проходам между этими домами, и обнаружить его, проезжая мимо на машине, совершенно невозможно.
Представляет он из себя довольно правильный прямоугольник метров пятьдесят в ширину и двести – двести пятьдесят в длину, засаженный травой и старыми деревьями. Дорожек никаких нет, нет и детской площадки, так что весь парк находится в полном распоряжении радостных собак и их счастливых хозяев. Парк замкнут в кольцо задних дворов, и местные жители могут наслаждаться зрелищем собачьих игр без отрыва от.
В уголке парка стоит избушка, а точнее, всепогодно-устойчивый книжный шкаф на курьих ножках – самодеятельная библиотека. Там действительно есть несколько десятков книг, которые можно взять почитать и потом положить на место.
Моя жена шкаф таки открыла и сразу наткнулась на шедевр мировой литературы. Роман Федора Гладкова «Цемент». В переводе на английский.
Мать вашу!.. Ну куда от вас денешься?!
Страна ваших грез
Есть на свете страна, в которой все мечты борцов против вмешательства правительства в какие бы то ни было сферы частной жизни и все мечты борцов против какого-либо контроля за оружием в руках частных лиц воплощены в жизнь.
В этой замечательной стране:
нет вмешательства правительства в частную жизнь граждан, потому что там правительства вообще нет;
там нет контроля за оружием в руках простых граждан, в смысле – нет совсем;
там нет ни либералов, ни демократов (я имею в виду живых либералов и живых демократов);
там учителя носят автоматы Калашникова на уроки в школе для защиты своих учеников;
там доктора носят пулеметы на работу в госпиталь для защиты своих пациентов;
там все простые граждане не выходят из дома без базуки и эрликона – орудие громоздкое, конечно, в кошелку не положишь, но если приладить его на крыше семейного авто, то быстрое и качественное обслуживание вам будет обеспечено везде, даже если вы направляетесь в продуктовый магазин или парикмахерскую. Ну и просто чтоб форму не терять.
Правда, в этой стране нет второй поправки к конституции, но им просто нечего поправлять.
Эта страна называется Сомали.
И я лично не имею ровно ничего против страны Сомали и ее народа, я совершенно уверен: они все там очень милые люди. Но я совершенно не хочу там жить. И уверяю вас, вы тоже не хотите там жить. Более того, даже те люди, которые таки живут в Сомали, не хотят там жить.
Так давайте не будем превращать в Сомали страны, где мы живем. При всех недостатках, присущих нашим странам.
Альтернативная история в сослагательном наклонении
Посвящается Pussy Riot
Если бы дело происходило в маленьком городке, ну не в совсем маленьком, а в таком, ничего себе, с тремя «Макдоналдсами» и пятью церквями, синагогой и еще одним молельным домом мормонским, там, где медведи гризли за лосями по улицам гоняются только в темное время суток, а не днем…
Если бы в этом городе команда панков-рэперов решила спеть какую-нибудь песенку в соборе Святого Патрика. И чтобы в песенке упоминались Дева Мария и мистер Обама, а из всех остальных слов самым приличным было слово motherfucker. И музыка была бы такая, от которой молоко в сосцах сбивается в масло и немедленно горкнет. И рэперы молодые, мальчики и девочки, в кольцах по всему телу и татуировках, в черной клепаной коже или в холсте с цветами. И чтобы забрались они в алтарный отсек и минут пять пели это вот…
Если бы я был отцом Джоном O’Хара, кругленьким ирландцем лет пятидесяти, с остатками рыжей шевелюры вокруг блестящей лысины, только что закончившим подготовку к проповеди и обнаружившим, что его место за кафедрой занято…
…то я бы сразу подумал, что молодость таки прошла и не понять мне уже этой музыки, и только бы я собрался поблагодарить пришельцев за посещение моего храма и вознесение хвалы Господу, хоть и в неконвенциональной форме, как краем глаза увидел бы, что с боковой скамьи встают братья Мэрфи в состоянии своего обычного легкого похмелья и лица у них идут бурыми пятнами. И тут понял бы я, что без мирских властей уже не обойтись, и побежал бы к телефону…
Если бы я был Саймоном Мэрфи, нестарым еще лузером с бородой лопатой и пивным брюхом, ниспадающим на засаленные просторные джинсы, с трудом умеющим читать-писать и не знающим, что такое постоянная работа, но регулярно посещающим церковь, то этим черномазым, независимо от цвета кожи, богохульникам я бы вмазал как следует.
Мой брат Эндрю уже бы вцепился в главного певца и потащил его на улицу, а я побежал бы к своему красному пикапу, но несколько призадумался, что больше подойдет к ситуации – бейсбольная бита или дробовичок? Но тут из-за поворота, визжа сиреной, весь в мыле вырвался бы джип Длинного Тома и встал на все четыре лапы у входа в собор, и я рассудил бы, что дальше они разберутся без меня…
Если бы я был местным шерифом Длинным Томом, серьезным таким пятидесятилетним парнишей семи футов роста и девяносто килограмм мышц и сухожилий, с квадратной челюстью и смит-вессоном сорок пятого калибра у правого бедра, бывшим морпехом, ревностным католиком и образцовым семьянином…
…то этого безобразия я бы терпеть не стал бы ни секунды. Потому что это вам не Нью-Йорк какой или Сан-Франциско сраный с дикими либералами и атеистами, а здесь у меня будет закон и порядок.
И я бы примчался с включенными сиреной и красно-синей мигалкой на джипе, над ветровым стеклом которого прикреплен многозарядный дробовик, а в багажнике – на случай, если дела совсем плохи, – карабин М4 с оптическим прицелом, автоматический дефибриллятор и укладка для приема родов, и повязал бы голубчиков немилосердно. И если бы кто-нибудь из прихожан накостылял слегка этим певцам по шее, я бы просто не заметил.
И посидели бы они у меня целую ночь в кутузке как миленькие, а поутру я бы приволок их пред очи самой Страшилы Джейн, и тут им стало бы не до смеху.
Если бы я был городским судьей Страшилой Джейн, эдакой Маргарет Тэтчер без страха и упрека, подсушенной и накрахмаленной до хруста, которую от отправления правосудия не отвратят (уже пытались) ни ку-клукс-клан и ни преподобный Мартин Лютер Кинг, ни морская пехота с самим губернатором штата; которая на ланч ест адвокатов и федеральных прокуроров и косточек не выплевывает, – то я бы вдул этим панкам по полной программе.
Они бы у меня до сих пор выгуливали собак в городском приюте собачьем. Они бы у меня цельный месяц полы бы мыли в этом самом соборе.
И отцу О’Хара и пастору Шлимментоху, пришедшим просить за арестованных, я бы сказал, чтобы они занимались всепрощением у себя на работе, а со своими обязанностями я как-нибудь справлюсь сам.
И если бы я был девицей Мелани, осужденной за нарушение порядка к трем месяцам принудительных работ на благо общины, то, разгибая усталую поясницу после уборки очередных собачьих какашек, я бы решил, что ноги моей в этом храме…
Сиеста
Рабочая неделя закончилась, и я наслаждаюсь своим первым выходным днем.
Два часа дня. Уже упаковал, погрузил в «субару» и отправил в лес жену с дочерью петь песни и пить алкогольные напитки неумеренно. Уже съел ланч и запил его бутылочкой темного немецкого пива.
Настало время приступить к сиесте.
Где-то я читал, что дневной сон сладок, как простительный грех. Автор этого изречения, наверно, понимал толк и в том и в другом.
В сиесте нет мучительного ерзания по подушке, внезапных воспоминаний о том, что надо было кровь из носу сделать сегодня, нет страха перед переходом в состояние бессознательное… Всего этого нет, а есть только сладостное погружение в теплое… теплое… теплое…
Через десять минут меня разбудил звонок. Чутье моей мамы не изменило ей и сейчас. Уже многие десятилетия она безошибочно звонит мне в самые неподходящие моменты.
Поговорив с ней на некоторые ну совершенно неотложные темы (что написано в интернете про Обаму и Израиль), я тщательно выключил все возможные телефоны и приступил ко второму погружению. Ваши веки опускаются… опускаются… опускаются…
Без четверти три нашему коту срочно потребовалось отлучиться на улицу по необходимости. В детали Кузя не вдавался, но я не стал дожидаться, пока он перейдет от воздействия психологического (трагического мяуканья) к физическому (заточке когтей об не прикрытые одеялом части моего тела).
На самом деле во всем виновата моя жена. Ей обязательно надо полностью контролировать хоть одного из членов семьи, хотя бы кота. В результате у нас до сих пор нет котопроницаемой двери, но при этом обязанности круглосуточного котошвейцара возложены на меня.
Но день еще не был потерян. Я поднялся обратно в спальню и занял исходную позицию на левом боку…
В три двадцать раздался энергичный стук во входную дверь. Так стучит посыльный «ФедЭкса», если он принес что-то ценное, или наряд полиции, вызванный соседями по поводу затянувшихся за одиннадцать вечера песнопений с плясками.
Я поскакал вниз и обнаружил за дверью маленькую упертую женщину, как две капли воды похожую на председателя профкома из какого-нибудь старого советского фильма. При виде моей помятой рожи она принесла неискренние извинения, но от своей цели не отклонилась. От меня потребовалось прямо щас всё бросить и включиться в кампанию против дискриминации гомосексуалистов в Алабаме.
Как все-таки легко ощутить себя героем греческой трагедии…
Занимательная лингвистика
Чтобы объяснить хоть что-нибудь людям, надо говорить на понятном им языке.
Вот, например, вам хочется объяснить наиболее оголтелым исламистам, что вы не вполне одобряете то, что они сделали (убили людей за то, что они голландцы, или за то, что они велосипедисты), и вам хочется, чтобы исламисты этого больше не делали.
Тут спектр лингвистических возможностей достаточно велик, но крайних вариантов всего два.
Вариант 1
Поскольку исламисты живут по понятиям пятисотлетней и большей давности, то наиболее понятен им будет язык библейский. И на этом языке самих этих ваших собеседников следует четвертовать публично, их близких (не далее седьмого колена) родственников и ближних соседей – казнить каким-нибудь более гуманным образом, а их селение сровнять с землей, распахать и засыпать солью.