Неожиданный и очень болезненный разворот получили международные дела Росархива. Поводом для него послужила история с французскими архивами в России. В 1945 г. войска Красной Армии захватили трофейные архивы, в составе которых были и архивы ряда стран-союзников СССР во Второй мировой войне[860]. Архивы попали в состав так называемого Особого архива. О существовании французских документов в СССР страна и мир узнали из статей журналистки Известий Эллы Максимовой, опубликованных в феврале 1990 г. после интервью тогдашнего директора «Особого архива» А. С. Прокопенко.
Французское правительство потребовало возвратить свои архивы. Разбираться с ситуацией пришлось уже не союзным, а российским властям. Позиция МИДа состояла в том, что следовало передать все французские трофейные документы во Францию. Позиция Росархива была сложнее. Во-первых, в трофейных фондах находились конфискованные нацистами документы русских эмигрантов. Во-вторых, как выяснилось, французские архивы в России никогда не копировались. С ними никогда не работали отечественные историки. Передача архивов во Францию делала их практически недоступными. Поэтому Росархив настаивал на том, чтобы условием возвращения архивов стало предварительное копирование части французских архивов по выбору российских специалистов на средства Франции и оставление в России подлинников документов российской эмиграции.
Наше предложение было поддержано Правительством России.
Начались непростые переговоры с французской стороной. Она, после долгих дискуссий, согласилась. В 1992 г. было подписано соглашение с Францией о сотрудничестве государственных архивных служб. Специалисты-историки из Института всеобщей истории РАН, архивисты выявляли в фондах ту информацию, которую следовало скопировать. За счёт Франции были приобретены аппараты для микрофильмирования, плёнка, на которую переснимали документы. Выявлялись русские материалы. Проект был поддержан Международным советом архивов.
Реализация этого проекта столкнулась ещё с одной сложностью. Она прямо была связана с острой политической проблемой реституции – в данном случае – возвращения культурных ценностей, вывезенных одним из воюющих государств с территории другого. Это болезненная, кровоточащая проблема для России, пережившей Великую Отечественную войну, где гибли люди, горели города, расхищались музеи и картинные галереи, под бомбами и снарядами разрушались монастыри и дворцы.
Почему им отдавать, а нам кто отдаст? – это не только настроения, распространённые во всех слоях российского общества. Это ещё и отсутствие к тому времени правовой базы для реституции. У Росархива было только распоряжение Правительства, предписывавшее нам подготовить передачу документов Франции.
Долгая трудная трёхлетняя работа по подготовке и выполнению условий договора заканчивалась к маю 1994 года. 20 мая 1994 г. основная партия французских документов ушла за рубеж. МИД объявил об этом специальным пресс-релизом.
…Майским утром я шёл по Невскому проспекту в Петербурге в Российский государственный исторический архив. Готовилась коллегия о состоянии дел в РГИА. И вдруг из уличных громкоговорителей я услышал трансляцию из Москвы о том, что Государственная Дума поставила вопрос о законности вывоза французских архивов из России, потребовала к ответу меня. Но вместо меня пришлось отвечать думцам первому заместителю Руководителя Государственной архивной службы В. А. Тюнееву, он «держал удар», точно и спокойно проинформировал депутатов о существе дела.
Тем не менее, Дума потребовала остановить выполнение договора с Францией впредь до принятия специального Закона о реституции.
Выполнение договора было приостановлено[861]. В ноябре 1997 г. Правительство России возобновило выполнение этого соглашения, и последние документы были отправлены в Париж. А закона так и не было! Он появился 15 апреля 1998 г. как Федеральный Закон N 64-ФЗ «О культурных ценностях, перемещённых в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации». Президент отказался подписать этот закон (!). Конституционный суд признал Закон конституционным и обязал Президента его подписать.
Вмешательство Думы в деятельность Государственной архивной службы стало первым явным признаком изменений в политическом статусе Росархива. События с французскими архивами представили Росархив как противника «левых» фракций Думы. Конечно, рассуждать о политических симпатиях ведомства – глупость. Но за этими рассуждениями стояло совсем неглупое наблюдение. Если Росархив – ведомство, непосредственно подчинённое Президенту, то критиковать Росархив – целиться в Президента. Споры о масштабах рассекречивания, о равном доступе российских и иностранных исследователей, о выставках, организуемых ведомством, – всё принимало политический подтекст.
Новым поводом для критики Росархива в Думе стала грандиозная выставка документов и научная конференция, посвящённая 50-летию Победы. В числе её организаторов, кроме Росархива, были МИД, Минобороны, Минкультуры, ФСБ. В выставке участвовали все республики СНГ и страны Прибалтики. Выставка была открыта 23 февраля 1995 г. в Инженерном корпусе Третьяковской галереи. Экспонировали большое число уникальных документов – от подлинников пакта Риббентроп-Молотов, рукописи знаменитой речи В. М. Молотова 22 июня 1941 г. – до рационов жителей блокадного Ленинграда, карт боевых действий, дипломатических документов переговоров с союзниками и актов, завершавших войну. На научной конференции звучали доклады историков из Украины, Латвии, Литвы, Эстонии, Польши, США. Были представлены различные мнения о целях войны, её влиянии на советское общество, иногда не совпадавшие с российскими.
Эта выставка получила неоднозначную оценку и в прессе, и в Думе. Зачем давать трибуну тем, которые не разделяют «наши» взгляды на войну?
1995 и 1996 гг. стали годами выборов. В 1995 г. переизбрали Государственную Думу. Итоги выборов красноречиво свидетельствовали о сдвиге влево (см. таблицу 7).
Таблица 7
Итоги парламентских выборов в 1995 г. в сравнении с итогами выборов в 1993 г.[862]
Значительно усилили свои позиции коммунисты. Провалились на выборах проправительственные «Выбор России», «Партия российского единства и согласия» (ПРЕС), Демократическая партия России (ДПР). «ЯБЛОКО» быстро переходило на антиправительственные позиции.
Впереди были выборы Президента России. Надежда на его переизбрание была невелика. Его общественная поддержка ослабла. Разнузданная, разухабистая критика Ельцина переполняла оппозиционную прессу.
Одной из тем, активно эксплуатируемых политическими противниками Президента, стала критика деятельности Росархива. Рассекречивание, международные связи, публикация документов – всё становилось поводами для критики. Критика шла от осторожного – «наше общество еще не готово для восприятия этой информации», «у нас отсутствует необходимая инфраструктура для рассекречивания и ознакомления всех историков с новыми данными» до прямых обвинений, что «всё отдали иностранцам», «распродают наше культурное наследие».
Дальнейшее осуществление программы архивной реформы, последовательная реализация норм законодательства «Об Архивном фонде и архивах» становились невозможными.
Не буду скрывать: весной 1995 г. я подал заявление Президенту с просьбой об отставке. Заявление не подписали.
Осенью 1995 г. конфликт вспыхнул уже в аппарате Росархива. Ряд членов коллегии Росархива во главе с В. П. Козловым выступили против участия Росархива в Гуверовском проекте. Я не буду подробно останавливаться на этом конфликте. Среди претензий были и вполне понятные, здравые. Но едва ли не важнее стало для ряда людей засвидетельствовать свою лояльность новым политическим тенденциям в условиях ожидавшейся смены власти в стране. Я был убеждён и остаюсь уверенным, что Гуверовский проект был выгоден и важен для нашей страны, что он был равноправен и в равной степени выгоден и российской, и американской стороне.
Для меня этот спор на коллегии, когда большинство высказалось за разрыв договора, стал последней каплей. Очередное заявление было передано Президенту. Глава Администрации С. А. Филатов вызвал меня и передал, что у Президента нет замечаний к моей работе. Я спросил у С. А. Филатова:
«Сергей Александрович, можно ли рассчитывать на политическую поддержку архивной отрасли?
– Рудольф Германович, я сам подал заявление об отставке, – ответил мне С. А. Филатов.
– Тогда отдайте моё на подпись».
В январе 1996 г. я ушёл в отставку с формулировкой «по личной просьбе». Договор с Гувером вскоре был перезаключён. Росархив был преобразован из Государственной архивной службы в Федеральную архивную службу и утратил свою подчинённость Президенту.
Президент Ельцин провёл отчаянную предвыборную кампанию и был переизбран на очередной срок.
Подведу итоги.
Всякая революция имеет свои критерии, периодизации, надежды и разочарования. Архивная революция – часть тех огромных, революционных изменений, которые произошли в стране в конце 80-х – 90-е гг. XX века. Изменения в архивах подчинялись общей логике перемен в государстве, власти, обществе.
Специфика архивной революции в России означала:
• создание законодательства, регулировавшего архивное дело вне зависимости от ведомственной принадлежности;
• признание права на создание негосударственных архивов;
• обеспечение равных прав граждан на доступ к архивной информации;
• передача архивов КПСС на государственное хранение;
• повышение социального статуса архивиста.
Исторические события 1990-1992 гг. создали угрозу утраты части фондов бывших центральных архивов. В этих условиях удалось сохранить все архивы, находившиеся на территории России.
Выше я уже определял периодизацию архивной революции.