Я стал подбирать польские слова, но поляк, не отвечая, смотрел мимо нас. «Цок-цок., цок… цок» — замедляется, чтобы совсем прекратиться, звук копыт: коляска остановилась. Не выдерживаю, поворачиваю голову к дороге: худо — к нам, не торопясь, направляется полицейский, похлопывая себя кнутом по блестящим голенищам сапог… Ой, как худо! Вот тебе и момент, когда на карту поставлено все. Я говорил Полю, что живыми не сдадимся. Правильно, но что предпринять?.. Что надо этому шупо? Мысленно оглядываю себя, спутников. Одежда наша не должна бы насторожить, выглядим опрятно, выбриты, ботинки начищены…
— Кто такие? — маленькие глазки подозрительно ощупывают. Поляк, стоявший к полицейскому в пол-оборота, гордо поднял голову и дерзко, с вызовом, ответил вопросом на вопрос:
— Ав чем дело?
Лицо полицейского исказилось злобой. Он резко взмахнул плеткой и огрел ею поляка по лицу:
— Шапку долой, польская свинья!
Второй взмах плеткой, и кепка слетела с головы поляка. Полицейский повернулся к нам, но наши береты были уже в руках. Стоим по стойке «смирно». Гордый произведенным эффектом, полицейский направился назад к фаэтону. Вновь зацокали копыта, и коляска вскоре скрылась.
Попытались поговорить с поляком, но тот, прижав рукой красный рубец на щеке, окинул нас презрительным взглядом:
— Проваливайте, жалкие трусы! А еще и солдаты! — и он посмотрел на мои брюки. Я убедился, что знаки на них говорят о принадлежности к французской армии. Полицейский искал, видимо, беглецов-югославов, а не пленных французов… Мы быстро ретировались с этого неприятного места.
К границе подошли на седьмой день. После происшествия с поляком, Николай стал раздражаться по пустякам. То призывал к большей осторожности, то угрюмо заявлял об обреченности нашей затеи. Всеми силами мы старались не дать ему скиснуть: отшучивались на его едкие замечания, «не замечали» его колкостей и оскорблений или просто не отвечали на них. С каким нетерпением хотелось поскорее закончить этот трудный путь по треклятой Германии! Как хотелось отдохнуть или хотя бы немного передохнуть. Мы чувствовали, что как физические силы, так и нервы — на пределе. Именно поэтому, наверно, подойдя к границе вплотную и завидев каланчу села Жювелиз, судя по карте, мы, позабыв обо всякой осторожности, вышли прямо на шоссе. Как легко и хорошо идти по асфальту! Неплохо бы было порасспросить о границе, где она проходит, как ее охраняют, в каком месте лучше ее перейти… Но у кого, как?
Село в лощине, нам виден лишь шпиль колокольни. И тут, из-за склона шоссе, появляются двое велосипедистов. Девушка и парнишка. Педалят нам навстречу. Обоим лет под шестнадцать. Очень похожие друг на друга, как близнецы. Что-то очень уж они пристально к нам приглядываются. Это настораживает, и мы их не останавливаем. Велосипедисты проехали мимо. Вдруг они останавливаются, поворачивают назад и, ведя в руках свой транспорт, идут за нами следом. Не гитлерюгенды ли? Мелькнула мысль, что их придется обезвредить… Чувство пренеприятное! Я сунул руку в карман, покрепче обхватил рукоятку ножа…
— Месье, куда вы спешите? — спросила нагнавшая нас девушка. Мы остановились: пусть оба подойдут поближе!
— В село. Ищем работу.
— Нет, месье. Туда вам ни в коем случае нельзя идти. Там вас ждут еще с позавчерашнего дня! — без обиняков, залпом выпалила девушка.
— Моя сестра оказалась права, когда сказала, что это вы и есть. Раз понаехали со всех сторон жандармы и полицейские и повсюду расставили заслоны, значит, кого-то собираются ловить. Кто-то из наших бежал из плена и приближается к границе… — затараторил мальчишка.
— А когда сегодня с утра запретили жителям выходить из села, догадка наша укрепилась. Мы, шасть! Выбрались огородами и поехали вас предупредить.
— А завидев вас, вначале побоялись, — перебил сестру парнишка, — но тут я увидел ваши знаки на брюках, и все сомнения отпали…
Ребята тараторили так просто и непринужденно, так были рады своей удаче, что им удалось нас найти, предупредить и, следовательно, спасти, что не поверить им мы не могли. Скрывать, что мы беглецы, было абсурдно.
«Велосипедисты» дали нам первый совет, очень благоразумный: сойти с дороги, пока нас никто не увидел, и замаскироваться в кустах. Там нам вкратце дали первые сведения о границе. Вдоль всей пограничной полосы, пояснили они, перебивая друг друга, построены высокие наблюдательные вышки. Между ними часто курсируют патрули. Но можно проскользнуть. Главное: незаметно подкрасться почти вплотную к полосе, подождать прохода очередного патруля, а тогда и переползти за его спиной. Показали болото, которое нам надлежит перейти вброд:
— Оно неглубокое. И там нет засад… Видите седловину на горизонте? Там и проходит граница.
Посоветовали подождать здесь до наступления сумерек. Тем временем они привезут нам еды. Почему границу так строго охраняют?
— Когда мы были подсоединены к Германии, молодежь стали брать в армию. Вот она и начала бежать во Францию, где у многих имеются родственники. Поэтому и устроили такой заслон…
Хоть мы и не очень надеялись, но к началу сумерек ребята были снова у нас. С полной корзинкой снеди и бутылкой сухого вина: — Чтобы вы согрелись после болота!..
Предстоит решающий скачок. Или пан, или пропал! Нас охватывает приступ суеверия: двинемся в путь тогда, когда на небе появится тринадцатая звезда! Небосвод стал темнеть быстро. Наши взоры устремлены в него. Вот и первая звезда… вторая… девятая… Как только кто-то заметил тринадцатую, вскочили, трижды перекрестились и двинули в путь. У болота раздеваемся догола. Со свертками одежды на голове вошли в теплые воды болота. Вода Михайле по шею. Бредем неслышно. Вскоре благополучно выбираемся на берег. Чуть обсохнув, вновь одеваемся. После воды чувствуем прилив бодрости. Это отлично. Как и поясняли велосипедисты, за болотом было шоссе, и мы его пересекли. Следующим ориентиром было высокое дерево. Но стало так темно, что мы его не увидели. Да, небо заволокло тучами, уже ни зги не видно. С одной стороны, это нам на руку, с другой… Идем гуськом, наощупь. Идущего впереди не видно, только слышно… Впереди Николай. Вдруг он на что-то наткнулся, я врезался в него, Михайло в меня, и мы рухнули наземь. Тут раздался такой страшный грохот, будто тысяча ног затопала перед нами и рванула в сторону. Объятые страхом, вжались в землю и затаили дыхание. Лежим ни живы, ни мертвы… Что это такое? Но тут грохот оборвался, будто его и не было. Тишина…
Переждали немного, гадая, как это объяснить. Нет, необъяснимое — не объяснить! Как у Козьмы Пруткова: «Нельзя объять необъятное!»… Что ж, не век же лежать! Осторожно встали и побрели дальше. Вновь раздался грохот. Аж земля затряслась под ногами. Мы опять в страхе бросились на землю. Что за наваждение?! На голове и волосы зашевелись… Вдруг послышалось блеяние. Тьфу ты! Это же овцы, чтоб им пусто было! Мы набрели на загороженный загон! А вот и его проволочная изгородь… Михаил полубеззвучно хихикнул, Николай зло заворчал и крепко ругнулся. Постояли немного, отходя от пережитого испуга и вслушиваясь в темноту. Впереди нас — изгородь загона. Мы ее не видим, а нащупываем вытянутыми вперед руками. Бредем вдоль ограды. Но она, как назло, петляет то вправо, то влево. Ориентацию потеряли окончательно, идем наугад. Где же граница? Компас сейчас бесполезен: без света не увидишь, а чиркнуть спичкой нельзя… Тут внезапно врезались во что-то шуршащее. Ощупали: стволы полусухой кукурузы. Ну и шуршит же! Такое поле не перейти, приходится идти вдоль его кромки, но куда? Направо или налево? Когда же оно кончится? Оно явно ведет нас в сторону!.. Наконец-то! Но под ногами пахота. Это еще хуже: идти по невидимым крупным комьям земли, когда то ноги проваливаются в борозды, то ступни подворачиваются, срываются с кочек то влево, то вправо… Часто теряем равновесие, падаем… Уф, закончилось наконец и это испытание.
Теперь под ногами что-то мягкое, пахучее. Нагибаюсь, щупаю: клевер! Но где юг, где север? — Никакого понятия! Граница где-то рядом, если… если не сбились с пути. Если она близко, то надо соблюдать предельную осторожность. Решаем продолжить путь ползком. Впереди — я. Ползу осторожно, вытягивая вперед руку, чтобы вовремя нащупать препятствие. Щупающая рука натыкается на натянутую проволоку. Слегка дергаю ее, и тут же невдалеке раздался легкий металлический скрежет, будто что-то трется друг о друга. Ага, понял: это — ловушки, связки пустых консервных банок, подвешенные к проволоке. Закачаешь проволоку, и они зашумят. Что делать? Пробую ту проволоку, что над землей, приподнять как можно выше. Получилось! Один за другим спутники проползают через эту дыру. Затем один из них, уже с той стороны, держит проволоку, пока не переползу я, и осторожно опять ее опускает. Если она действительно натянута по границе, значит, будет ориентиром: ползти вперед, перпендикулярно к ней. Некоторое время под нами клевер. Хорошо, что мы ползем осторожно: рука опять натыкается на проволоку, тоже с ловушками — связками банок! Так же, как и раньше, переползаем и под ней. Начинает разбирать сомнение, не сделали ли мы по клеверу дугу и не вернулись ли снова к той же проволоке?
Тогда… тогда мы все в той же Германии! Будто в подтверждение, перед нами опять пахота. Та же последовательность: пахота — клевер — проволока — клевер — пахота!.. До предела натянутые нервы начали сдавать. Вскакиваем на ноги и, насколько это позволяет пахота, на которой ноги скользят, подворачиваются, проваливаются, бежим, спотыкаемся, падаем, шепотом ойкаем, чертыхаемся… Еще немножко, еще чуть-чуть… лишь бы подальше вперед! А вперед ли? Не бежим ли мы назад?.. Все равно, из последних сил продолжаем бежать, лишь бы бежать. Уже шумим, натыкаемся друг на друга, ругаемся… Сейчас нами руководит, придает последнюю энергию какое-то слепое, отчаянное упрямство. Вдруг где-то сзади послышалось что-то вроде выстрела. Тут же валимся на пашню, вжимаемся в нее. Вспыхивает яркий-яркий свет, становится светло, как днем. Свет этот неестественный, мертвенный, словно от карбидной лампы. Чуть поворачиваю голову: с неба медленно опускается яркий светильник. Ракета на парашюте! Увидят нас или нет? Лежим недвижимо, словно трупы. Так проходит, как нам кажется, целая вечность… В тишину начал постепено вклиниваться далекий звук приближающихся самолетов. Ракета угасла. Вторую не выстрелили. Или нас не заметили, или не решились демаскировать границу.