Темная келья, одним своим видом навевающая грусть и уважение к монастырскому образу жизни, слабо освещенная парой-тройкой свечей. На бедной кровати лежит умирающий старец, он тяжело дышит и вот-вот испустит дух, у него густая белая борода и не менее густые седые волосы. Его глаза наполнены бездонной тоской невозможности достигнуть недостижимого, а улыбка говорит о чутком смирении со своими страстями. Умирающий аккуратно укрыт черным одеялом вплоть до пояса, рядом с ним на стульчике сидит молодой монах, описание которого не имеет смысла. Больше в комнате нет никого.
Я расскажу тебе, сын мой, о моей жизни и это будет моим раскаянием и наставлением всем кто живет на этой грешной планете, - говорит старец, слова тяжело вырываются у него из груди. - это будет моя последняя исповедь, и я буду честен перед миром, богом и перед собой.
Да, мудрый отец наш, я вас слушаю с трепетом и смирением.
Тогда слушай меня внимательно, сын мой, я начинаю свой рассказ.
2.
Я жил в одном провинциальном городке, был красив и высок ростом. У меня была милая и обширная семья: Бабушка, несущая в себе всю огромную энергетику нашего дома, своими объемами занимавшая полкомнаты; Отец, который вскоре умер; Мама, напоминавшая мышку, во всем подчиняющуюся Бабушке; Дедушка, скачущий, как сверчок по дому и болеющий за московский «Спартак», и, конечно же, я — примерный ученик седьмого класса.
Все было хорошо и прекрасно, пока, однажды, на одном из занятий я не начал тереть руки одна об другую и делал так каждую секунду — у меня случился невроз! Дальше было хуже: я стал мыть руки постоянно и не мог даже учиться, потому как непрерывно бегал в сортир, но вне дома моя психология не позволяла мне помочиться, и я мучился.
Меня водили по врачам, врачи разводили руками и прописывали таблетки. Я стал много есть, чтобы хоть чем-то заполнить горе, волосы мои выпадали так, что к годам восемнадцати я выглядел на тридцать пять лет. Все говорили, что нет надежды, и я скоро умру. Тогда-то, благодаря этим печалям, я открыл для себя творчество и стал писать стихи, но рука к моему горю тянулась, увы, не только к перу, и так как у меня была отдельная комната и под рукой всегда интернет, я быстро отыскивал нужный порно-сайт и наяривал.
Когда смерть была совсем уже близко, мама отвезла меня в Троице-Сергиеву Лавру, где святые отцы очистили меня, и я, стоя на коленях, сказал Богу, что избавлюсь от всех прегрешений, в том числе и от того, что я делал рукой перед порнофильмами.
По возвращении домой я был практически здоров, а потому уверовал и понял, что жизнь свою я должен посвятить Богу.
3.
Но мое устремление пришлось отложить: во-первых, родители бы не поняли меня, во-вторых, нельзя же идти к Богу совсем лысым, в-третьих, несмотря на все мои попытки бросить дрочить, похоть временами так овладевала мной, что рука без моего ведома залезала ко мне в штаны и заканчивала дело. Тогда меня начинала мучить совесть, однако, я ел и забывал свою ошибку. Правда, в тайне надеялся, что ежели будет у меня баба, хотя бы один раз, то похоть сама уйдет, но понял, однажды, что в жизни у меня, может быть лишь одна женщина — Богоматерь, а как понял, так стал всеми путями пытаться её достигнуть.
4.
Я ел в пост курицу и приговаривал, что пост должен быть в душе, любил Сталина, и называл Солженицына лжецом и американским агентом, и, конечно же, пытался бросить дрочить.
Но самое главное, что я сделал в своих исканиях и устремлениях — это пересадил волосы и стал достойным человеком, благодаря чему поступил в семинарию.
Конечно, меня не устраивал и мой лишний вес, но операцию было стыдно делать, а отказываться от еды было не по-христиански и уж тем более не по-русски.
В семинарии я оказался на редкость удачливым студентом, но девушки по-прежнему не липли, и отказаться от онанизма не удавалось.
Когда же я закончил обучение, в момент наивысшего отчаяния, потому как я по-прежнему не смог себе никого найти, мать- настоятельница одного из женских монастырей, известная такими изречениями, как «Если ты видишь, что человеку нужна помощь сначала узнай православный он или нет, и если не православный, то иди со спокойным сердцем своей дорогой, а ежели православный, то помоги брату своему. Ведь помогая язычнику, ты в ад попадешь, а помогая брату своему — в рай», спасла меня, женив на одной из своих прихожанок. И я зажил как обычный городской священник.
5.
Но мои таланты позже позволили добиться более высокого сана, я перебрался в столицу, у меня появились деньги, и, несмотря на имевшуюся жену, я все равно не мог утихомирить свою плоть и дрочил втайне от нее. Я решил победить похоть алкоголем и наркотиками, но и они мне не помогли. Тогда я, купив машину, стал разъезжать по борделям и пользовался услугами самых высокооплачиваемых проституток, а они позже стали моими прихожанками. И мы делали это с ними даже в церкви, перед алтарем, но жена, зная обо всем, не волновалась, потому как у нее уже давно было с десяток любовников.
Как-то вечером, после службы, ко мне подошла старая женщина и пожаловалась, что ее муж много пьёт, и я ей подсказал верное средство, которым она тут же воспользовалась. А средство это заключалось в том, что она должна была упасть на колени и сделать мне кое-что ртом. Как она это сделала! Я был на седьмом небе от счастья, это было лучше любой проститутки, недаром говорят: «Русская женщина во всем ловка и умела».
Вторая часть лекарства была в том, что она привела своего мужа на следующий вечер, обросшего щетиной, пахнущего перегаром, и он сделал мне то же самое, и больше никогда - никогда не пил.
После этого случая обо мне пошла слава целителя и ко мне стали собираться толпы больных, коих я лечил разными эротическими способами. И вскоре я стал популярен настолько, что народ стал требовать, чтобы меня сделали патриархом, а синод, подчинившись народному желанию, вскоре это исполнил. Так я стал патриархом.
6.
Став Патриархом, я много поездил по городам, монастырям, где проделывал с монахами разные оргиастические штучки. Я делал это и в одиночестве, перед иконами, кончая на святые изображения, и вырезал в иконах дырки, и заказывал резиновую куклу Богоматери... но в итоге мне все это надоело, да и силы были уже не те, и я решил уйти от мира в самую глушь, в ваш монастырь. Сын мой, так уйти, чтобы никто не знал, кем я был, ведь перед Богоматерью все равны, а достигнуть ее я так и не смог, и вот надеюсь, что сейчас, перед лицом смерти, я хоть как-то приближусь к ней. И с этими словами он опустил руку в штаны и начал наяривать.
Матыра
1.
Летом мы с братом шли мимо одной деревни, которая называлась Матыра. Про эту деревню в народе сложился стишок: «Я прошел через Матыру, обнаружил в жопе дыру», причем, что интересно: там еще протекала река Матырка, про которую наш мудрый народ так же написал стишок, до боли похожий на первый: «Я прошел через Матырку, обнаружил в жопе дырку». Мой брат был длинноволос и с обильной бородой, да и к тому же полный, так что все принимали его за попа, я же недавно выбрился на лысо и был ужасно худющ, потому можно было решить, что я пришел из армии.
Идя через Матыру, мы увидели четырех пьющих русских, а пили они не воду, а водку, и закусывали при этом салом с черным хлебом и соленым огурцом. Как говорил один знакомый старичок: «Настоящий русский мужик ест сало с черным хлебом и соленым огурцом». Мы решили подойти и с ними поболтать.
Мой брат назвался отцом Дмитрием из Коломны, а я звонарем его храма Сергеем, только что пришедшим из армии. В это время мой кузен вернулся из армии и звали его как раз Сергеем.
Русские нас радушно приняли и предложили выпить, они вообще очень любят людей духовных. Мы приняли пост, выпили несколько рюмок, и разговор завязался: каждый говорил о себе, и каждый о себе рассказывал, но в конце концов пришлось говорить о вере, как всегда бывает в таких разговорах. И тогда Отец Дмитрий молвил:
— А знаете ли, дети мои, сколько Богов в мире нашем?
— Один, Батюшка, один. – отвечали русские, удивляясь столь глупому вопросу.
— Нет, дети мои, много их Богов, а главных три: Вишну, Брахма и Шива…
— Нет, Батюшка, ты не прав, Бог он один, наш русский – Иисус Христос…
2.
Выйдя из Матыры, мы ничуть не удивились, обнаружив в жопе дыры, веря в неоспоримую мудрость русского народа, да и что странного, если они там и раньше были, только чуть шире стали.
Чуть позже мимо нас по встречной полосе, гудя во все мигалки, промчался мусорской казелик. За рулем сидел мусор с очень напряженным, нахмуренным и целеустремленным лицом, рядом с ним сидел такой же целеустремленный мусор, а на заднем сидении сидел мусор, одетый в одежду сапера. Видно было, что они едут на очень важное задание.
Через десять минут столь же сильно гудя, мимо нас промчалась машина ДПС, а еще через пол часика, второй мусорской казелик, состав в нем был тот же, что и в первом, и сирены гудели так же, только лица уже были веселые и улыбающиеся. Очевидно, первый отряд потерпел неудачу, и они смеялись над крахом своих сослуживцев.
Тут у меня в мозгу, подобно ясновидению нарисовалась картина: бездонная серая тьма или полотно, на нем шоссейная дорога, завершающаяся солнцем, и мусорские казелики едут в это солнце и тут же взрываются.
Прошел где-то час. Все три машины не спеша возвращались назад, и мусора в обеих машинах, вывалив руки из окон, отдыхали, улыбаясь.
Что же там у них произошло, я не знаю, но очевидно, что первый отряд был воскрешен вторым отрядом, средствами, которые известны нашему правительству, но, которые от простого народа держат в тайне.
Неудачливый нефор
Не бей – лучше обоссы…
Народная мудрость
В одном маленьком провинциальном городке жил один весьма неудачливый нефор. Он очень любил Курта Кобейна и носил длинные волосы, за что был часто пизжен гопниками. Они его спрашивали: «Че такие волосы отрастил?» - и, не давая ответить, сразу же начинали пиздить, а иногда пиздили просто так.