«Воля божья» выступает как непостижимая сущность, предел разума. Опровергнуть ответы мальчика – значит встать на позиции последовательного атеизма, сломать основополагающие принципы «теологического мировоззрения». Невозможность этого в представлениях авторов Разговора предопределила поражение философа-книжника и победу мальчика.
Проявление произведения «низовой» литературы, испытавшей, по нашему мнению, воздействие публицистики второй половины XVIII в., свидетельствует об относительно широкой базе распространения произведений Н. И. Новикова и его соратников.
Вопрос о непосредственном воздействии публицистики, изданной Н. И. Новиковым, на рукописную традицию народных масс России эпохи позднего феодализма до сих пор не был предметом специального исследования историков и филологов. Вместе с тем имеются факты, свидетельствующие о бытовании изданий Н. И. Новикова в собраниях Урала XVIII в. Прекрасная подборка изданий типографии Московского университета была у заводского служителя П. Михайлова[741], находились они и в библиотеке Выйского училища на Нижнетагильских заводах конца XVIII – первой половины XIX в.[742] В. И. Малышев отмечал, что издания Н. И. Новикова встречались и у усть-цилемских крестьян[743].
По нашему мнению, Разговор может служить свидетельством определённого воздействия публицистики Н. И. Новикова и близких ему людей на развитие рукописной традиции на рубеже XVIII-XIX вв. Условиями, способствовавшими усвоению некоторых идей Н. И. Новикова и его сподвижников в иной социальной среде, были присущие изданиям Н. И. Новикова сострадание к трудящимся, стремление к улучшению существовавшего строя.
«Теологическое мировоззрение», мистицизм, характерные для масонских журналов Н. И. Новикова, создавали возможность усвоения отдельных положений этих публикаций в общественном сознании другой социальной среды, в данном случае – трудящихся Урала эпохи позднего феодализма.
Вместе с тем, необходимо указать и на глубокое отличие между позицией автора Разговора и взглядами Н. И. Новикова. Автор Разговора, отрицая по существу необходимость науки, выступает, пользуясь словами одной статьи из новиковского журнала, как «покровители и защитники необделанной грубости»[744]. Н. И. Новиков – сторонник науки, сочетающей знание и нравственность. Плох лишь тот учёный, «…ежели он при учености своей имеет злое сердце». Такой «…есть сущий невежда, вредной самому себе, ближнему и целому обществу».
Изучение идейного содержания и мировоззренческих представлений, присущих Разговору, и текстологии этого памятника позволяет проследить его место в рукописной традиции. Прежде всего, следует указать, что в списках первой редакции, наиболее полно сохранившей черты архетипа, отсутствуют какие-либо черты, свидетельствующие о его старообрядческом происхождении. Вместе с тем использование традиционного для фольклорного сознания противопоставления мудрого юноши и посрамлённого книгочея, а также наличие в памятнике своеобразно отразившихся элементов социальной критики, неприятие ценностей официальной идеологии, позволяют считать, что памятник возник в демократической среде. Этой средой, которой были доступны издания Н. И. Новикова, могли быть служители горных заводов. Не исключено, что создателями Разговора могли быть представители низшего духовенства.
В пользу предположения об уральском происхождении может служить то, что невьянский список памятника полнее всего сохранил идейно-художественную специфику памятника. Актуальные для современников, людей конца XVIII – начала XIX в., темы: опровержение мысли, что лучшее правление – философа, славнейшая добродетель – военная храбрость, труднейшее управление – управление «худым народом» и позаимствованное из арсенала эрудитов рассуждение о том, что богатейший человек – Крез, – были выпущены во всех более поздних списках. Эти статьи утратили свою актуальность в связи с изменениями общественно-политической мысли России первой половины XIX в. На первый план в нём выходит его фольклорная основа, вопросно-ответная форма, присущая многим популярным и традиционным для народной культуры памятникам. Сочинение, содержавшее элементы критики официальной идеологии, превращается в развлекательное и поучительное чтение. Любопытно отметить, что в тюменском списке второй редакции зафиксировано переходное состояние в истории текста, подготовившего в дальнейшем, во второй редакции Разговора, утрату первоначального текста и структуры памятника. Составитель сборника, переписав Разговор, поставил в конце значки-запятые, а следом за ними написал: «Еще загатька». В этом видно отношение составителя и среды, где бытовал сборник, к содержанию Разговора. В связи с этим становится понятным и появление третьей редакции, где Разговор оказался объединённым с Беседой трёх святителей.
Укажем также, что не старообрядческий по происхождению памятник – Разговор между книжником и мальчиком – сохранился в XIX и начале XX в. в рукописной традиции старообрядчества и отразил идейную борьбу своего времени.
Этот памятник – свидетельство определённой «открытости» культуры народных масс, усваивавшей некоторые положения просветительской литературы. Он находится в длинном ряду других произведений письменности, рождённых в иной социальной среде, в большей или меньшей мере связанных с культурой господствующего класса, но нашедших пристанище в среде жителей заводов. Он неотделим от школьного дела на горных заводах, от распространения здесь технических и научных знаний, необходимых для выполнения заводских работ.
Формирование мировоззрения жителей горнозаводских центров XVIII-первой половины XIX вв. оказывалось под воздействием двух мощных факторов. Генетически оно восходило к мировоззренческим представителям крестьянства. Многие представления о природе мира, действующих в нём законов для мастеровых и работных людей продолжали оставаться в рамках «теологического мировоззрения», присущего «народному варианту» православия крестьянства. Вместе с тем качественно новые условия труда на крупных мануфактурных предприятиях, каким были горные заводы Урала XVIII в., способствовали изъятию производственной деятельности – важнейшей части жизни тружеников завода – из системы «теологического мировоззрения».
Новые условия труда, жизни и быта горнозаводского населения создали предпосылки ещё одного важного фактора, влиявшего на его мировоззренческие представления и общественную мысль. Для общественной мысли этого слоя трудящихся характерен не только интерес к явлениям культуры и общественной мысли, возникавшим в рамках господствовавшей культуры, но и осознанное стремление поставить их на службу своим интересам.
1985 г.
Часть 4Архивная революция в России двадцать лет спустя
Появлению этих статей я целиком обязан настойчивости светлой памяти Сигурда Оттовича Шмидта, принудившего меня написать об изменениях в архивном деле страны
Архивы для России. 1990-1991 годы[745]
В марте 1990 г. в Свердловске, в Уральском университете, где автор этой статьи работал первым проректором, выступал кандидат в народные депутаты РСФСР Б. Н. Ельцин. Было известно, что он будет добиваться должности Председателя Верховного Совета и введения поста Президента России. Университет был в числе организаций, выдвигавших его в депутаты. Поэтому в соответствии с традициями советской избирательной системы кандидату в депутаты полагались наказы избирателей.
В наказе, адресованному Ельцину как кандидату в народные депутаты, содержались предложения о развитии системы народного образования в стране. Частично эти предложения вошли в первый Указ Президента РСФСР, изданный 11 июля 1991 г., «О первоочередных мерах по развитию образования в РСФСР»[746].
Со своей стороны, я взялся написать Б. Н. Ельцину записку о состоянии и проблемах архивного дела в РСФСР.
Почему?
Во-первых, на историческом факультете с начала 70-х гг. существовало историко-архивное отделение, где мне пришлось без малого двадцать лет преподавать, а с 1986 г., – моего проректорства, – распределять выпускников по архивным учреждениям России и Союза.
Во-вторых, с 1974 г. существовала Уральская археографическая экспедиция, на основе которой возникла археографическая лаборатория, проводились полевые археографические исследования на огромной территории – от Западной Сибири до Поволжья[747]. Полевые археографические исследования были возможны лишь при научной координации с Археографической комиссией АН СССР, возглавляемой тогда С. О. Шмидтом и при согласии Главного архивного управления Совмина РСФСР.
Поэтому у меня были определённые знания и о материально-техническом состоянии российских архивов, и об уровне оплаты архивистов, и о составе архивных фондов, находившихся в юрисдикции Российской Федерации.
Моя записка касалась трёх вопросов, которые представлялись принципиально важными.
Прежде всего, я проинформировал Б. Н. Ельцина, что Россия давно, ещё в 1938 г., утратила право на управление российскими по происхождению архивными фондами. Это произошло при упразднении ЦИК СССР, когда Центральное архивное управление и все исторически сложившиеся центральные архивы России были переданы в союзное ведомство – НКВД СССР. После 1955 г. было восстановлено Главное архивное управление при Совмине РСФСР, которое получило право управлять только областными и краевыми архивами