24 декабря 1919 года впервые большевики повели в этом месте наступление на нас. С их стороны действовали три бронепоезда, к нам же два таких же поезда пришли лишь 25 декабря, так что Рождество в сильный мороз я со взводом провел на железнодорожном полотне, охраняя станции и дорогу от ночного налета броневиков. Утром 25 декабря красные возобновили свою атаку, прорвали наш фронт у стыка нашего с первым корпусом. Мы отступили на северо-восток, вошли в связь с дроздовцами, тоже немного отошедшими, и вместе со стоявшим на левом фланге первым корпусом двинулись на красных и сделали в этом месте прорыв; здесь я впервые увидел бой танков. В тот же самый день кавалерия Буденного наступала на казаков у Новочеркасска и Нахичевани, прорвала фронт и заняла Ростов, отрезав нас от мостов. За несколько часов до сдачи Ростова наша дивизия получила приказание как можно скорее занять хутор в 15 верстах севернее Ростова; не подозревая, в каком положении находился фронт, мы двинулись.
Шли всю ночь и на рассвете подошли к городу, откуда нас встретили из пулеметов; это было так неожиданно, что мы сразу даже не сообразили что делать. Нам оставалось два выхода: или прорываться сквозь город к мостам, относительно которых можно было предположить, что они взорваны, или попытаться пройти через лед, но нам было известно, что за два дня до этого по середине Дона прошел ледокол, и одна была надежда на мороз. Рассчитывая именно на этот мороз, Барбович решил идти по льду, свернули мы к станице, которая почти соприкасается с Ростовом. К этому же времени 1-й корпус, узнав о падении Ростова, стал подходить к станице; они подожгли все имевшиеся тут большие склады патронов, снарядов, бензина и керосина, так что у нас создалось впечатление, что в станице идет сильный бой.
Делать было нечего, и приходилось продолжать движение. Переходя железную дорогу, мы увидели целый ряд железнодорожных составов. Были тут бронепоезда, нагруженные обмундированием, снарядами, всевозможным имуществом, которые не успели вывезти до падения Ростова. Большинство паровозов этих составов были под парами, их мы и пустили по двум путям полным ходом на Ростов. В результате произошло страшное крушение; трудно себе вообразить как паровозы и вагоны наваливались друг на друга, со страшным грохотом падали с насыпи, взрывались – все тут было надолго загромождено. В результате у нас появилось больше времени, чтобы отступить. В это время войска Буденного, захватившего Ростов, были поглощены грабежами и дали нам спокойно отойти на лед, который за два дня трескучего мороза настолько окреп, что выдержал тяжесть лошадей и пушек. Танки все оставили большевикам, предварительно сняв с них манжеты (часть мотора, которую сделать в России было невозможно).
Только когда почти все части уже переправились, нам на хвост начала наседать бригада красной кавалерии, успевшая таки отрезать небольшую часть наших обозов, но за нами через Дон они не пошли и мы достигли Койсуга на левой стороне Дона, где и остановились. В этот день снова начались оттепели, продлившиеся около недели. После двухдневной стоянки в Койсуге дивизию повели в деревню Ивановка в 10 верстах южнее Дона в резерв штаба первого Добровольческого корпуса, которому мы были приданы. Расположение частей по Дону было следующее: в Азове стояли дроздовцы, несшие охранение от Азовского моря до Койсуга, в последнем и в Батайске стояли корниловцы и марковцы, правее железной дороги, начиная от станицы Ольгинской, на востоке были донцы, правее них кубанцы – штаб корпуса Кутепова стоял на станции Донская.
В это время началась эвакуация за границу семейств военных и штатских; они стремились к выезду за пределы досягаемости большевиков. Одесса была сдана, и только небольшая часть из бывших там штатских смогла погрузиться и переплыть в Крым с генералом Шиллингом. Бо́льшая же часть под командой генерала Бредова направилась к Румынской границе в надежде спастись там от красных, но румыны встречали войска пулеметами и не пускали в пределы Румынии. Тогда генерал Бредов решил пробиваться на соединение с поляками. Это ему удалось, но поляки разоружили отряд и всех посадили в концентрационные лагеря за проволоку, приставив часовых. Офицеры были отделены от солдат, а посещение ими солдат зависело каждый раз от разрешения коменданта лагеря. Отношение поляков было отвратительно.
Дивизия генерала Слащева, действовавшая против Махно в районе Екатеринослава, отступила в Крым; и только благодаря энергии и характеру ее начальника войска могли задержаться на Перекопе.
6 января 1920 года части Буденного впервые форсировали Дон и заняли станицу Ольгинскую, оттеснив казаков на юг; 6-го вечером дивизия наша получила приказание сосредоточиться следующим утром в Батайске, соединившись с дивизией кубанских казаков генерала Топоркова, чтобы перейти в наступление на Ольгинскую. К 12 часам 12 января мы тронулись, впереди была кубанская дивизия, наша же дивизия была в резерве, но как только казаки столкнулись с красными, так и побежали. Положение было весьма серьезным. Вся дивизия, рассыпавшись по большому пространству на рысях отходила к Батайску, наша же бригада только что перешла железную дорогу и вытянулась в походной колонне на Ольгинскую. Барбович приказал полкам развернуть фронт и атаковать, что и было исполнено без всяких предварительных перестрелок. Бригада рассыпалась в лаву. У нас в эту минуту так воспрянул дух, что все полетели вперед и в один миг большевики были сметены. Мы с налета захватили Ольгинскую, взяв около 200 пулеметов и 18 орудий. Только после этого совместного с казаками боя стало ясно, что казачьи войска находятся в состоянии полного развала.
На ночь, когда донцы сменили нас в Ольгинской, заняв свое старое положение, мы отошли в Койсуг, а утром перешли в хутора западнее Ивановки. Здесь заболел возвратным тифом командир батареи полковник Лагодовский. Наш первый взвод, ожидавшийся со дня на день, должен был сменить нас на фронте, а второй наш взвод – отойти на отдых в район станиц Брюховецкой и Переяславской, где находились все запасные части нашей дивизии (там стоял наш обоз с капитаном Апрелевым).
11 января большевики снова начали наступать на станицу Ольгинскую и заняли ее. Наша бригада вновь была двинута в Батайск и вновь мы опрокинули красных в Дон, взяв около 80 пулеметов и орудий. На этот раз против нас, кроме кавалерий, действовала пехота, численностью около дивизии, перешедшая по льду через Дон между Батайском и Ольгинской. Против нее главным образом и действовала наша бригада, тогда как донцы, поддержанные кубанцами и терцами, наступали на Ольгинскую с юга.
Мы, как сказано выше, опрокинули пехоту в Дон и подошли к Ольгинской, так что красные, продвинувшиеся было к югу от этой станицы, должны были, чтобы не быть отрезанными от моста, поспешно отступить. Но нам все же удалось отрезать их от моста и они в панике кинулись прямо вплавь, бросая пулеметы и орудия.
Весь день был страшный мороз, усугубляемый сильным норд-остом.
Бригаду нашу отвели в Койсуг, где ее и оставили, опасаясь дальнейшего наступления большевиков.
В этот же день во время боя присоединился к нам первый взвод, а 13-го утром второй взвод под командованием полковника Ржевского отошел в тыл. Первую ночь ночевали в хуторе Вырочкином, а на утро двинулись дальше. Надо сказать, что, будучи еще в Батайске, мы слышали, будто бы в районе восточнее Ейска действовали какие-то небольшие большевистские отряды. Никто этому серьезного значения не придавал, но к несчастью нам пришлось с ними иметь дело, и только благодаря случайности мы избежали неприятной истории. Произошло это так.
Не доходя границы Кубанской области верст 15, мы решили переночевать в одной маленькой деревне. Выслали вперед квартирьеров, сами же ошиблись дорогой и пришли не туда, куда надо было. Только что собрались исправить ошибку, как к нам присоединились все квартирьеры и рассказали, что как только они вошли в деревню, их обстреляли из домов, и они с трудом выскочили, потеряв одного человека – вольноопределяющегося Сурика. Тогда не останавливаясь и выслав дозоры, пошли дальше и к утру достигли Кубанской области.
В это время ставка наша начала заигрывать с кубанцами. Дело было в том, что кубанцы за время наступления, награбив и отправив свои трофеи домой, уходили с фронта, а между тем теперь тыл и фронт находились в зависимости от их доброго желания и расположения к добровольческим частям. Начальство не сумело поставить их на место, стало за ними ухаживать. И тогда кубанцы закусили удила, вновь появились социалистические рады с приказами, направленными против добровольцев; соответственно этому направлению и отношение к нам обострилось. Часто бывали случаи, когда жители не пускали солдат в дома и не кормили их даже за деньги, хотя сами жили очень богато и питались, ни в чем себе не отказывая.
Приблизительно около 20 января мы добрались до станицы Придорожной в 18 верстах к северу от станицы Переяславской, где стояли наши обозы. Капитан Апрелев и Родзянко лежали в тифе, более 50% солдат были также больны (в числе их был и мой брат). Наш взвод не мог перейти в Переяславскую, так как места для его расположения там не было, и мы остались в Придорожной, откуда капитана Ржевского с орудиями, требовавшими капитального ремонта, отправили в Екатеринодар, где тот сразу заболел возвратным и сыпным тифом.
Я часто бывал в Переяславской, т. к. остался единственным не больным офицером. Брата своего Илиодора я перевез к себе в Придорожную и поместил у себя на квартире, благодаря чему он и выжил. Дело в том, что его хотели поместить в лазарет в Переяславской, но, к счастью, я перед этим зашел посмотреть на этот лазарет. Ничего более ужасного себе представить было нельзя. Большое здание местной гимназии, классы которой превращены в палаты, т. е. навалена на пол солома, которая не менялась, т. к. достать ее даже за деньги было почти невозможно. На нее вповалку один к другому были положены больные не раздетые, без одеял, без подушек. Ухода за ними никакого не было, т. к. весь медицинский персонал был тоже болен, а лекарств никаких не было. Часто бывали случаи, что умерших не убирали и они несколько дней лежали среди больных. Кормили этих несчастных очень нерегулярно раз в день плохим супом. Всякий, кто входил в этот лазарет, обязательно заболевал. Смертность была очень велика, приблизительно около 40–70%.