Обладатель второго почерка, не согласившись с критикой евангельского текста, со слишком буквальным его толкованием, отчеркнул эту запись двумя вертикальными линиями и справа от них символически перетолковал текст евангелия: ««Уже при двѣрех бывше, уже настояще. Исходяще от зимы глаголем – приде весна. И о жатве – приде жатва, а еще зелены класы. Яко слышашем весны серпы изострятся, жатели уготовятся, гумно очистится, житницы упрятаются. Сице и здь рече прiиде. Близ бѣ»[420].
Остановимся подробнее на содержании приписок на листах Библии. Киноварные приписки (приписки первого почерка) можно объединить вокруг нескольких тем. Прежде всего, это исправление слов. Слово «млатобiец» заменено на «кузнец»[421], «струпы» – на «прыщи», «уй» – на «дядя»[422], исправлена опечатка в имени Ахаз (вместо напечатанного «Ахав»)[423].
В другом случае исправления в тексте заставляют автора прибегнуть к историческим сведениям. Рядом с текстом Книги царств – «Въ время оно възвратися царь Сирскiи Раасонъ въ Еламъ Сиpiю, и изгна иудея изъ Елада…» – появилось замечание первым почерком: «Ино Сирiя а ино Азсирiя»[424].
Особенно большое число замечаний вызвал текст Псалтыри. Первые две кафизмы буквально испещрены правкой, которую трудно не назвать корректурной. Исправлялись буквы в словах, заменялись одни слова другими, менялась пунктуация во фразах и сами фразы.
Эта правка заслуживает специального филологического исследования. Пока же отметим наиболее типичные её примеры. Вместо «не ста» – «не стал», «удиви» – «удивил», «услыша» – «услышал», «смутися» – «смутилося». «От плода пшеница, вина и елея своего» заменено на «от плода пшеницы, вина и елея ихъ». Справщик заменяет слова в Псалтыри. Не имея возможности в этой статье привести все случаи замены слов в тексте Псалтыри, отметим лишь некоторые:
Исправления, сделанные первым почерком[425]
«Книжное исправление» было частью русской культуры XV-XVI вв. Попытки устранить архаизмы предпринимались давно, уже в чудовском Новом завете, приписываемом митрополиту Алексею. Следы филологической правки очевидны в тексте Псалтыри с толкованиями Феодорита Киррского, исследованной Т. Н. Копреевой[426]. Еретические движения конца XV в. отразились и в том, что реформаторы «бесчестили» книжные речи «общими народными речами»[427].
Особое внимание было обращено на библейские книги. Пометы к их текстам были скорее общим правилом, чем исключением. Чаще всего – это параллели к книжным словам из обихода живого разговорного языка[428]. Постоянное внимание к книжному исправлению вызвало известное решение Стоглавого собора о «добрых переводах», а также приглашение в Москву Максима Святогорца. Особую важность работа с текстами книг приобрела с начала книгопечатания в Москве[429] и была продолжена на Украине.
Отмеченные выше примеры свидетельствуют о том, что традиции книжного исправления сохранились и в конце XVI в. В этом случае ощущается ориентация на нормы живого русского языка, здесь не заметно влияние украинского и польского языков.
Важной темой примечаний, сделанных первым почерком, стало отношение к другим верам, точнее – критика католицизма, лютеранства, кальвинизма и ересей, защита восточного православия. Автору присуще стремление к символическому истолкованию текста, использование сведений, содержащихся в библейских книгах, для полемики с иноверцами. Прежде всего, он противник общения с иноверцами. Текст 24-й главы книги Моисея – «да не приведеши сыну моему Исааку жены хананеискъ» – рождает замечание: «о християнских дщерех еже посягати за иновёрных»[430]. Ниже, в примечании к книге Левит он сформулировал эту мысль в более общем виде: «О еже со еретики не племянитися»[431].
Чаще всего гнев автора обрушивается на католичество. «Всуе папежник труды», – писал он рядом с текстом «не бысть пасхе подобна той въ Израили во дни Симонаа пророка»[432]. Обычное замечание на полях Ветхого и Нового заветов – «на папу»[433]. Эта надпись появилась рядом с текстом Евангелия от Марка: «запрети Петрови, глаголя, иди за мною сатана». Отношение к папе особенно определенно отразилось в комментарии к тексту Апокалипсиса – «…здѣ мудрость есть, иже имать ум, да почтетъ число звѣрино, число бо человеческо есть, и число ето 666» – «Сии папа»[434], написанном первым почерком на полях книги.
Признание римской церкви антихристовою получило широкое распространение в полемической литературе православного населения Украины, Белоруссии и Литвы в конце XVI в., в условиях постоянного усиления римско-католического гнёта. Отметим, в частности, изданную в 1588 г. в Остроге книгу Василия Суражского «О единой истинной православной вере». Это сочинение, испытавшее влияние сочинений Максима Грека и бывшего троицкого игумена Артемия, укрывшегося в Литве от преследований за религиозное вольномыслие, в свою очередь повлияло на сочинения украинских публицистов – Стефана Зизания («Слово Кирилла Иерусалимского об антихристе». Вильно, 1596) и Ивана Вишенского.
Критика папы шла одновременно с критикой Рима как центра благочестия. Комментатор отмечал, что «не однѣ папежники. Под антиохшским бо патриархом Ефioпiя, и ту преж немець наречены христиане»[435]. Упоминания об Иерусалиме и Сионе вызывают многочисленные заметки на полях: «А не в Римѣ»[436]. Рядом со словами Псалтыри «поите господеви живущему в Сионѣ» появляется киноварное «а не в Римѣ ни во Испанiи»[437]. Этот полемический приём был использован украинским писателем и публицистом Иваном Вишенским: «Где рекл победитель ада, в Римѣ или в Иерусалиме? Шедше в мир вес, проповѣдити евангелие всей твари? Не от Иерусалима ли сей глас постиже!»[438]
Критика римского папы породила замечание: «папа глаголет, аз есмь глава церкви и 4-м патриархом»[439]. Указание на четырёх патриархов может иметь датирующее значение и свидетельствовать о том, что примечания первым почерком сделаны до 1589 г., когда в Москве появился пятый патриарх.
Антилатинская полемика отразилась и в комментариях об употреблении опресноков и необходимости совершать обедню на квасном хлебе[440], а также в обсуждении обливательного крещения[441].
Другим объектом осуждения стал протестантизм, влияние которого было весьма значительным в Польско-Литовском государстве во второй половине XVI в. Видимо, поэтому немало примечаний посвящено лютеранам. Замечания вызвало иконоборчество протестантов и их отказ, по мнению автора первого почерка, признавать учение апостолов. «Отсюду Лютор на иконы воста, – писал он на полях Евангелия от Марка, – ему отвѣт здесь зачало 23, Матфеи 35, Лука 40»[442]. Критикуется и Кальвин: «Обличеше Калвином иже не пред святыми иконами жертву творят»[443].
Приписка здесь – это и контраргументы в споре с протестантами. Так, необходимо было отвести их обвинение в идолопоклонстве, которое лютеране основывали на толковании книги премудростей Соломона. «От сих глав иконоборчество воста», – констатирует автор приписок первого почерка. И тут же категорически возражает: «Сия главы не о святых иконах писаны суть»[444].
Многочисленные пометы посвящены обличению ересей. Эти приписки заслуживают особенного внимания. Именно во второй половине XVI в. в Литву бежали обвиненные в ереси бывший троицкий игумен Артемий и холоп Феодосий Косой. Здесь развернулась деятельность радикального крыла реформационного движения – антитринитариев – «Литовских братьев». Источников, свидетельствующих о деятельности еретиков, об их взглядах, относительно мало[445]. Комментарии к тексту Библии, сделанные первым почерком, могут, по нашему мнению, дополнить сведения об этом направлении общественной мысли. Они сообщают о проповеднической деятельности еретиков. Рядом с текстом Псалтыри – «покрыи мя от сонма лукавнующыхъ, от множества дѣлающих неправду, иже изъостриша яко оружiе языки своя, напрягошя лукъ свои, вещь горку, състрѣляти в тайных непорочна, внезапу, състрѣляютъ его, и убоятся, утвердишя себѣ слово лукаво, повѣдаша съкрыти свѣть, рѣша, кто узрить их, испыташа безаконiе, изчезоша испытающем испытанiа» – появилось замечание: «еретики»[446]. «Зри еретиче, – пишет автор приписок, сделанных первым почерком около текста первой Книги Царств, – и да будуть очи твои отвѣрсты на храмъ сiи день и нощь на место, о немъ же рече»[447].
Те же примечания указывают, что еретики, по мнению писавшего, – люди, убеждённые в правильности выбранного ими пути.
Размышляя над притчами Соломона, он оставляет на листах замечание около слов «есть путь, иже мнится человекомъ нравъ быти, послѣднь яже его приiдут во дно аду»