стационар, в реанимацию, справедливо полагая, что самые буйные находятся там. Но в тот момент у нас лечился только один пациент с белой горячкой. Он был связан и спокоен. Его подобрали накануне на озере с удочкой в руке, где он разрезал себе щеки и доставал из них воображаемых опарышей, которых насаживал на крючок. Сознание у него начинало проясняться, и он пытался понять, что с ним произошло и почему он стал похож на исцарапанного хомяка. Никакой помощи силовых структур нам не требовалось. Решив, что произошло какое-то недоразумение, полиция умчалась к себе на базу.
Шизофреник времени зря не терял, а занимался поисками своего будущего пациента. Постояв перед закрытым кабинетом с табличкой «ХИРУРГ» (прием был в вечер), он пошел гулять по поликлинике. Встречая человека в белом халате, тряс его за плечи, спрашивая, не хирург ли он. Получив отрицательный ответ, к счастью, не занимался проверками и отпускал. Причем тряс настолько энергично, что даже настоящий хирург, только пришедший на работу, предпочел, как апостол Петр, не дожидаясь крика петухов, отречься от своей профессии и, не заходя в кабинет, скрылся по запасной лестнице. Врачи в поликлинике посчитали за благо на всякий случай из кабинетов не выходить. Все заперлись изнутри и боялись высунуться в коридор. Возмущенные больные, постояв перед закрытыми дверями кабинетов, пошли в администрацию, жаловаться главврачу, но там к тому времени были в курсе. Псих уже добрался до приемной и тряс секретаршу в надежде, что она все-таки хирург. Только вмешательство главного врача позволило разрулить ситуацию. Заставили приехать «Скорую», снова был вызван усиленный наряд полиции из райцентра, и несчастный наконец поехал лечиться. А поскольку почти весь персонал в поликлинике – женщины, справлять нужду в запертом кабинете им было затруднительно. Когда часам к пяти все улеглось, в служебный туалет около часа стояла очередь. Работа поликлиники на весь день была парализована. После этого у нас появились сомнения, долго ли проработает новый доктор. Сама уйдет, или предложат, для предотвращения будущих инцидентов.
Однако прошел месяц, психиатр работает. Больше серьезных происшествий не было, к крикам на втором этаже народ привык. Часто слышен даже в вестибюле вой типа у-у-у-у-у-о-о-о, на хуууй пошооооол! Ничего страшного, селян этим не испугаешь.
Вдруг статистика замечает, что поток больных уменьшается. Не критично, но тенденция явная. Как ни странно, наибольший ущерб понес уролог. К концу месяца он не выполнил план по приему. Главный врач забил тревогу. Проблема налицо, надо решать. Быстро и эффективно. Сразу был издан приказ:
п.1 Все мужчины старше 30 лет при первичном обращении в поликлинику направляются к урологу.
п.2. Без осмотра уролога не сметь выписывать больничных листов, справок и прочих документов.
Остальные пункты содержали угрозы в адрес врачей, нарушивших первые два.
Приказ есть, надо выполнять, пусть даже творчески. Так, например, приходит к окулисту мужик лет 30–35 выписать очки, а ему говорят: ты сходи сначала к урологу, там тебе пальцем залезут, сам знаешь – куда, а потом придешь за рецептом. А если не догоняешь, объясняем, что, может быть, у тебя просто спазм аккомодации, а от этого дела он сразу пройдет, на мир просто другими глазами посмотришь. Уролог ради общего дела тоже пообещал постараться, не формально подойти к осмотру, а серьезно, вложив душу. Связь с патологией ЛОР-органов не требует объяснений, улучшение слуха и голоса после процедуры сомнений не вызывает. Терапевты приуныли, им-то как быть, даже хотели на дверях повесить таблички: «Прием врача только через жопу», но постепенно втянулись, привыкли, тоже нашли способы объяснить больным, зачем им это надо. Один глупый человек сразу не понял, почему ему не хотят закрыть больничный после гриппа, стал спорить в приемной главврача, даже, увлекшись, выбил ногой дверь, но дело замяли, чем не пожертвуешь ради плана, подумаешь – дверь.
Хирургическое отделение отмечает юбилей одного из сотрудников. Круглая дата, накрыт стол, присутствует закуска. Торжество в разгаре, вдруг кто-то неожиданно вспоминает:
– А где наш рентгенолог, где самый большой друг нашего отделения? Почему не пришел поздравить именинника?
Рентгенолога в больнице уважали все, классный специалист и, естественно, редкостный алкоголик. Никогда не пропускал ни одной возможности, от предложения выпить по сто граммов после работы до торжественного банкета. Вспомнили, а он же в конце коридора! Он же уже почти неделю лежит на травматологии со сломанными ногами. Вечером шел с работы, на переходе сбит машиной. Можно даже поверить, что был трезвый, по крайней мере на ногах стоял. В результате бамперный перелом обеих большеберцовых костей. Лежит на вытяжении, ждет операции.
Но друга пригласить надо, как же без него? И четверо хирургов-мудозвонов берут каталку, грузят на него друга, естественно, с его согласия. Вместе с шинами Беллера, гирями, и по всему коридору катят дорогого гостя в ординаторскую, где и происходит действо. Не учли деталь, порожек. Ординаторская не предназначена для закатывания в нее каталок. Итог: друг со всеми железными конструкциями со всей дури вместе с носилками летит на пол. Один из переломов становится открытым. Бонус: сломаны ребра, пневмоторакс и дальнейшее лечение в реанимации. Шок. Операцию приходится отложить, приходится накладывать аппарат Илизарова, впоследствии договариваться о пересадке кожи.
Хотели как лучше…
Совет: никогда не планируйте на пятницу никаких хирургических манипуляций ни себе, ни своим родственникам. Конец недели, вечер. Хирург, торопясь домой, просит дежурного:
– Слушай, там у меня дед поступил с аденомой, с задержкой мочи, кинь ему эпицистостому. Я сегодня не успел.
Дежурный хирург, молодой энтузиаст, откликается с радостью:
– А где он?
– В первой палате. Там их всего двое, не перепутаешь.
– Без вопросов. – К сестрам: – Там в первой палате лежит дедушка, брейте живот, подавайте в операционную. Я пока в приемное.
Сестры лишних вопросов тоже не задавали, указание получено, дед в наличии, в результате побрили живот соседу, глухому маразматику-облитеранту, которому долго и безуспешно лечили трофические язвы в надежде спасти ногу. Погрузили на каталку и в оперблок. А поступивший утром дедок почти весь день провел в туалете, продавливая струйку мочи через свою суженную уретру. А какое дело анестезиологу? Больной есть, история при нем, ну говорить не умеет, так оно и хорошо. Называешь имя, написанное на истории болезни, – мычит. Мычание – знак согласия. Внутривенный наркоз, операция. Дед отправляется в палату.
Но то ли от долгого лежания в кровати, а может, от небольшой операции у деда через пару дней начинается кишечная непроходимость. Вздутый живот, надо оперировать. Устраняется непроходимость, колостома. Ногу спасти не удалось. Еще через пару дней – ампутация. В итоге дед выписывается без ноги, зато с двумя дополнительными отверстиями на животе. По правде сказать, дед не заметил ни того, ни другого. Родня была довольна, легче поменять калоприемник, чем выгребать переработанные продукты питания из памперсов. Все получилось даже еще лучше, чем планировалось, иначе родне долго бы пришлось уговаривать оперировать парализованного дедушку в плановом порядке. Справки собирать, анализы.
Не спросил, прооперировали деда с аденомой или нет? Знаю, что его еще не выписали, все еще ходит по больнице на двух ногах. Почему так долго не выписывают, непонятно. Тревожно как-то за деда.
Встреча с однокурсником
Утром еду в метро. В нескольких метрах от меня в вагоне стоит немолодой азербайджанец. Точно азербайджанец, тут ошибаюсь редко, всех азиатов различаю безошибочно. Удивительно знакомая физиономия. Практически уверен, что вместе шесть лет учились в институте. Решил подойти, спросить. Уже встаю, двигаюсь в его направлении, и тут приходит мысль: я ведь абсолютно забыл, как его зовут. И не просто забыл, а никогда и не знал.
А было так. В самом начале первого курса его кто-то спросил:
– А как по-азербайджански звучит «распиздяй»?
Во-первых, хотелось пополнить свой лексикон словами из языков братских республик, ну а во-вторых, самого его иначе и назвать было сложно. Раздолбаем он оказался редкостным. Чувствовалось, что парень разбирается в родной лексике. Да и русскую успел неплохо освоить. Подумав, ответил:
– Ну точно такого слова в азербайджанском нет, хотя, если перевести дословно, ближе всего будет, пожалуй, слово «гиждуллах». Хотя у нас так чаще называют тех, кого вы зовете долбоебами, чем распиздяями.
Все. На этом было полностью навсегда забыто его настоящее имя. Иначе как «гиждуллах» его никто никогда больше не называл. Если кто-то произносил его фамилию, (исключительно преподаватели), все вспоминали, а кто это? Первые годы после окончания, когда еще встречались с однокурсниками, интересовались, кто где:
– А Гиждуллах где? К себе уехал?
– Да нет, женился на местной, в области работает.
– Вот распиздяй…
И решил не подходить. А вдруг окажется, что ошибся. Подойду, спрошу:
– Салам! А вы случайно не Гиждуллах?
Человек оскорбится, если незнакомый назовет его распиздяем. А если согласится? Тоже не гарантирует, что это именно он. Может, он такой по жизни и с этим согласен. Я, например, обычно соглашаюсь.
Короче, пока рассуждал, как обратиться, доехал до своей станции, надо было выходить.
Ночь в реанимации
Рассказывает знакомый врач-реаниматолог, зав. отделением:
– Тут недавно моя маман, человек от медицины далекий, сподобилась провести ночь в реанимации в одной из питерских фабрик здоровья. Ничего серьезного, плановая операция, просто немного затянулась. Из уважения к возрасту решили до утра подержать под присмотром. Море новых впечатлений с утра выплескивается наружу, на меня: