Против них все время действовала казачья донская дивизия, стоявшая в Новороссийске, но поделать с ними ничего не могла, т. к. они (т. е. зеленые), будучи отлично знакомы с местностью, со всеми горными тропинками, имея всюду своих людей и проводников, сразу же исчезали при наступлении казаков и появлялись при их уходе, всяческими мелкими нападениями и налетами провожая и беспокоя их. Зелеными их называли потому, что они жили в лесах.
9 марта 1920 года вечером прибыли в Новороссийск и остановились на его северной окраине. Помещения были довольно хорошие, но фуража почти никакого не было и мы с трудом раздобыли немного плохой соломы. В Новороссийске в это время находились полковник фон Мевес, капитан Родзянко, жена которого пропала без вести при эвакуации Екатеринодара (как потом выяснилось, она пешком дошла до Туапсе через горы с небольшим отрядом, там погрузилась на пароход и прибыла в Крым), и штабс-капитан Лауниц. Вечером этого же дня мы узнали, что капитан Лехович скончался накануне от тифа.
Мевес и Лауниц были командированы от бригады в Новороссийск для эвакуации семей офицеров и больных офицеров бригады. Они нам сообщили, что возможен случай, что пароходы будут, но что и желающих на них попасть тоже будет много и что надо будет не зевать.
Полковник Перфильев и Котляревский, больные тифом и эвакуированные еще в начале отступления, были погружены на пароход и отправлены за границу в Константинополь. На следующее утро я отправился в город.
В Новороссийске я никогда раньше не бывал. Это небольшой город на манер наших губернских городов. Имеются одна-две главные улицы с магазинами, театрами, гостиницами, базар, вокзал – как водится в верстах трех-четырех от центра – и порт. Все остальное – небольшие домики купеческие и мещанские. Последнее время Новороссийск играл большую роль: сначала во время наступления через Новороссийск прошли все военное обмундирование, снаряжение и вооружение, присланное из-за границы, благодаря чему здесь были основаны огромные склады всевозможного военного имущества. Эти склады исчислялись десятками квадратных верст. В Новороссийске была база всех иностранных военных судов. Сюда же прибывали почти все товары по частным сделкам для «юга России».
Во время отступления наибольшее количество беженцев, направлявшихся за границу, прошло через Новороссийск. Жизнь в нем все время кипела. Несмотря на то, что масса народу уже уехала, улицы его были очень оживлены. Базар полон торговцев с разными давно невиданными нами товарами: шоколадом, изюмом, инжиром, апельсинами, лимонами и т. д. Главное сборище всех беженцев было у «Центродрона», то есть у помещения, занимаемого комиссией по визированию паспортов за границу и выдачи пропусков на пароходы.
Я прошелся по городу, конечно, побывал и на базаре, где поел вкусных вещей. Меня поразило спокойствие, царившее в городе: люди всякого рода гуляют, магазины и трактиры открыты, все собираются уезжать, но имеют вид, что у них для этого есть еще много времени, а большевики, мне это было известно, самое далекое в трех переходах от города. Побывал я конечно и в порту, но ничего утешительного не нашел: всего два парохода – на один грузились марковцы, на другой ставка. К вечеру вернулся домой. Лег спать. Утром 11 была назначена продажа бракованных лошадей нашей батареи на площади в нашем расположении. Часов около 11 наша бригада начала втягиваться в город. Генерал Барбович вызвал командира и приказал ему присоединиться с батареей к 1-му полку, который должен был идти на Абрау Дюрсо для прикрытия города с этой стороны.
Батарея по тревоге поседлала и присоединилась к полку. Мевеса, Лаутица и меня оставили в Новороссийске с обозом, 2 пулеметами и несколькими людьми с приказанием занять пароход если на то будет возможность и ожидать возвращение батареи. Обоз с людьми и пулеметами двинулся сразу же в порт.
Остановились мы во дворе какой-то маленькой портовой гостиницы. Мевес, взяв меня с собой, отправился к начальнику порта, чтобы узнать, есть ли надежда на пароход. Последний ничего не знал, хотя ручался, что пароходы будут. Несмотря на это было решено первый подошедший пароход занять, применив, если потребуется, даже силу.
Город как бы вымер за эту ночь. Людей на улицах почти нет, магазины закрыты, базар пуст. Ночь. В 10 часов мы узнали, что ставка спокойно кончила погрузку и пароход вышел на рейд.
В это время в город начали втягиваться нескончаемые обозы, направлявшиеся прямо в порт и загрузившие под вечер всю набережную: повозки стояли в четыре-пять рядов, так что проходить надо было, перелезая через груженые возы и пробираясь между ногами лошадей. Тут были и беженцы, и войсковые обозы, и повозки с больными и ранеными, и автомобили бронированные и простые. Все начали приходить в панику, т. к. ясно было, что только незначительная часть этих несчастных сможет попасть на пароходы.
Часов около 5–6 нами была замечена паровая баржа, входившая в порт и направляющаяся к молу № 3. Сразу же, взявши 10 человек с пулеметом, я направился к месту ее пришвартовки, приказав одному солдату доложить об этом полковнику Мевесу, который находился у начальника порта. Этот последний, по словам Мевеса, окончательно растерялся, увидев все количество прибывающего народа, и понимая, что эвакуировать и четверти не удастся. Как только пароход пристал, я моментально поставил на него караул, а на молу пулемет, чтобы оградиться от нападения толпы, которая по большей части к нашему счастью увлеклась грабежом в городе и порту. В тот же вечер весь обоз, т. е. только люди и очень мало вещей, был нами погружен (лошадей и повозки пришлось бросить).
Часов около 10 вечера нам стало известно, что 1-й полк и батарея вернулись в город, Абрау Дюрсо был уже занят красными, а на утро около 12 часов все люди, бросив конский состав и сбросив пушки в море, присоединились к нам. Затем мы начали пропускать всех желающих на пароход и к вечеру он так нагрузился, что не то что сесть, а встать было почти негде. Надо сказать, что за ночь с 11 на 12 марта подошли еще несколько пароходов, которые все спешно грузились. Но народу все прибывало и прибывало, а места было все меньше и меньше. Многие части, видя, что погрузиться нет возможности, отправлялись по побережью на Геленджик, Сочи, многие из них попались зеленым, но многие добрались и до Грузии. 12-го под вечер начался обстрел красными Новороссийска, им отвечали военные английские суда, начались также пожары и взрывы. Богатейшие склады сукна, обмундирования, снаряжения, вооружения горели. Много сгорело, но и очень много досталось большевикам. Это была такая добыча, о которой они и не мечтали. Стоит сказать, что в этих складах было все, начиная с броневых автомобилей и кончая шампанским.
Части были раздеты и голодны, а получить что либо из складов было невозможно даже за два дня до эвакуации, – мы пытались посылать требования еще десятого марта. Штабные господа и интенданты спохватились, но было уже поздно, надо было спасать людей. Это было самое большое наше поражение и не только материальное (кроме всего остального армия потеряла весь свой конский состав), но и нравственное – все были совершенно деморализованы. Новороссийская эвакуация была гибелью для всей армии, да и, пожалуй, гибелью всего Белого движения на юге России. И, конечно, ставка была в этом бесконечно виновата. Надо было все это предвидеть и не допустить войска до того морального падения, в каком оно было во время эвакуации, вернее сказать, благодаря этой ужасной эвакуации.
Никогда не забуду картины набережной и молов покидаемого Новороссийска. На молах люди, тщетно ждущие пароходов, плачущие, кричащие, некоторые бросались в воду и пытались доплыть до корабля. На набережной – непроходимые баррикады из запряженных коней, повозок, оставленной амуниции. Среди них и наши кони, бросать которых было страшно тяжело. И все это на фоне горящих цейхгаузов, дым столбами поднимался вверх, казалось, что пылает полгорода.
Отплыли мы ночью с 12 на 13 марта, когда красные уже входили в Новороссийск.
Портреты генералов Белой армии
ЯКОВ ДАВИДОВИЧ ЮЗЕФОВИЧ (12 (24) марта 1872, Великая Лапеница Волковысского уезда Гродненской губернии – 5 июля 1929, Волковыск, Польша) – русский генерал-лейтенант (1917), в корпусе которого служил С. Шидловский.
Генералы Юзефович, Деникин, Марков
АНТОН ИВАНОВИЧ ДЕНИКИН (4 [16] декабря 1872, Лович (в церкви Рождества св. Иоанн Креститель в Ловиче), Варшавская губерния – 7 августа 1947, Анн-Арбор, Мичиган) – русский военачальник, политический и общественный деятель, писатель, мемуарист, публицист и военный документалист.
Генералы Марков, Деникин, Алексеев, Юзефович
МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ АЛЕКСЕЕВ (3 [15] ноября 1857, Вязьма – 25 сентября [8 октября] 1918, Екатеринодар) – русский военачальник. Один из создателей и Верховный руководитель Добровольческой армии.
АЛЕКСАНДР ПАВЛОВИЧ КУТЕПОВ (16 [28] сентября 1882, Череповец – 26 января 1930) – русский военный деятель, генерал от инфантерии (1920), активный участник Белого движения.
Генерал Кутепов в Мелитополе в 1920 году.
КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ МАМОНТОВ (1869−1920) – военачальник Русской императорской армии и Донской армии Всевеликого войска Донского и Вооружённых сил Юга России (ВСЮР), генерал-лейтенант Белой армии.
НИКОЛАЙ ЭМИЛЬЕВИЧ БРЕДОВ (15 ноября 1873 – после 1945) – российский генерал-лейтенант (12 октября 1917 года). Участник русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн на стороне Белого движения.
МИХАИЛ ГОРДЕЕВИЧ ДРОЗДОВСКИЙ (7 [19] октября 1881, Киев – 14 января 1919, Ростов-на-Дону) – русский военачальник, Генерального штаба генерал-майор (1918). Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн. Один из видных организаторов и руководителей Белого движения на Юге России.
АНДРЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ШКУРО (7 (19) января 1887, станица Пашковская – 16 января 1947, Москва) – русский военный деятель, кубанский казак, офицер, генерал-лейтенант Белой армии.