За ширмой действительно лежит некий Серега, с белой горячкой. Услышав свое имя, Серега конкретно формулирует мысль:
– Пошла ты на х…, манда старая, дай спать!
– Это ты, Серега?
– Ну я.
– Так принеси воды.
– Пошла на х…
Ладно, пусть беседуют. Тут я лишний, я не Серега. Беру бабкину историю. Неизвестная, на вид – 70. Доставлена «Скорой помощью», направление, стандартная запись терапевта: в детстве росла и развивалась нормально. Вензаболевания отрицает. Ладно, пусть развивается дальше. Диагноз: общее переохлаждение. Вклеен маленький листок, переписаны бабкины вещи. Одежда, сумка, документов нет, деньги: более чем приличная сумма в евро, сотня долларов США, 48 тысяч рублей… Да… Напрасно Серега воды не принес, бабка реально могла бы сказать спасибо. Черт, а вдруг она действительно из Италии, Изольда-Мария? Потянуло на родину, в баньку? Чего не бывает. Не нарваться бы на скандал, бабку вечером связали крепко, бабка рвалась на свободу, следы от веревок наверняка останутся. Евросоюз, права человека. Это не местные чухонцы, те привыкли, их у нас много. А из-за одного пьяного гражданина Германии по имени Арон проблемы были. Надо бы выяснить.
Бабка, получив от Сереги отказ топить баню, замолчала. Хорошо, есть база данных страховых компаний. Попробуем наудачу, по имени, имя довольно редкое. Слава богу, нашел. Есть такая, только насчет Италии пошутила, живет у нас, в Рапполово. Вот откуда у нее с собой столько не наших денег? Ну это меня не касается, главное – наша бабушка, главное, страховой полис есть. Начмед будет спокоен.
В углу палаты уже давно желтеет организм старшего прапорщика в отставке. Цирроз печени, терминальная стадия. Случай некурабельный, остается только ждать. Но что для отставного прапорщика билирубин за 1000? Насморк, простуда. Лежит давно, второй месяц. Ест, пьет, улыбается и вполголоса поет украинские песни. Даже не пытается разорвать веревки. Идеальный пациент. В истории болезни среди справок и выписок из госпиталя попался интересный документ: «Служебная характеристика на дежурного по батальону связи старшего прапорщика…» Не удержусь, частично запишу. Общая часть не интересна: зарекомендовал себя, характеризуется, успевает, аттестован на «отлично», подготовлен в строевом отношении и пр. Далее – личное: тяготы и лишения военной службы переносит хорошо. Морально устойчив. По характеру уравновешен, в общении с сослуживцами вежлив, тактичен. Государственную тайну хранить умеет. Принимает активное участие в общественной жизни батальона. Обладает творческими способностями, участвует в художественной самодеятельности. Пользуется уважением коллектива. Вывод: прошу направить на военно-врачебную комиссию на предмет увольнения в запас. Черт, да с такой характеристикой надо представлять к Герою, навечно зачислить в списки части, а не отправлять в запас. А как же способность хранить военную тайну? Стойкость к тяготам и лишениям? Нам он никакой тайны не выдал, когда спросили – засмеялся и запел грустное. И скоро унесет ее с собой навсегда.
Докладываю крайне скупую информацию:
– Пациент поступил в коме, с нарушением дыхания. Заинтубирован, переведен на ИВЛ. Практически ничего о нем не известно, в истории болезни информации практически ноль. Врач «Скорой помощи» краток. В графе «Место оказания медицинской помощи» отмечено: На улице у Сбербанка. «Обстоятельства несчастного случая»: Танцевал. Падал.
Диагноз: ушиб головного мозга. Отравление неизвестным психотропным преператом.
Современный танцевальный костюм санитаркой приемного отделения описан кратко: «Грязные рваные вещи. Все в дерьме».
Зрачки узкие, как при героине, загадка. Но героинщики ведут себя тихо, не танцуют. А тут непонятно, какое вещество пустило в пляс неизвестного танцора? Ладно, проснется, может быть, расскажет.
– Кровь на наркотики взяли?
– Обижаете…
– Хорошо, идем дальше.
Товарищ во время обхода выражает недовольство:
– Я уже всю ночь тут у вас в реанимации пролежал, а мне не легче! Кашель не проходит.
– А вы бы со своей пневмонией еще бы пару дней дома посидели, уже бы наверняка прошел.
– А когда же начнется реанимация?
– Сейчас, вот только освобожусь, после обхода сразу начнем…
Начмед:
– Что у вас за вонь в отделении?
– Товарищ уборкой занялся. Не раз предупреждал всех знакомых, повторюсь: пятьдесят лет – дата опасная. Особенно если ее начинаешь отмечать заранее. Есть шанс встретить свой день рождения в гостях, в реанимации. Но товарищ об этом не знал. Вот и очередной раз именины отмечаются у нас, хотя не приглашали. Вежливый, тихий, даже в горячке. Отпустите, просит, неудобно. А чего неудобного? Лежишь на мягком, привязан гуманно. Оказалось – во время гастроскопии не сдержался, открылись чакры, и теперь лежит весь в дерьме. Отвязали, чтобы перестелить, вымыть. Мужичок принимает активное участие в уборке: «Ребята, извините, сейчас уберу». И пытается запихнуть обратно. Зря…
Главное в нашей работе – это не только гуманное отношение к больным, но и к их близким. Терапевт просит подойти на отделение. Говорит, что у них скончалась бабушка. Знакомая больная, безнадежная парализованная старушка. Вежливый тон заведующего насторожил. Явно хочет о чем-то попросить. Не представляя, чем могу помочь, зашел к ним. Объясняет ситуацию:
– Понимаешь, бабка дышать перестала, мы родственникам сказали, что она умерла. Стали перекладывать на каталку, а она живая. Как нам теперь объяснить родственникам? Они и так скандалят. Жаловаться грозят. Может, вы ее возьмете к себе в реанимацию на часок, а родне мы скажем, что вы ее оживили.
– А вы справку о смерти еще не выписали?
– Да нет, родня между собой грызется, каждый обвиняет всех остальных, что они заморили бабушку, а квартиру продали. Они без вскрытия ее забирать отказываются. А патанатом уже уехал. Так что они придут за справкой завтра.
Решил сходить посмотреть. Вдруг к завтрашнему дню справка и понадобится. Отнюдь. Бабуля была на пике формы. Ровно дышала. Вела активную растительную жизнь. Врачи явно поторопились.
У кровати две ее сестры собирали бабкино барахлишко. С одной из них я был знаком. Пришлось, объясняя ошибку доктора, прочитать им целую лекцию о том, что смерть – процесс не одномоментный, диагностика смерти чрезвычайно сложная вещь, тем более в таком возрасте. Понесло на тему каких-то промежуточных форм существования. Пока говорил, два сестры в споре сцепились между собой, дошло до драки. Пришлось разнимать с помощью медсестер. Вытолкали в коридор, пусть там разбираются между собой. Время еще есть.
Терапевт орет в приемном отделении на очередного алкоголика:
– Нет, не возьму, даже не просите. Пусть протрезвеет и идет к наркологу. Что? Жаловаться будете? Жалуйтесь сколько хотите. Жалуйтесь, в комитет, губернатору, президенту, мне пофигу. Как пить, так все нормально, а плохо – сразу в больницу. Пошли вон! У нас тут не наливают.
Подхожу:
– Зачем людей обманываешь, что не наливают? Еще как наливают. Это ты нам утром в реанимацию женщину закатил с эпилептическим статусом? Ты хоть поднимись, пару слов в истории напиши. А лучше ее себе забирай, на отделение.
– А как она, судороги прошли?
– А их и не было. Я ей полташечку спирта в рот влил, и все, теперь у нее все нормально, никакаких судорог. Еще просит. А то у меня на нее питание не выписано, если не возьмешь, скажи своим, пусть хоть закусить ей принесут.
Начмед:
– А что за конфликт вчера был?
– Да не было никакого конфликта. Просто товарищ вчера принес на отделение функциональной диагностики суточный ЭКГ-монитор. Вы, говорит, его папе вчера поставили, а он ночью умер. Я принес.
– Спасибо, что не забыли.
– А мне ответ подождать?
– Вообще-то мы ответов сразу не даем, только на следующий день. Расшифровывать довольно долго. А вам он вообще зачем?
– Ну как это зачем? Надо.
Ну мы и спросили, для лечащего патологоанатома, что ли? Он после этого к вам жаловаться побежал.
Начмед:
– У этого узбека полис есть? Кто платить будет?
– Вы знаете, не силен я в страховом бизнесе. Изучал страховой полис иностранного человека. Написано, страховая премия всего 1200 рублей. Хорошо, заплатил. Что ему полагается? Максимальная выплата – 100 тысяч. Не много, но, казалось бы, на первую помощь хватит. Но следующая строчка: 30 тысяч на медицинскую помощь и расходы на депортацию.
А у бедолаги сломана шея, разрыв спинного мозга. 30 тысяч при этом смешная сумма. Операция, которая уже не поможет, но которую делать надо, плюс неделя в реанимации максимум, больше не проживет, обойдется дороже. Страховка не покроет десятой части расходов. Вопрос, а зачем она нужна? 100 тысяч получит родня в случае его смерти… Что-то подозрительно много в последнее время попадается узбеков с переломами шеи. Такими переломами, после которых не выживают. Якобы упавшие с высоты собственного роста. А нет ли тут налаженного бизнеса? Отправил в Россию человек пять, а тут их уже ждет специалист. Свернуть шею человеку пара пустяков. Раз, два, и домой, можно на новом автомобиле.
Начмед:
– Почему мне сегодня историю приносят подписать на вскрытие, а я не в курсе? От чего умер больной на терапевтическом отделении, которого вы им вчера перевели? После инсульта.
– От доброты. Мы его перевели с трахеостомой, а санитарке показалось, что он замерз. Вот она и накрыла его одеялом до подбородка…
– Интересная фамилия, Спецмандель, это та же самая? Что-то не узнаю.
– Представьте себе – нет, однофамилица. Та, первая Спецмандель, лечилась у нас от какой-то мозговой болезни, кажется, менингита. Вела себя безобразно. Все пыталась схватить мужской персонал за мошонку с криком: «Теперь ты мой, доктор!» Помнится, брюки мне еще порвала. Я когда увидел в списке знакомую фамилию, предупредил всех об опасности. Но оказалось, что это не та. Даже не родственница, просто тихая алкоголица, поступила с циррозом печени… Кома.