Процитирую этот документ[825]:
«Архивные учреждения
Главный специалист 11-14
Заведующие (начальники): отделами (секторами) по основной деятельности, лабораториями, архивохранилищами 11-14
Главный хранитель фондов 12-15
Директор (заведующий) архивного учреждения, директор филиала 10-16»
Что это значило? 16-й разряд присваивался директору академического института, ректору университета.
На некоторое время архивная отрасль по оплате труда оказалась конкурентоспособной по сравнению, прежде всего, с учреждениями Российской академии наук, рядовые сотрудники которой в новых условиях получали меньше, чем архивисты. Это позволило привлечь к работе в архивах очень квалифицированных работников.
Однако инфляция скоро догнала и уничтожила это кратковременное облегчение.
Росархив добился обсуждения в июле 1993 г. вопроса о государственной политике в архивном деле на Президиуме Правительства. (Подробнее об этом – ниже). Понятно, что вопрос о финансировании отрасли был одним из центральных. Это, в свою очередь, привело к тому, что Отдел науки, культуры и образования аппарата Правительства запросил Росархив о ходе финансирования в 1993 г. Ответ Росархива, сообщённый 18 августа
1993 г., содержит точную картину финансового состояния отрасли. В нём сообщалось: «Финансирование покрывает всего одну треть предельно ограниченных потребностей Федеральных архивов и осуществляется о большим опозданием, что создает социальную напряженность в коллективах. Повышение зарплаты в 2 раза в 01.04.93 г. и в 1,81 раза с 01.07.93 г. при открытии кредитов не учитывалось. Не обеспечивается должным образом финансирование основной функции архивов – сохранности документов Архивного Фонда России. Катастрофически не хватает средств на оплаты по договорам за милицейскую и пожарную охрану, коммунальные услуги, приобретение материалов и специального оборудования, необходимых для реставрации в создания страхового фонда уникальных и особоценных документов»[826].
К записке прилагалась справка о состоянии финансирования Росархива на 11.08.93 г. (в млн руб.)
Процитирую её[827].
Экономический кризис в России, шедший на фоне падения нефтяных цен, составлявших в 1993 г. от 13 до 15 долларов за баррель[828], не мог не влиять на состояние архивного дела в стране, и можно только выразить глубочайшую благодарность сотням архивистов в России, продолжавшим выполнять в этих условиях свои обязанности.
Международные соглашения о копировании документов. Роскомархив испытывал беспрецедентное давление прессы, отечественной и иностранной. Ждали исследователи, требовавшие открыть новые партийные архивы, передача которых в государственное ведение была одним из знаковых событий новой власти. И люди ждали реальных результатов этого события. Людей не волновало, что не было ещё правовой основы для использования документов, что требовалось элементарно организовать читальные залы там, где их прежде не было, подготовить для учёных необходимый научно-справочный аппарат. Они справедливо считали, что эти проблемы – проблемы ведомства.
В сложнейшей ситуации 1992 г. Роскомархив заключил несколько договоров о международном сотрудничестве. Самое квалифицированное исследование по истории их появления принадлежит, по моему мнению, начальнику отдела международных связей Росархива К. Г. Черненкову[829]. Речь идёт о проектах:
• по копированию и распространению документов по новейшей истории России совместно с Гуверовским институтом войны, революции и мира (США) и издательской компанией Чедвик-Хили ЛТД (т. и. «Гуверовский проект»);
• по копированию метрических книг для Генеалогического общества штата Юта (США).
Не останавливаясь на конкретных деталях этих соглашений, изложенных в статье К. Г. Черненкова, полагаю важным напомнить обстоятельства, повлиявшие на принятие решения о заключении этих договоров.
Прежде всего, хочу отметить беспрецедентное политическое давление, оказанное на Роскомархив, с настойчивыми предложениями о копировании документов КПСС, которые посыпались уже в первые дни после принятия Президентом Указа о передаче архивов КПСС на государственное хранение. Это давление шло от депутатов Верховного Совета, представителей Правительства, МИДа, известных диссидентов, пользовавшихся политической поддержкой в условиях крушения КПСС[830]. В английской Sandy Telegraph в ноябре 1991 г. появилась статья, в которой Норман Стоун, тогда профессор Оксфорда, объявил, что Президент России передал ему, Н. Стоуну, право монопольного изучения архивов ЦК КПСС на ближайшие два года. Эта хлестаковщина была бы смешной, если бы не воспринималось вполне серьёзно учёными коллегами этого профессора.
Поверить, что в России пытаются применить те же правила использования документов, что и в большинстве стран мира, было чрезвычайно трудно. Проще было убедить себя, что прежняя монополия «плохого парня» – КПСС – будет заменена монополией другого «парня» – политического противника КПСС, только похитрее и побогаче.
Немало учреждений или отдельных исследователей приезжали в Москву в конце 1991 – 1992 г. с предложениями решить все многочисленные проблемы архивной отрасли при условии предоставления им непременно «эксклюзивных прав на использование архивов КПСС и КГБ». По пути они раздавали устные и письменные заверения о неограниченных научных и финансовых ресурсах, правда, несколько позже выяснялось, что все они появятся после того, как им будут переданы пресловутые «эксклюзивные права…» Не стану даже перечислять те институции, отечественные и зарубежные, которые добивались, требовали, интриговали, угрожали, обвиняли меня «в непонимании политической ситуации» и необходимости срочно и тотально копировать архивы КПСС. Отчасти именно они стали в дальнейшем критиками и обвинителями руководства Роскомархива[831].
Считаю необходимым изложить мою позицию, которой я руководствовался в то время.
Я полагал, что,
• во-первых, Россия является преемницей СССР, а КПСС была важнейшей частью государственного аппарата. Поэтому отношение к документам КПСС должно быть таким же, как и документам государственного управления. Это предполагало необходимость анализа копируемых документов, исключающего возможность утечки реальных государственных секретов. Это обстоятельство решительно отличало мой подход от подхода В. Буковского, о чём он достаточно ясно написал в своём «Московском процессе»;
• во-вторых, возможность копирования части документов КПСС, обладающих огромным Источниковым потенциалом и служащих ценным свидетельством по политической (и не только!) истории СССР, должны стать доступными для отечественных и иностранных учёных;
• в-третьих, непременным условием договорённости о копировании должен стать паритетный характер соглашения. Он предполагал не только копирование российских архивов, но и получение такого же количества копий Россики из западного архива;
• наконец, но не в последнюю очередь, соглашение должно позволить решить ряд материальных проблем архивной отрасли в условиях сокращения государственного финансирования. За счёт западной стороны следовало создать собственный страховой фонд документов, микрофильмировать их в соответствии с действовавшими мировыми стандартами, а для этой цели надо было получить современные аппараты для микрофильмирования, плёнки, расходные материалы. Поэтому в качестве партнера был избран Гуверовский институт, располагающий одной из лучших за границами нашей страны коллекцией Россики.
Соглашение предполагало одновременное микрофильмирование ряда фондов Гуверовского института войны, революции и мира и трёх российских архивов: Государственного архива Российской Федерации, Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (ныне РГАСПИ) и Российского центра современной документации (ныне РГАНИ). Зарубежными партнерами по проекту были названный Гуверовский институт (Стэнфорд, США) и издательская фирма «Чедвик-Хили ЛТД» (Кембридж, Великобритания), специализировавшаяся на изготовлении микрофильмов архивных документов. В соглашении устанавливалось, что Гуверовский институт будет представлять, по выбору российской стороны, равный объём микрокопий своего архива[832].
Российская сторона оставляла себе плёнку (master-copy), которая могла служить основой для последующего копирования и создания страховых копий; копии всех (российских и американских) документов передавались в ГА РФ и в научно-техническую библиотеку Сибирского отделения РАН; в США – в Гуверовский институт и Библиотеку Конгресса США. Для отбора материалов с целью копирования был согласован состав редакционного комитета, куда вошли, в частности, академик Η. Н. Покровский и член-корреспондент РАН Д. А. Волкогонов. В соответствии с этим договором российская сторона получала в свою собственность микрофильмирующую аппаратуру (после завершения проекта), страховые и пользовательские копии всех произведённых микрофильмов, копии Русской коллекции Гуверовского института, а также соответствующие финансовые выплаты и отчисления от продаж.
Работа по копированию оплачивалась американской стороной. Деньги, полученные за осуществление этого проекта, буквально кормили сотрудников федеральных архивов, в том числе не занятых в проекте, в трудные месяцы 1992 и 1993 гг., когда проходило секвестирование заработной платы в архивах.
За период с 1992 по 1996 (а для ГАРФа – 2005 год) по всем трём архивам-участникам проекта было произведено около 14,5 млн кадров микрофильмов документов и описей архивов. Из них на ГАРФ приходится около 9,5 млн кадров, на РГАСПИ – около 3,5 млн кадров, на РГАНИ – около 1,47 млн кадров