[657]. Одно из этих значений фигурировало в земельных спорах. Комментировавший ст. 16 Судебника 1550 г. Б. А. Романов привёл пример судебного разбирательства между неким Василием Облязом Лодыгиным и Киржачским монастырём о спорных землях, где Лодыгин, оправдывая свои требования на спорные земли, ссылался на выкупную кабалу[658].
Наше небольшое отступление в историю русского права должно помочь объяснить очевидное противоречие между формой прошения – челобитной к лесному – и обычным названием этого прошения – кабалой. Это противоречие будет устранено, если мы увидим, что перед нами – попытка заключить сделку между лесным и крестьянами. Для крестьян эта сделка вынужденная, она вызвана стремлением вернуть похищенный лесным домашний скот. Впрочем, возможно, что крестьяне считали её необходимой из-за того, что их скотина забралась в чужие владения – в вотчину лесного. Крестьяне, заключая эту сделку, не только обязывались не вмешиваться во владение лесного, но и должны были его одарить. Даже в случае неуспеха первого прошения, крестьяне приносили полштофа водки и рыбный пирог туда, где оставляли прошение – кабалу[659]. Кроме того, ценой сделки (точнее, отступления от неё) – может быть жизнь и здоровье колдуна и пострадавшего крестьянина, если они не выполнят какие-то процедурные условия заключения соглашения (напишут прошение, а лошадь или корову задрал медведь, или оглянутся на обратном пути после подачи лесному кабалы, или сама сделка оформлена не по правилам).
Своеобразно понимаемой правовой и мировоззренческой основой подобных сделок между человеком и нечистой силой было убеждение, что нечисть имеет своё, законное место в мире, и в случае вторжения человека в чуждое ему пространство эта сделка становилась неизбежной. Так повелось на земле с первых дней человеческой истории, свидетельствуют апокрифические «Беседа всякого чина философа к людям»[660] и «Слово о Адаме и Еве»[661]. После того, как Адам был изгнан из рая и должен был пахать землю, к нему «прииде… диавол и рече: «Не паши землю, моя бо земля, а божия небеса. Аще ли хощеши делати землю, иди паки в рай (!)»». Ввиду невозможности для Адама вернуться туда, откуда он был только что выгнан, а также рассчитывая, что бог сам сойдёт на землю и, в конце концов, изгонит оттуда дьявола, Адам «дас рукописание диаволу. Сице писа: чия есть земля, того есть аз и чада моя»[662].
А. И. Клибанов, изучивший этот текст по публикации Н. С. Тихонравова, пишет: «На языке народных понятий, образов и словаря нельзя было глубже и доступней изложить «политическую экономию феодализма»»[663].
«Чия есть земля, того есть аз и чада моя», – вот правовая основа для заключения рукописания – кабалы между человеком и дьяволом. Кабала крестьян-пермяков – частный случай общего принципа, с той только разницей, что надежда (и уверенность, убеждённость!) потомков Адама состояла во временном характере этой кабалы, которая утратит силу в тот момент, когда земля будет «божьей», а следовательно – крестьянской. Во всех случаях здесь признаётся наличие чужой (или чуждой) крестьянам собственности на часть мира.
Профессионалы волхования сами того не скрывали, что успех их предприятий был обеспечен связью с дьяволом[664]. В судебном процессе против «чертознаев» и их пособников, происходившем в Екатеринбурге в 1728 г., был арестован крестьянин Арамашевской слободы Фрол Пахомов.
«А в распросе, – сообщает следственное дело, – оной Пахомов во отвержении от Христа и во обязательстве же з дьяволом и в порче людей не запирался и хотел показать действительно трех дьяволов и привязать к ним»[665].
Несколькими годами позже, там же, в Екатеринбурге, в 1739-1740 гг. долго расследовалось секретное дело о заводском работнике Кузьме Тестове, обладателе большой коллекции заговоров, колдуне, как оказалось, обучавшемся специально, обслуживавшем в этом качестве целый завод – от солдат до управителя. Кузьма Тестов утверждал, что он связан с дьяволом. От этого утверждения он отказался уже под пытками[666].
Сведения о таком же деле по обвинению алтайского приписного крестьянина Артемия Сакалова были опубликованы Η. Н. Покровским[667].
Об обряде «заключения договора с сатаной» может дать представление заговор, сохранившийся в списке XIX в. в фондах Уральского общества любителей естествознания.
Пойду я к сатане, попрошу я у сатаны действие, чтобы мог я действовать, мрачить людей, бога я клену, сатану хвалю, дай мне, сатана, помогу людей мрачить, покажу деньги, буть простая гумага, будь лошадь, корова, волк, медведь из дерева и (и)з протчих буть лошадь, корова.
Пойду я к огненному царю, помолюсь и покорюсь, бога ненавижу. Огненный царь, пособи и помоги мне действовать, мрачить людей, из денег на 5 дней быть простой гумага деньги 5 дней.
Пойду я на окиян-море, на окияне-море стоит остров, в тем острову стоит столб, в тем столбе седит сатана. Я ему помолюсь и покорюсь, чтобы он мне помог на всяк день, на всяк час, чтобы злыя люди, злыя хищники не отворяли, зла думы не думали, чтобы мой дом казался как огневое пламя, штобы к моему дому не приступали некакия люди, я бы казался зляя волка и лева зверя, штобы боялись злыя люди меня, раба сатанина. Крест ненавижу, пояс проклинаю, крест и пояс богом сотворен. Бога ненавижу, сатана мне помогатель, помогает на всяк день, чтобы злыя люди против меня раба некаких слов не говорили, язык у них отменится, с места не воротится, глаза у них оловом покрыся, дума запекися, сам бы себя не чувствовал. Замок. Сия история взята от самого сатаны. Ету историю нехто не может извести. Измараг камень крепок и чист, так же мои слова и лепки.
Сию историю читай 9 рас посреди самой ночи в лухом (лихом?) време в голпце в переднем угле[668].
Процитированный заговор имеет сложную структуру. Здесь объединено «личное творчество», особенно ощутимое в начальной части, и какие-то более старые, устойчивые формулы, дошедшие в его составе. Активное авторское начало при создании заговоров не было редким случаем[669]. Вместе с тем, сам факт бытования заговора в книжной традиции свидетельствует об устойчивости текста. Следует отметить, однако, относительную редкость подобных текстов, и не только вследствие понятной секретности стоявших за ними действий, но и из-за редкости самого действия. Из-за того, что сам факт «заключения договора с сатаной» ставил человека, по его собственным представлениям, «вне общества», обрекая его в будущем на неизбежные, согласно убеждениям людей феодальной эпохи, смертные муки.
В рамках традиционного миропонимания феодальной эпохи обычный человек в обычной жизни (то есть не священник, не монах и не святой) оказывался «слугой двух господ». Поэтому уже при рождении человека церковному таинству крещения сопутствовали отнюдь не церковные, наполненные языческого смысла обряды «размывания рук», крестильный обед, постриги; свадьба скреплялась не только церковным венчанием, но и большим числом нецерковных действий, которые имели в глазах участников свадьбы важнейшее значение, так как по-своему тоже скрепляли будущую семью – это и расплетание косы невесты, и весь свадебный чин, пронизанный магией плодородия; за смертью человека следовало не только церковное отпевание, но и поминальная трапеза, и убеждение, что дух умерших предков приходит в дом их потомков в понедельник и вторник на Фоминой неделе. Основная деятельность большинства населения страны (и Урала) – крестьянства – также была переосмыслена и истолкована в связи с событиями церковного календаря и аграрными традициями, уходившими корнями в глубокую древность.
Заговоры. Заговоры стали способом повлиять на события окружающей человека жизни. Заговоры применялись в самых разных случаях для того,
• чтобы вылечить или выздороветь самому;
• в торговых делах, при обращении к властям, – чтобы начальники были добры;
• чтобы водились пчёлы и не болел скот;
• чтобы добиться взаимности любимого или любимой или избавиться от соперников;
• не заблудиться в лесу;
• чтобы хорошо росла рожь и можно было отыскать клад;
• сделать счастливой жизнь новобрачных или расстроить свадьбу [670].
Отсюда заинтересованность в том, чтобы иметь в доме списки заговоров, передать знания по наследству. Крестьянин Билимбаевского завода Екатеринбургского уезда, член Уральского общества любителей естествознания П. А. Шилков, автор большого числа публикаций о заговорах, бытовавших на Урале, писал в 1883 году: «в любом почти доме можно встретить какие-то списки безграмотных причудливых заговоров, или же старое поколение передает их устно молодому, считая эту передачу за обязанность, объясняя ее тем, что каждый знающий обязан передать перед концом своей жизни другому весь свой опыт и знания. Этим заговорам дается полная вера и колебать ее трудно»[671].
В этом смысле прочитать заговор может любой человек, так как и молитве, и заговору – заклинанию – присуща особая внутренняя имманентная им сила[672]. Но большего успеха добиваются люди, специально занимающиеся исполнением обряда и в известной степени отождествляющиеся с теми силами, посредством которых они добивались успеха. Для традиционного мировоззрения феодальной эпохи это священник или колдун (волхитник, шопотник, портун и т. д.). В конечном счёте, генетически их деятельность неотличима. И те, и другие основывались на едином в мировоззренческом смысле основании; и те, и другие видели в магии, в обряде средство достижения цели. Но для церкви занятие магией было корпоративной обязанностью, право на неё было узаконено феодальным государством на протяжении многих веков. Колдуны же становились конкурентами церкви, по форме магии, обращаясь к потусторонним силам, минуя церковную организацию и вопреки ей