Каким третий был, я так и не поняла. Вроде куража было в меру, с друзьями любил посидеть, в баньке попариться. Вот только банька-то у нас по-черному топилась, царство ему небесное. Так и сгорел с пятью друзьями. Тут я думаю: все, на хуй. Годы идут, пора и на покой. Надо срочно искать такого же, как первый. Нашла. Не пьет, не курит. Правда, неделя уж, как со мной не разговаривает. На диване спит в зале. Ну, это после того, как я домой из гостей шла, должна была в пять дома быть, а где была до вечера – не помню. Помню, что в одиннадцать в свое окошко лезу, а ребенок соседский мне стремянку держит. Ключ я свой сломала пополам, видно, где-то еб…сь. Ребенок-то у меня в квартире на ключ был заперт, он один дома боится оставаться. Но ничего. Помиримся. А то он говорить много стал, работает, понимаешь ли, тоже кормилец нашелся. Денег, говорит, не дам. Я ему как-то сказала, не п…и. Деньги нужны будут – и без тебя заработаю. Ты не смотри, что мне уже под сорок. Пиздой приторговывать уже поздновато, но любовника-спонсора я еще себе найду. Притих с тех пор, о деньгах не заикается.
Да это все наследственность у меня хуевая. Маман моя всю жизнь пила запоями. Месяц пьет, два, три. Все пропивала, вещи, мебель, квартиру продаст, пропьет. Приползала ко мне вся в ссаке и блевотине. Потом выходится, снова работает, зарабатывает, квартиру купит, замуж в очередной раз выйдет. Откроет какое-то дело, то магазин, то жилконтору организует. Потом смотришь – тормозить стала. Значит, скоро запой. Опять все пропивает. Сейчас-то решила завязать. Десять лет – ни капли. А вот все ее мужья запоев не выдерживали. Их официальных было штуки четыре при моей памяти, а неофициальных штук двадцать пять. Так что отчимов у нас было как яиц в корзине. Мы их с братом и по именам перестали запоминать. Только начнешь повторять, как дядю зовут, так он вместе с маманей в запой, глядишь, через месяц он уже на полу хрюкает, а потом и приберется. Скольких мы вынесли, и не сосчитаешь. И главное, лет с девяти каждый хотел меня растлить. Ну то есть выебать. Я когда мамке об этом говорила, та еще меня же и пиздила. Не ябедничай, говорит. Так приходилось самой отбиваться. Одного табуретом по голове ебнула, череп раскололся. Помер, наверное. Не знаю. Меня тогда к бабушке срочно отправили, чтоб не болтала чего лишнего. Дело замяли, вроде как сам упал.
Только с последним мужем я ее из дома выгнала. Жили они тогда на Кольском. Вдруг получаю телеграмму: «Встречай, приезжаем тчк Семеновы». Кто такие Семеновы – понятия не имею, но пиздой чувствую, быть беде. Пошла-таки на вокзал. Приезжает моя маман с новым хахалем. Она теперь, понимаешь ли, Семенова. Все, гады, пропили. Выручай, дочурка. Год у меня жили на кухне, ну квартира была однокомнатная, двое детей, спать негде. Так хоть бы срать выходили в туалет. Засрали мне весь пол, на кухню не зайдешь, детей не покормить. Выгнала я их. Иди ты на хуй, маманя. Они у меня под дверью еще год жили в коробке от холодильника. Ходила, сука, пьяная по поселку, жаловалась, какая ее доченька блядища, родную мать на улицу выгнала. Ну, как последнего мужа схоронила, с тех пор завязала. Уже десять лет не пьет. Купила я ей тогда домик в Тверской, подальше от железки, живи, мама, навещай внуков пореже.
Чего-то стали в последнее время травмы преследовать, то колено сломаю, то руку. Не иначе – согрешила. Решила в нашу церковь сходить. Поставила свечку у Пантелеимона, постояла. Вдруг сзади голос такой низкий:
– Православная?! Почему креста нет?
Я аж вздрогнула. За спиной стоит батюшка, в полном облачении. Даже не сразу его узнала. Не сказать, что пьян. Благостен.
– Да вот, батюшка, крестик мой вместе с мужниным лежал в одной коробочке, муж погиб, а теперь какой из них мой, не знаю.
– Горе. Оба приноси, освятим. А ныне-то замужем?
– Замужем, святой отец.
– Венчана?
– Да нет, не могу. Четвертый брак.
– Господи помилуй, что ж так?
– Да все мужья слабые попадались, то помрет, то в тюрьму сядет.
– На исповедь тебе надо, дочь моя.
– Да не могу я на исповедь, святой отец, это же причаститься надо, потом месяц не грешить, а как я при своей-то работе без сквернословия.
– В больнице, что ли, работаешь? – почему-то спросил батюшка.
– В больнице.
– Врач или медсестра?
– Да санитарка я, батюшка.
– О! Это богоугодно.
Тут вспомнила, лежал он у нас, ну помните, с головой разбитой. Который после проповеди прямо с крыльца церкви пьяный ебнулся. Видно, тут решил шары подкатить, не иначе.
– Да нет, ты не смотри, что глаза красные, вчера не пила. Новый год нормально прошел. Ну посидели мы 31-го после дежурства чуток, я сразу домой. Семья ждет. На работе мы же только по чуть-чуть, вы не думайте. Домой поехала, взяла, правда, баклажку пивка. Два и пять, крепкого. В электричке время скоротать, а то ведь засну. Всю ночь из-за этих козлов пьяных мы почти не спали. Все обосрались, полночи их мыть пришлось. В тепле меня маленько развезло. Стоп, думаю, хватит. Надо до дома по-быстрому добираться. Сын старший с женой должен на Новый год прийти. Женился в этом году. К весне вот внуков обещали подкинуть. А чего ты так на меня смотришь? Да, старшему моему уже двадцать шесть. Я ж родила его в тринадцать. Во дура была. Только на пятом месяце поняла, что залетела. Вся в слезах к мамане. А ей похую. Она тогда с очередным хахалем своим в штопоре, ей не до меня. Пришлось рожать. Это сейчас-то привыкли, а тогда в диковину, меня чуть из школы не выгнали. А маман моя все по деревне ходила, кричала, что дочь у нее блядища, принесла высерка. Ну, это ничего. Все равно на мне младший братик висел, почти с рождения я сама его воспитывала. Ему тогда пять было, помогал мне с маленьким. Где один, там и двое. А так сынуля у меня хороший вырос. Институт уже год как закончил. Работает. Плохо одно, фамилию ему дали по моей матери, какую там она в то время носила. Я этого дядьку-то и в упор не помню.
Ну короче, решила – пойду от электрички через лес. Там километра на три до нашего городка дальше, чем через поселок. Зато быстрее получится. В поселке все знакомые. Там глядишь – во дворе шашлыки жарят, зайти зовут, у магазина наверняка кого встретишь. Ну и понеслась. Так и до дома можно не дойти. Сам знаешь, пьяная женщина – пизде не хозяйка.
Ну а Новый год встретили, гостей проводили. Тут-то я оторвалась. Гулять пошли с соседкой. Помню, с подругами у магазина какого-то мужика пиздим, водки там нам не продают. Короче, как домой попала – не помню. Помню, лезу по лестнице к себе в окно на второй этаж, а ребенок соседский лестницу поддерживает. Ключ где-то потеряла, дура.
Ночью проснулась, огляделась по сторонам – вроде дома. Крадучись на кухню пробираюсь. Сушняк пришел. Смотрю, а мой сынуля младший на телефон смотрит и повторяет: «Будь счастлива, мама».
Это я ему, короче, на Рождество телефон подарила. Там на экранчике Красная площадь или что-то там еще поставить можно. Так небо там от времени суток цвет меняет. Если день, солнце светит, ночь – луна и звезды падают. Меня сынуля спрашивает, а почему звезда падает. Я ему объясняю, что когда увидишь – звезда падает, надо желание загадать. Сбудется обязательно. Так это он такое желание загадывает. Как мне хуево стало… Я, сука ебанная, домой чуть живая приползла, нажралась до усрачки, а он мне счастья желает. Будь счастлива, мама. Не поверишь, до утра проревела. Это у меня не от пьянки глаза красные. От слез. Вчера ни грамма не пила.
Жаль, что вот с последним мужем у нас общих детей нет. Ну ничего, это пока. Падлой буду, до весны даже пива в рот не возьму. К концу года рожу еще раз, напоследок. Дочку хочу. А то каждый месяц от тоски матка обливается слезами кровавыми. Обещаю.
Министр
Новый глава областного здравоохранения, ныне называемый «министр», инспектировал свое хозяйство. Нелегкая занесла его к нам в деревню. Странно, но наша богадельня ему понравилась, сдержанно похвалил. Большие у вас перспективы, говорит, будем развивать. На вашей базе создадим, организуем… Дальше шел план строительства Нью-Васюков и переноса всех городских клиник в наш поселок. Главврач очарован: «Смотрите! Видите, какое у нас будущее? А все благодаря кому? Можете не отвечать. Всем вам и так понятно. Посмотрите, сколько нам пообещали: оснастить четыре операционные, открыть противошоковую палату, расширить реанимацию. Ну и ставки соответственно. Заметьте, только нам обещали, никому больше. А вы? Вам бы только жаловаться и постоянно что-то требовать». Не удержался от комментария на тему, что, выполняй я в жизни все свои обещания, большую ее часть бы провел в тюрьме за многоженство и за нанесение тяжких и менее тяжких телесных повреждений. Посмотрим, хорошо, если больницу вообще не закроют. Получил очередное предупрежденье: «Смотрите, договоритесь вы!»
Вечером позвонил напарник. Заболел, откапывая накануне машину из сугроба. Где-то попал в ДТП. Завотделением выпил водки и улетел в астрал. Обещал вернуться только утром со светлой головой. О замене позаботиться забыл. И на всю больничку, на все будущие четыре операционные, две противошоковые палаты и реанимацию на двадцать коек остался всего один анестезиолог. То есть я. И как ни странно, было у меня время прикинуть новое штатное расписание. Получилось, что при таком раскладе мне будет достаточно работать один раз в месяц. Получить тысяч 20–25 за одно дежурство и отдыхать. Скорей бы…
На что способен человек
На что способен один человек? Обычный мальчик с легкой олигофренией, восемнадцати лет, который не учится, не работает. Зачем? Родители обеспечивают благополучное существование. Думаете, ни на что не способен? Да нет, способен на многое. Около полусотни взрослых людей может поднять ночью, может заставить не спать до утра. Достаточно всего лишь прокатиться с подругой на мопеде. В итоге обеспечены работой сотрудники ГАИ, «Скорая», дежурные врачи больницы, нейрохирурги. Подняты с постели родители, вызваниваются какие-то знакомые профессора, приглашается священник. Стайка вызванных профессоров-консультантов толкается у дверей реанимации, требует пропустить для осмотра. Помощь светил отвергается с порога, священника просят подождать.