Не забыл он и о «рязанском деле», о том, с каким удовольствием Хрущёв принимает всевозможные премии, и даже об утверждении Хрущёва, что «Октябрьскую революцию совершили бабы».
С осуждением Хрущёва выступили Кириленко, Мазуров, Ефремов, Мжаванадзе. Они критиковали Хрущёва за эксперименты в сельском хозяйстве, в партийном строительстве, за авантюризм планов «догнать-перегнать», за грубость и хамство, за то, что «национализм процветает».
Влиятельнейший член Президиума ЦК Суслов, выступая, заявил, что «нет здоровой обстановки, в Президиуме – ненормальная обстановка, с точки зрения деловой. Генеральная линия правильная. Нарушение ленинских принципов руководства, и далеко пошли в нарушении, практически невозможно высказать иное мнение, оскорбительно относитесь к работникам, все положительное приписывается Хрущёву, недостатки – обкомам. Поощряете подхалимов, – записывал Малин за Сусловым, – сигналам придаете большое значение – от семьи. Семейные выезды. Поездки Аджубея неполезны. Талантливый – торопливость есть, шумиха в печати, самореклама, во внешней политике – апломб. В беседе с японскими социалистами – наговорили много лишнего».
Выступавшие следом за Сусловым Гришин, тогда профсоюзный функционер, председатель ВЦСПС, и Рашидов – первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, – в основном повторили основные положения предшествовавших выступлений, расцветив их подробностями из своих сфер деятельности. Гришин сетовал на непонимание Хрущёвым роли профсоюзов, а Рашидов критиковал эксперименты с планированием.
После этого в заседании Президиума состоялся перерыв, скорее всего – на ночь. Записи Малина свидетельствуют, что на следующий день, утром 14 октября, именно Полянскому было предоставлено первое слово. Ему предстояло «добивать» Никиту Сергеевича.
Полянский заявил, что «линия съездов правильная, другое дело осуществление ее». Полянский определил заседание, которое шло утром 14 октября, как «историческое». «Другой Хрущев стал, – утверждал он. – В первую пятилетку вел хорошо себя. В последнее время захотел возвыситься над партией – стал груб… Сталина поносите до неприличия, неудовлетворительные дела в деревне. 300 тыс. деревень – Пошехонье. Седеет деревня. Вы отстранили всех от сельского хозяйства. О 8-летнем (плане. – Р. П.). О группировке пятилеток (в ЦСУ), о ценах (глупость высказывали), руководство через записки. Лысенко – Аракчеев в науке. Вы 10 академиков Тимирязевки не принимаете два года, а капиталиста сходу принимаете[968]. Тяжелый Вы человек, теперь Вы другой. Заболели манией величия».
Судя по записям Малина, именно Полянский довёл до логического конца поток обвинений против Хрущёва. «Вывод: уйти вам со всех постов в отставку».
В этот момент за Хрущёва попытался заступиться Микоян. Эта попытка сразу же была пресечена Шелепиным: «т. Микоян ведет себя неправильно, послушайте его». Микоян не нашёл поддержки на Президиуме.
Хрущёва уже «добивали».
Косыгин, выступая, заявил, что он «удовлетворен ходом обсуждения, линия правильная… Президиум характеризует единство, ЦК весь поддержит. Полумерами не удастся решить. Стиль т. Хрущёва – не ленинский». Косыгин критиковал Хрущёва зло и аргументировано. Он напомнил, что Хрущёв всё брал на себя, на XXII съезде выступал с двумя докладами. Противопоставил себя Президиуму и ЦК, интригует, «замазывает» трудности, возникшие по его вине. Понятно, что он как первый заместитель председателя Совмина СССР не забыл о хрущёвских записках, о попытках ввести восьмилетку, о том, что Хрущёв монополизировал военные вопросы. Он процитировал высказывание Хрущёва о социалистических странах: «Был бы хлеб, мешки найдутся». Выводы Косыгина были жёсткими – созвать пленум и освободить Хрущёва от всех его постов, разделить посты председателя Совмина и первого секретаря ЦК КПСС, ввести должность второго секретаря ЦК КПСС.
Выступавший следом Подгорный заявил, что согласен со всеми выступлениями, кроме выступления Микояна и полностью присоединился к предложениям Косыгина об отставке Хрущёва. «Как отразится на международном отношении и внутреннем отразится? – задавал он вопрос сам себе и участникам совещания, и тут же отвечал: «ничего не случится. Лучше, если бы сам попросил освободить».
Тут пришла очередь выступать Брежневу, который вёл заседание Президиума и должен был унаследовать пост первого секретаря ЦК КПСС за Хрущёвым. Краткий конспект Малина свидетельствует, что Брежнев выступал, строго придерживаясь своего конспекта. Повторим, что в выступлении нет следов влияния «доклада Полянского». Выводы Брежнева содержатся уже в записи Малина: «освободить т. Хрущёва от занимаемых постов, разделить посты».
Секретарям ЦК осталось только подтвердить мнение будущего первого секретаря: «т. Андропов – правильно делает Президиум, предложения поддерживаю, т. Пономарев – поддерживаю предложения, т. Ильичев – согласен, т. Титов – согласен с выводами, т. Демичев – согласен с предложениями, т. Рудаков – согласен с выводами, т. Поляков – согласен с выводами… т. Шверник – Никита Сергеевич неправильно повел себя. Лишить, удовлетворить просьбу».
Сдался Микоян: «говорил что думал, согласен с предложениями».
Под потоком обвинений сдался и Хрущёв. Процитирую его выступление по записи Малина: «С Вами бороться не могу, потому что с вами боролся с антипартийной группой. Вашу честность ценю, по-разному относился, прошу извинения за грубость [у] т. Полянского и Воронова. Главная ошибка – слабость проявил, а потом не оказал сопротивления. О совмещении постов. Совмещать пост первого секретаря ЦК и пост председателя Бюро ЦК по РСФСР – подумать. Грубость по адресу Сахарова[969] признаю, Келдыша – тоже. Зерно и кукуруза – придется вам заниматься». Хрущёв протестовал против обвинений в ошибках во внешней политике. Никита Сергеевич закончил следующими словами: «Не прошу милости – вопрос решен. Я сказал т. Микояну – бороться не буду, основа одна. Зачем буду искать краски и мазать вас. И радуюсь – наконец, партия выросла и может контролировать любого человека. Собрались – и мажете говном, а я не могу возразить. Чувствовал, что я не справляюсь, а жизнь цепкая, зазнайство порождало. Выражаю с просьбой об освобождении. Если надо – как надо поступить, я так и поступлю. Где жить? Спасибо за работу, за критику»[970].
Хрущёв сдался и отказался от дальнейшей борьбы, подписал заранее подготовленное Л.Ф. Ильичёвым[971] заявление о собственной отставке.
Итогом заседания Президиума 13-14 октября 1964 г. стало принятие постановления[972], в котором сообщалось, что «в результате ошибок и неправильных действий т. Хрущева, нарушающих ленинские принципы коллективного руководства», сложилась ненормальная обстановка в самом Президиуме; что Хрущёв, объединив посты первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров, стал выходить из-под контроля ЦК КПСС[973]. В решении Президиума заявлялось, что «при сложившихся отрицательных личных качествах как работника, преклонном возрасте и ухудшении состояния здоровья т. Хрущёв не способен исправить допущенные ошибки и непартийные методы в работе». Отсюда вывод: принять заявление Хрущёва об освобождении от всех партийных и государственных постов «в связи с преклонным возрастом и ухудшением состояния здоровья», признать нецелесообразным в будущем объединять посты первого секретаря ЦК и председателя Совмина.
В постановлении указывалось, что должен был быть немедленно собран пленум ЦК. Ирония судьбы состояла в том, что пленум уже был собран и ждал только одного – когда объявят решение Президиума ЦК, впрочем, уже заранее известное участникам пленума.
14 октября пленум начал работу[974]. Он был хорошо отрепетирован. По сути, была использована та модель решения организационных вопросов, которая была применена самим Хрущёвым против маршала Жукова в 1957 г. Короткое вступительное слово Брежнева, подробный доклад «штатного докладчика» на подобных пленумах – Суслова[975]. Он последовательно отделял Хрущёва от партии и государства. К минимуму были сведены сведения о кризисных явлениях в стране в конце 50-х – начале 60-х гг. Из доклада «пропала» критика внешней политики Хрущёва, данные об авантюрах первого секретаря ЦК в берлинском и карибском кризисах. Не осталось там и осуждения политики Хрущёва по отношению к маоистскому Китаю.
Хрущёв не выступал на пленуме, доклад не обсуждался. Партийная массовка – «голоса из зала» – сказала то, что должна была сказать: «Всё ясно. Предлагаем прения не открывать»; Брежнева избрали первым секретарём ЦК, Косыгина – председателем Совета Министров; и с голосами из зала – «Да здравствует наша могучая ленинская партия и её Центральный Комитет» – пленум закончил работу[976].
По итогам пленума в Правде 16 октября была опубликована краткая информация. Более подробные сведения направили в крайкомы и обкомы партии. Но дискуссий не предполагалось. На этот раз не было послано никаких «закрытых писем» для рядовых коммунистов. Опыт середины 50-х годов был учтён.
Анализ сохранившихся письменных источников позволяют дополнить, а в ряде случаев и существенно уточнить прежние сведения о заговоре.
Рассматривая тексты выступлений на Пленуме через призму «доклада Полянского», можно установить, что А. Н. Шелепин, традиционно и справедливо считающийся лидером так называемых «молодых» в партийно-государственном руководстве СССР начала 60-х гг., выступал прямо по тексту этого доклада. Практически не ощутимо влияние «доклада Шелепина» в выступлениях Брежнева, Косыгина, Шелеста, Суслова. Это были люди, политическая биография которых состоялась ещё при Сталине.