но конкретны и понятны. Это не могло не беспокоить и власть, ту же номенклатуру. Свердловский обком КПСС сообщал в ЦК и Совмин СССР в 1977 г.: «торговля мясом в области не производится. В продаже имеются колбасные изделия, ассортимент которых ограничен. В отдельных промышленных городах торговля ими производится с перебоями. …Торговля молоком и маслом во многих городах области производится с перебоями, их не хватает на полный день. Практически отсутствует творог, крайне недостаточно молочно-кислых продуктов. Вместе с тем, выделенные фонды на 1978 год ниже фактического расхода 1977 года…» [1010] В письме первого секретаря
Свердловского обкома КПСС Б. Н. Ельцина на имя председателя Совета Министров М. С. Соломенцева от 14 ноября 1978 г. сообщалось, что «за последние два года реализация кожаной обуви в области сократилась на 3,9%. Сократилась также реализация одежды и белья, бельевого трикотажа, чулочно-носочных изделий, мыла хозяйственного, легковых автомобилей, кондитерских изделий, рыбы… От населения области поступают справедливые нарекания на отсутствие в продаже предметов женского туалета, постельного и детского белья из хлопчатобумажной ткани и ряда других изделий массового спроса»[1011].
Подобная ситуация была характерна для всей страны.
Незаконнорождённым ребенком дефицита и «общенародной собственности» стало развитие теневой экономики в её различных формах. Скажем, перепродажа дефицита, поступавшего в магазины, не через прилавок, а на рынках; скупки товаров у моряков загранплавания, у иностранцев, посещавших СССР, с последующей реализации по ценам, которые были намного выше тех, которые были в государственной торговле. Уточню – цены-то были, товаров в продаже не было!
Складывалась целая нелегальная система, когда за границу уходили советский алкоголь, механические часы, фотоаппараты, а взамен везли завозился отсутствующий в стране ширпотреб – от пластиковых пакетов с фирменными эмблемами до видеомагнитофонов. Высшей ступенью этой теневой экономики были так называемые «цеховики» – организаторы производства дефицитных товаров. По сути, они обеспечивали потребность части населения в модной одежде, обуви, предметах ширпотреба, запчастей для автомобилей[1012].
«Цеховики» – это люди, которые смогли найти сырьё, организовать производство, раздобыть оборудование, наладить сбыт произведённой продукции, что требовало незаурядных организаторских качеств. Соответственно и оценивалась их деятельность со стороны власти. «Цеховиков» судили, как правило, по статье 93,1 Уголовного кодекса РСФСР – «Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах», – предусматривавшей лишение свободы на срок от 8 до 15 лет с конфискацией имущества. А в случае признания виновного особо опасным рецидивистом, что было связано с нарушением правил о валютных операциях (ст. 88), хищением государственного или общественного имущества в крупных размерах (статьи 89, ч. 3; 90, ч. 3; 92, ч. 3; 93, ч. 3) или в особо крупных размерах (ст. 93.1), – то и к смертной казни[1013].
Однако вопреки жестоким репрессиям теневая экономика продолжала существовать, притягивая к себе внимание не только правоохранительных органов, но и преступный мир, который мог практически безнаказанно грабить «цеховиков», боявшихся государственной власти едва ли не больше бандитов. Вокруг «цеховиков» складывалось непрочное сопровождение из государственных служащих разного ранга[1014].
Новое поколение номенклатуры составляли люди, как правило, с успешным производственным прошлым, поездившие и повидавшие жизнь заграницей. Будучи в большинстве своём прагматиками, они исправно повторяли коммунистические лозунги, но хорошо видели реальные проблемы страны. В. И. Воротников, партийный чиновник, сделавший карьеру при Андропове и Горбачёве, писал в своих мемуарах, что «многих, в том числе и нас, членов ЦК, руководителей ряда областей и министерств, поражало равнодушие и бездеятельность высших партийных и государственных структур, видевших и молчаливо взиравших, как страна теряет темпы развития».
К этому следует добавить раздражение номенклатуры тем, что привилегии, принадлежавшие ей по должности, стремительно обесценивались. Служебная машина, служебная дача – внешние символы принадлежности к высшему слою страны – исчезали вместе с утратой места в номенклатуре. Даже успешный чиновник, уходивший на пенсию, терял многое из прежних привилегий. Тем более нельзя было передать свой статус по наследству. Иметь же свою машину или собственную дачу «не рекомендовалось».
На заседании политбюро 31 мая 1983 г. Ю. В. Андропов, Генеральный секретарь ЦК КПСС, поставил вопрос «о строительстве дач для руководящих работников»[1015]. «Мне хотелось бы спросить у вас, товарищи, будем ли мы обрастать дачами? У меня есть данные, что, например, Байбаков[1016]построил себе дачу 120 кв. м и продал ее теперь Талызину[1017] за 32 тыс. рублей. Одновременно сын и дочь Байбакова получили участки и, видимо, тоже собираются с помощью папы строить себе дачи. Это, товарищи, непорядок, и, с моей точки зрения, злоупотребление служебным положением». Выступавшие следом за генсеком «молодые» члены Политбюро Г. А. Алиев, В. И. Воротников, М. С. Горбачёв настаивали на том, чтобы «не обрастать». «Старики» были осторожнее. Тихонов, Романов, Гришин ссылались на то, что есть нормативная база для строительства дач на кооперативных началах. Андропов настаивал: «Нет, товарищи, я считаю, что надо начинать с себя… Вопрос ставится в принципе, надо ли нам обрастать дачами?»
Можно было управлять экономикой страны, представлять её в мире, – но нельзя иметь своё, то, что можно передать детям и внукам по наследству.
При Андропове была начата, продолженная позже К. У. Черненко и М. С. Горбачёвым, кампания борьбы со злоупотреблениями и коррупцией в сфере торговли.
Для этой цели 150 опытных сотрудников КГБ были направлены на работу в МВД СССР. Тогдашний начальник управления по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией в московской милиции, бывший офицер контрразведки КГБ, вспоминал, что «беззаконие исходило из партийных структур». Продавцов магазина отправляли в лагеря за обвес стоимостью в сорок копеек, а дельцы, «незаконно наживавшие сотни тысяч и даже миллионы рублей, оставались на свободе»[1018].
А. Н. Стерлигов свидетельствует: деятельность по расследованию злоупотреблений в торговле вызывала недовольство значительной части партийной элиты. Расследования стали «контролируемыми». Острие этой операции было направлено на установление связи между крупными чиновниками и руководителями торговли. Но машина следствия затягивала внутрь главным образом торговцев.
Был арестован, отдан под суд и расстрелян Η. П. Трегубов – начальник Главного управления торговли Мосгорисполкома. Органы КГБ заключили под стражу ещё 25 ответственных работников московского Главторга и директоров крупнейших универмагов и гастрономов, включая Б. С. Тверитинова, директора гастронома при ГУМе, директора «Елисеевского» гастронома и многих других. В ходе расследования было установлено, что каждый магазин должен был выплачивать дань в районное управление торговли, районные управления платили дань в Главное управление торговли Мосгорисполкома. Оттуда деньги шли на подкуп чиновников министерств и ведомств, вплоть МВД[1019].
Эти процессы стали едва ли не последними в цепи репрессий против номенклатуры, Уже не политические, а уголовные обвинения в присвоении собственности были поставлены в вину чиновникам[1020].
Середина 80-х гг. стала рубежом в истории страны, судьбе номенклатуры, возрождении института собственности.
Радикальные реформы от хорошей жизни не проводят. К середине 80-х гг. сошлись воедино крайне неблагоприятные факторы. Нефтяные цены рухнули; вместе с неудачами в проведении антиалкогольной кампании рухнул бюджет страны; за полтора года развеялись надежды на ускорение экономического развития, похоронив и программу преимущественного развития машиностроения, и государственную приёмку, и изменения в системе государственного управления[1021]. В период с 1985 по 1989 г. отрицательный баланс вырос от 7,8 до 25,1 млрд долл. Об «обвале» бюджета свидетельствовали подсчёты экономистов Аппарата Президента СССР, представленные М. Горбачёву в июне 1991 г.
Росла внешняя задолженность государства, о чём свидетельствовали статистические данные, представленные президенту СССР (см. таблицу 9).
Таблица 9
Задолженности и платежи СССР в свободно конвертируемой валюте за погашение кредитов (в млрд долларов США)[1022]
Чрезвычайная ситуация требовала принятия чрезвычайных мер.
Ими стали, во-первых, радикальная реформа номенклатуры, выразившаяся в решении январского (1987) Пленума ЦК КПСС о введении альтернативных выборов в партийные и советские органы, а следом за этим – и созыв Съезда народных депутатов на уровне Союза ССР и союзных республик. Эта реформа разрушала главное в номенклатуре – принцип назначаемости. Выборы с их плохо предсказуемым результатом убивали номенклатурную стабильность. Номенклатура в её различных проявлениях теряла прежде гарантированные властью права и привилегии, сохраняя, хотя бы на некоторое время, возможности управления народным хозяйством страны.