, ты, блядь, домой, на хуй, поедешь». Когда к ней никто не обращался, она от скуки разговаривала с мамой на два голоса. Голосом мамы: «Машенька писать хочет? Пойдем, Маша, пописаем». Своим: «Да, Маша хочет писать, мама пизда, пошла на хуй». Благодарен медсестрам, что до утра терпели этот бред. Грузить ее нейролептиками боялся. Родители собирались жаловаться, что не переводим в город, а в больнице нет компьютерного томографа.
Девочка, похоже, в маму, однако та работает стоматологом-хирургом. Мечтаю попасть к ней на прием. С эмоциональной сферой напряженно, думаю, что никогда не сердится на больных, даже если те будут кричать от боли.
Модный ныне термин: «Синдром профессионального выгорания. Проявляется нарастающим безразличием к происходящему на работе, дегуманизацией в форме негативизма по отношению как к пациентам (клиентам), так и к сотрудникам…» Ощущаю его на себе.
Прошу санитарку:
– Больного с третьей койки отвезите, пожалуйста, на рентген.
Даю в руки историю болезни.
– А он сидеть может? Или на кровати везти?
– Не сможет.
– А чего с ним? На вид-то вроде не помирает.
– Да вот же, написано: спонтанный разрыв прямой кишки. Вчера прооперировали.
– Мужчина? – читает титульный лист истории. – Мужчина… Бульдозерист. Ой, как нехорошо, как некрасиво-то… А кто ему так, своим-то бульдозером?
– Не знаю, мне без разницы, написано – травма производственная. Страховой полис есть. Больничный ему не нужен. Остальное мне безразлично. Хотите, спрашивайте сами.
А раньше бы поинтересовался. Наверняка история бульдозериста интересна и полна внутреннего драматизма. Но на тему разрыва жопы я все же выяснил. Знакомые хирурги даже удивились, что я интересуюсь подобной чепухой. Говорят, ты чего, первый раз видишь подобное? У нас часто азиаты с разорванным очком попадаются. У них такой способ практикуется: плохо работает, накосячит – его в наказание всей бригадой в… Но этот же, говорю, славянин? Ничего, значит, накосячил круто.
Но вопросы остались:
1. Прописана ли подобная мера воздействия в трудовом договоре?
2. Разрешено ли в качестве поощрения отыметь своего начальника?
3. Если попадется пидор, так он что, совсем работать не будет, или для них предусмотрено иное наказание?
На днях подслушал диалог супругов в палате.
Тетке далеко за 70, несчастная женщина, сахарный диабет, гангрена, ампутация бедра… Как она ни отбивалась, пришлось на время операции перевести на инсулин. До этого пила таблетки, колоть инсулин категорически отказывалась. И вдруг в организме происходит непонятный гормональный сдвиг, и не сдвиг даже, а взрыв. Навещает ее супруг, дедушка лет восьмидесяти. Пропустил его в отделение. Бабка, увидев супруга, сразу:
– Дед, делай, что хочешь, но сегодня ты мне нужен как мужчина! Как, твои проблемы, но если не вы…, домой не приходи.
Падать лицом в грязь деду неудобно, да еще при посторонних, хотя до этого у него много лет никаких шевелений в штанах не было. Начинает скулить:
– Да ты что, да как я могу! С инвалидом, без ноги.
– А меня это не ебет! Подумаешь, нет ноги. Пизда на месте. Пизда у меня пока что не инвалид!
Административная мысль решает кадровые вопросы. Начмед интересуется мнением коллектива:
– Ну и как вам новый заведующий хирургическим отделением?
– А вы сами его видели?
– Один раз. Главврач его без меня на работу принимал. О чем они там беседовали, я не в курсе. Знаю, что он в районной больнице заведовал отделением. Говорят, все может.
– Это известно. В районе его все хорошо знают, и кто в больнице работал, и кто там лежал, и кто просто живет в районе и больницу стороной обходит. Все знают. Если честно, то напоминает маленький фрагмент игры в пазлы, из которых в целом должно сложиться слово.
– Какое?
– А извините, пиздец. Вчера новый зав заходит в палату, подходит к больному, у которого вся гортань удалена, рак. Ну не заметить же невозможно, правда? Трахеостома, трубки. Здоровается: «А как ваше имя-отчество, что беспокоит?» Мужик смотрит на него, он бы и рад ответить, да вот никак. Чувствуется, хочет в морду, но силенок еще маловато.
– Ну вы уж полечите его, может, его сила нам еще пригодится.
Сижу в приемной главного врача, имею желание лично подписать заявление, по собственному. Надоело. Секретарша сосредоточенно что-то печатает на компьютере, изображает, что занята. Да и у меня нету особенного желания беседовать. Сказала, что главный просил подождать. Жду. Открывается дверь, с воем вылетает главный врач:
– У-у-у-у-у-у
***у-у-у-у-у-у
*** у-у-у-у-у-у.
Руки расставлены в стороны, изображает самолет. Притормаживает, идет на посадку:
– Ну что, боитесь меня? Правильно! – И, не дождавшись ответа, покачивая крыльями, улетает, заложив вираж в повороте коридора.
Интересно, как же он полетел-то, без опознавательных огней, без утвержденного диспетчером маршрута? Неровен час, ПВО собьют. Как говаривал один лектор на командирских курсах, наше ПВО что волосья на манде, прикрывать – прикрывают, а защитить не могут. А может быть, это неспроста? Сейчас в тренде стиль руководства под названием «менеджмент чайки», когда начальник прилетает, кричит, срет и улетает.
Секретарша, так и не оторвавшись от монитора, предупреждает:
– А вы можете его не ждать, его сегодня уже не будет, улетел. Хотите – передам.
Да нет, думаю, спасибо, подожду-ка я пока увольняться, впереди много интересного.
Административная мысль долго билась в тисках, зажатая стенами кабинета, и наконец-то прорвалась наружу, выдав продуктивную симптоматику – очередной приказ: везде, во всех документах запретить сокращения в тексте. Разрешены только общеупотребительные: ЖКБ (желчекаменная болезнь), МКБ (мочекаменная), ГБ (гипертоническая) и ИБМ (ибэистическая) и парочка других, понятных не только каждому. В следущих пунктах – штрафные санкции за нарушение. И примечание: все записи с сокращениями считаются недействительными, подлежат исправлению. Необходимость приказа подкреплена речью на собрании: «Прочел тут диагноз: «ЗЧМТ, УГМ, САК? ТТЖ». Или еще: «Область исследования: ШОП, ГОП и ПОП». Скажите, нормальный человек поймет, что вы имели в виду? А вот гинекологи пишут, видимо, название операции: «Нам с придатками». Что это такое?
Народ молчит, всем понятно, нормальный не поймет, не для нормальных людей и пишется. Надо подсунуть тему, выдать приказ о повышении грамотности. Новый терапевт почему-то упорно считает, что слово «Анестезиолог» начинается с буквы Э.
Иногда администрация мыслит точно так же, как и я. То есть правильно. Например, что главное к празднику? Вы скажете: премия? Премия, конечно, хорошо. Но встает вопрос, а что с ней делать? Пропить? Купить на нее что-то такое, о чем давно мечтал, но не мог позволить? У кого есть мечта ценой в 2–3 тысячи рублей, поделитесь, позавидую. Пока будешь думать, на что потратить премию, деньги незаметно разойдутся. Другое дело – грамота, благодарность. Особенно от Государственной Думы. Тут никаких вопросов, ни малейшего сомнения, что с ней делать, она сама находит свое место. Есть дача, на даче есть сортир, у сортира стенки. Гвоздик нашелся быстро. А зато сколько получаешь полезной информации! Ну, во-первых, оказывается, наша Дума уже шестого созыва. Быстро летит время. Второе: есть в Думе комитет по земельным отношениям и строительству. Видимо, комитет давно решил свои задачи и теперь занят рассылкой почетных грамот. И наконец-то, что в комитете служит заместителем некий Петров, которому уже совсем нехер делать, кроме как подписывать письма к дню медицинского работника. А стоит заглянуть в Яндекс, кто такой Петров, вообще находишь массу интересного и думаешь, надо бы сохранить автограф, как знать. Не у каждого есть автограф человека из списа «Форбс».
Жестокая у нас профессия. У людей горе, а ты с трудом сдерживаешь улыбку. Обстановка такая: морячок получает телеграмму: срочно возвращайся, дочка на последнем сроке, завтра свадьба и сразу в роддом. Мужик бросает все, прилетает из Аргентины. Долгая разлука, но надо спешить, время. Быстренько проглотив бутылочку рома, родители невесты падают в койку. И тут, поторопившись, мужичок ломает себе, извиняюсь, член. Ломает буквально пополам, повредив уретру. Пока в темноте идут разборки, кто же из них так сильно кончил и из кого же это так потекло, оба с ног до головы перемазываются в крови и наконец понимают, что течет явно что-то не то. А кровотечение при этом бывает не слабым, и главное – остановить невозможно, тугую повязку не наложить. «Скорая» даже не делает попыток, напихав в трусы простыней, притаскивает семейную пару в приемник. Оба на кочерге, лица, руки в крови. Мужик кричит:
– Это все из-за тебя, сука!
Супруга пытается успокоить:
– Ты не волнуйся, сейчас пришьют, все будет хорошо. Ты лучше представь, а если бы это случилось завтра, во время свадьбы?
Не знаю, как мужичок, но я себе представил очень живо, как во время бракосочетания дочери, во дворце, родители невесты во время церемонии…
Под утро приходит в рассудок бабушка-потеряшка, до того числившаяся неизвестной лет восьмидесяти. Отогрелась за ночь. Невовремя, до обхода не успеваешь узнать о ней ничего, кроме того факта, что накануне вечером найдена в лесу. Высунула голову из-под одеяла. Безумные глаза.
– Ты кто, бабуля?
– Я? Я – домашняя!
– Ну а раз домашняя, должно у тебя быть имя. Как зовут?
– Изольда.
– Просто Изольда?
– Нет, не просто Изольда. Изольда-Мария.
Черт знает, в нашей местности чего не встретишь, намешано разных кровей, может, и Изольда-Мария.
– Бабуля, а откуда ты?
– Я из Раппало.
– Это чего, в Италии что ли?
– В Италии, бля, в Италии.
– Знаешь, бабушка, полежи-ка ты еще, вспоминай, где живешь. Вспомнишь – отпустим.
– Стой! Серега! А воды ты не принесешь, баню пора топить. Я спасибо скажу.