жила бы страна родная.
– Ага, – подхватил собеседник, – не будет кормить чужая!
– И чего, раз я гэбешник, у меня и мечты быть не может?
– Может-может… – комиссар четвертого департамента захлопнул кожаную папку. – Просто вы пока с этим не сталкивались. Это у нас в Европе чаще встречается.
Рослый мулат и тощий рыжий переглянулись. Рыжий буркнул:
– Ну ясно, кэп. Культура в Париже. А мы для вас деревня.
Де Бриак осветил технический коридор белозубой улыбкой и постучал пальцем по наклейке на стене:
– Попробуйте объяснить что-нибудь этим парням.
Мулат переглянулся с рыжим ирландцем – возражений не нашлось. Наклейка “Red Sakura” тут никак не предполагалась. Но пролезла же как-то!
– Лежер, у вас подборка по этим… Красновишневым…
– Готова, шеф.
– Вот в самолете и расскажете.
Французы развернулись к выходу. Мулат, на котором хорошо сидела форма частной военной компании, прибавил:
– Мы проверили всех, имеющих доступ в этот блок. Три доктора биохимии, всем за пятьдесят. Ассистентов сюда не допускают.
Все четверо посмотрели на гермодверь первого шлюза. За шлюзом ультрафиолетовые затворы, короткие проходы с распыляемой спиртовой взвесью. За ними второй шлюз. Только потом ряды термокамер с культурами. Де Бриак не горел желанием знать подробности. Марбург, Эбола, денге… Плюс неизвестное количество патогенов новой волны. Центр обслуживает север Американского континента. Предоставляет образцы болезней для отработки лекарств – и, что куда важнее, для диагностики. Если подпольные иммигранты привозят на себе очередную эпидемию, то здешние специалисты путем сравнительных тестов устанавливают – что приехало. А от верного диагноза и лечение зависит чуть более, чем полностью.
И вот – на тебе. Наклейка.
– Данные мы вам записали, – мулат кивнул на папку в руках комиссара. – Там пять флешек, на всякий случай. Своих мы проверили всех. От микроботов поставили электромагнитную завесу… И все равно – точно как у вас, там, в цитадели культуры. Возможно, вы сможете найти что-то, что всех их объединяет.
Рыжий поморщился, сделавшись неприятно похожим на крысу. Промолчал.
Мулат подошел к выходу, вставил ключ-карту, открыл дверь – тоже толстую, огнестойкую, дымонепроницаемую. Подождал, пока все выйдут. Кивнул в объектив камеры слежения, вышел последним и повел гостей через коридоры, лифты, внутренние посты контроля – в административный блок.
Подписав акты передачи данных, отметив командировочные удостоверения, заполнив еще некоторое количество форм и бланков, заокеанские гости уже самостоятельно направились на служебную стоянку. Над землей центр биохимии выглядел нестрашно. Ряд одноэтажных домиков, за ними несколько округлых ангаров из гофрированного алюминия. Асфальтовые дорожки, четкие желтые линии разметки. По ним туда-сюда снуют роботы-челноки. Разве что будок охраны несколько больше, чем в обычном университетском кампусе или там в обыкновенной фирме, на которой работают с промышленной химией либо с опасными механизмами.
Предъявив удостоверения последний раз, комиссар со спутником вышли за невесомые решетчатые воротца, и возле них тотчас остановился первый же свободный челнок в сине-белой раскраске авиакомпании “Негев”.
– Они везде…
– Они вас преследуют, – хмыкнул комиссар, влезая в пластиковую машинку. Лежер нырнул на соседнее сиденье, воткнул кредитную карту в счетчик, дождался зеленого сигнала и велел:
– Аэропорт.
Компьютер челнока помигал зелеными светодиодами, закрыл дверцы и двинул машинку нечеловечески-плавно.
– Шеф, это третья лаборатория только на этой неделе.
– И?
Услышав интерес в голосе, Лежер продолжил:
– Первая – физика плазмы, холодный термояд. Помните?
– Еще бы.
– Затем пеносталь. И вот биохимия.
– Биохимия на прошлой неделе, где мыло и краски.
– А, помню. Там, помнится, очень доходчиво рассказали, почему все кремы надо покупать исключительно в тюбиках, ни в коем случае не в банках.
– Ну вот. А это не биохимия. Это биологическое оружие. И что?
– До меня только сейчас дошло, какая чертова прорва умников роет землю в поисках философского камня. Взять, например, энергетику. Есть эти бородатые черти с холодным термоядом. Есть предложения получать энергию прямо на орбите и передавать ее вниз лучом. Я даже длину волны почему-то запомнил. Два, запятая, сорок пять гигагерца – на этой частоте атмосферное поглощение минимально. Затем – просто посветить на землю орбитальным зеркалом. Причем вовсе необязательно на фотопанели, достаточно взять обычный водонагреватель. А знаете, шеф, что меня впечатлило больше всего?
Де Бриак сделал вопросительное выражение лица. Лежер кивнул:
– Еще до первой мировой войны какой-то бош предлагал в Сахаре поставить эти вот металлические водонагреватели, свет на них концентрировать параболическими зеркалами из обычной полированной нержавейки. Пар гнать в обычнейшие паровые турбины, а на них генераторы Вестингауза. Никакого хайтека, сложной химии, деградирующих фотоэлементов, хрупкого стекла… По его расчетам, электричества хватило бы на половину Европы. Ну, на тогдашнее потребление. А отработанным паром собирались поливать зелень. То есть, еще и сократить пустыню.
Комиссар кивнул:
– Много навыдумывали таких прожектов. Перекрыть Гибралтар дамбой и получать с нее ток. Коммунисты обсуждали поворот сибирских рек. Кеннеди, когда искал меры противодействия русским успехам в космосе, говорил об опреснении океанов. Но я вас перебил – что из всего этого вы хотели вывести?
– Что мы могли бы иметь цивилизацию стимпанка еще до Первой Мировой. Собственно, эта война и прихлопнула проект. А как вы сказали, дамба поперек Гибралтара?
– Тоже фантастика. С одной стороны, постоянное испарение Средиземного моря дает необходимый перепад уровней воды. С другой – мощность получилась не такая уж большая. Примерно как два энергоблока Шомона.
– О да, комиссар. Те самые блоки с наклейками.
Комиссар выругался и сказал уже спокойно:
– Если мы никак не можем отделаться от мыслей по задаче, давайте задачей и займемся. Докладывайте, что за группировка “Red Sakura”.
– Не группировка. Молодежное движение.
– Филиалы по всему миру, символика, наклейки эти чертовы! – де Бриак рубанул воздух ладонью. – Фестивали, взаимный обмен гостями, вписка, “золотые мосты”. В основе какой-то культовый роман или фильм…
– Аниме.
– Да хоть балет на льду! Это у всех одинаково. Кто платит? Кто их содержит?
– Палантир еще не отработал.
Тут комиссар возразить не смог. Если нейросеть четвертого департамента еще не достроила целостную картину связей между миллионами точек по всему земному шару, то и выводы никакие сделать нельзя. Вернее, выводы-то сделать можно. Только без понимания финансовых потоков цена этим обобщениям – полтора сантима.
– Тогда расскажите, какие идеи? Впрочем, стойте. Попробую дать прогноз. Экология, свободная любовь, христианский коммунизм, прекрасный новый мир, романтика дальних трасс… Что я не назвал?
Лежер подвигал тексты на своем планшете:
– Почти все так и есть. С упором на экологию. Причем реальным. От них всегда массы волонтеров на экологических проектах. Причем далеко не все – шумные, с хорошим PR. Имеется нечто такое… Незнаменитое. Например, уход за лежачими больными. Обеспечение безопасности во время эпидемий. Тяжело, противно, риск заражения и грязной, крайне мучительной, смерти. Никакого рок-н-ролла.
– Эпидемий?
Де Бриак отработанным движением выдернул из кармана коммуникатор, набрал номер центра биохимии, покинутого только что. На вызов ответил мулат:
– Господин комиссар?
– Пожалуйста, месье, сделайте мне списки всех ваших волонтеров. Вообще всех. Уборщиков, мальчиков-доставщиков пиццы, и так далее.
– Но мы проверяли…
– Бог мой!
– Окей, господин комиссар. Если вы полагаете, что мы могли что-то упустить… Списки вы получите, как только я окажусь возле терминала.
Де Бриак выключил и убрал аппарат. Лежер продолжил:
– В их проектах есть что-то общее. Просто я пока не могу понять, что. И палантир пока не сшил концы. Возможно, по набору мест, где появились наклейки, что-то прояснится.
– Есть ли у них конкуренты? Объявленный враг? Ну как: наци против антифа, к примеру?
– Есть, комиссар. Именно наци. “Белые волки”, арийская раса. Я про них докладывал на той неделе. Этих-то понятно, кто финансирует.
– Ага…
– Вы думаете, что вишневых могут содержать противники наци?
– Этот ход напрашивается, – комиссар повертел пальцами. Откинулся на сиденье:
– Нет. Вы правы. Надо ждать, пока отработает палантир. Иначе все это – гадание на кофейной гуще.