Кто из сегодняшних взрослых способен поговорить, хоть сам с собой, о смысле жизни? Кто способен не палить пух на рыльце православия, а объяснить причины самосожжения Аввакума? Ты хоть одно имя – я даже не о сути, а о бирке, о знаке – из современного объяснения мира знаешь? Ты хотя бы в критериях Барлоу с его Cybernomics или Фукуямы с «Концом истории» смысл мироздания объяснить можешь?
Милые, понятные мне, и даже не старые козлы!
Мы парнокопытно сегментировали мир. А из наших профессиональных сфер, как в абортарии, вычистили высший смысл и тайну. Мы знаем, что иной кары, чем жизнь, не будет, а наши жизни застрахованы в приличных компаниях.
Мы упускаем из виду одно: мы юны до тех пор, пока жаждем объяснить и мир, и его смысл, и смысл своего пребывания в нем.
Тогда и читают книжки для поиска смысла, а не для развлечения.
И алчут любви, а не безопасного секса (пусть вслух и говорят, что наоборот).
Если мы, состоявшиеся покорители жизни, не дадим свой вариант заполнения гудящей пустоты юности, она будет заполнена окаменевшим дерьмом.
Но заполнить ее можно, только когда сам не пуст.
Стой, если хочешь, на умилительных карачках подле отпрысков. Они – забавное и необычное (впрочем, как все предыдущие) поколение, просто – они первое поколение, предоставленное самому себе. Самых прикольных, необычных папиков в этом поколении зовут «продвинутыми динозаврами».
Только умоляю: в борьбе за это почетное звание не вешай портрет Че туда, где висела копия присутственного пейзажиста Клевера, и не крась волосы в радикальный красный цвет.
Это тяжкая хрень: вгонять себя в возраст teen, чтобы заново выдвигать задвинутые навсегда вопросы и, таким образом, проживать вторую жизнь.
Мушастиков, что у тебя в эфире?
2003
Гигиенический марш
В глазах российского middle class выборы – странное занятие для странных людей, в котором было бы странно участвовать. Это и вправду странная ситуация, свидетельствующая о детской аморальности миддлов.
…А вот еще снится – видали ль вы – что на улице без порток, и стыд не от того, что гол, а что при этом в рубашке и галстуке, ууууу…
А вообще, я был политическим журналистом. В начале карьеры пригласили на фракционную тусовку. Ресторан в Госдуме, музыка типа Алены Апиной, халдеи с нарисованным на мордах презрением, заливная рыба, водка, оливье.
– Товарищи! Господа! Предлагаю поднять бокалы за всеми уважаемого…
Помощники депутатов из Поволжья. Из самого, блин, сердца России. У них там, что – с шампунем напряженка?!.
Я рванул к выходу, прикрываясь придуманным телефонным звонком. Тетка по связям с прессой совала в портфель календарь и водку, жарко шепча в ухо:
– Водка харррошая, вы человек приличный…
Проснуться, йоооо!!!
Наш средний класс (про сущность которого д’Эстен говорил, что границы его размыты, но существование несомненно) стыдливо брезглив. Он отвоевал себе пространство под сенью родимых осин: подстрижены лужайки, резвятся детишки, обочь припаркована машина; есть очаг и огонь в очаге. Это и жизнь, и фильтр взгляда на жизнь. Не «подмышки бывают потными», а «без дезодоранта нельзя».
Средний класс занимается фитнесом, растит детей и приращивает капитал. Его заботы – дом, деньги, карьера, здоровье, образование, отдых, спорт. Люди, живущие иными ценностями, пугают миддлов глухой угрозой иррациональности, ночным стуком в окно.
Партийность Америки и Европы – домашняя, как тапочки. Тори и виги, демократы и республиканцы абсолютно понятны. Различие между ними – в, условно говоря, отношении к абортам, однополым бракам и шкале налогов. Отечественная же политика лежит вне и эстетической оси абсцисс, и практической оси ординат среднего класса.
– Это виртуальная реальность, – кривясь, цедят миддлы. – Это PR. Искусственно созданные партии. Мы читали Пелевина. Вы отличите программу «Единой», черт, как ее… – «России» от программы «Возрождения России»? Ребята пилят деньги, это мы понимаем. Но статистами быть не хотим.
Средний класс не участвует в выборах, как не участвует в продажах «Гербалайфа». Наверху в пирамиде делают, безусловно, деньги – но делают на лохах и уж как-то лохово.
Это они там, наверху, меняют костюмы в количествах и качествах, позволительных при доходе от $100 тыс. в год – и хвастаются жизнью на $500 оклада в месяц… Кого они лечат?! Их неденоминированные привычки провинциальной братвы, их три «ольги» в госномере, их совковые «шишки» и «крякалки»… В их телеречугах – вся пошлость мира, от «величия России» до «социальной справедливости» (господи, да вы о чем?! Справедливость без равенства – это кость, чтобы шавка не покусала…).
В наших мозгах работает чип, система распознавания «свой – чужой», на которой, вообще говоря, строятся в политике кампании и карьеры. Отечественная предвыборка адресована пассивному, убогому и немытому лузеру, которому надо впарить столь же лежалый товар.
Наш средний класс в понимании этого абсолютно прав.
Беда в том, что из верных посылок российские миддлы делают неверные выводы. Ибо решение не ходить на выборы – идиотично, безответственно, как и любое решение, портящее рынок, причем не только политический, а рынок вообще, en gros.
Этот рынок – как и все остальные. Избиратели или лоббисты инвестируют деньги в партии, партии перераспределяют их среди политтехнологов и т. д.; при эффективном вложении инвестиции окупаются, законотворчество стимулирует экономику: это банально, но это факт. Так вот, низкая явка на выборы не означает для заказчика, что исполнитель – козел: ее воспринимают как показатель слабости рынка («народ устал»). Вот если явка высока, а набранный процент мал – другое дело. Тут летят конкретные головы. За проигрыш кандидату «против всех» наказывают рублем. За невыборы в первом туре бьют по голове.
Уважающий себя гражданин из одной привычки смотреть на будущее как на следствие собственных поступков обязан идти на выборы и так или иначе голосовать.
Это – простая, без фиги в кармане, примитивная (ну, почти примитивная) по синтаксису фраза. Что не мешает ей быть верной, а мне не мешает презрительно относиться к аполитичному читателю, хотя это вроде бы и нечестно. Но точно так же нечестно поругивать в своем кругу «Макдональдс», питаясь бутербродами.
Люди с известным достатком и образом мыслей не должны позволять неэффективному – основанному на искаженной обратной связи – рынку перемалывать, как ни в чем не бывало, новые финансовые ресурсы.
Надо голосовать. Плохи все – голосовать против всех, посылая в задницу протухший товар. Это не то чтобы модно, пафосно или круто, это – просто как раз в год к дантисту: гигиенично.
Отдавать потенциально привлекательный, финансово емкий рынок на откуп маргинализированным интеллигентам в пучеглазых оправах, сообществу теток в кофточках на госслужбе и отставным мужичкам из ценителей «Балтики № 9» – все равно что отдавать им рынок, скажем, зубопротезных услуг.
И ты бы, дружок, ходил со своими золотыми (в лучшем случае) фиксами на резцах и клянчил в семь утра талончик в очередь, когда бы в свое время презрительно плевал в сторону – да, вороватого, да с бегающими глазками, да, хреново протезирующего племени первых российских дантистов. Ничо: изменились, выросли, отмылись.
И последнее.
Мой давний приятель, если не медиамагнат, то медиамагнит, прошедший школу жизни от Уренгоя до улицы Наметкина («Наш дом – “Газпром”»), человек молодого возраста и старой закалки (из чего следует, что верно и наоборот), сказал, что на выборы погонит все семейство, предварительно подсчитав доход от предвыборной рекламы, поступившей в казну его media. Кто дал больше – за того и будут многочисленные домочадцы голосовать.
– И вот, – протянул он как-то за ужином, гоняя во рту ролл с желтохвостиком, – порою я думаю: а вдруг как больше всех даст Зюганов?.. Придется ведь слово держать!
Циник, лапочка.
Ведь сдержит.
2003
За что мы их нелюбим
Любой приличный парень сегодня – пидор. Я не про то, что вызывает сладость мыслей и слабость коленей. О сексуальных пред почтениях что рассуждать? Между склонностью к пышногрудым арийкам и к плоскобедрым еврейкам – тоже дистанция огромного размера. Я о том, о чем Шнур поет: мы, пидорасы, шпана… И ведь не кокетничает, а констатирует, гад.
Пидорас – из меньшинства, он вышел вон из системы, он оппозиционер по определению, ибо ищет любви, но не находит, чудом найдя – теряет по закону малых чисел, он обречен на отсутствие семьи, на отчаяние, отвержение, отторжение, то есть, в конечном итоге, на оппозицию к большинству.
Не будем забывать, каковым мужское большинство было в России до массового пидормотства. Это быдланство в глазах, эта одежная жуть (свитер – в джинсы, шарфик – под курточку, как маменька одевала). Этот ресторан «с негромкой музыкой» для адреналина. Это «моя супруга» в качестве определения. Эта утонченность ритуалов, типа в баню и по пивку Эта покорность на четвереньках перед начальником.
Понятно, приличный малый зажмуривал глаза и говорил: среди вас, отстойных, я – пидор. И трахал я вас всех, и вы меня – нет, иначе вам тоже придется признать себя пидорами, а у вас на то ни пороху, ни духу А я парень хоть куда, у меня кольцо в ухе. У меня на груди два соска.
Моду и деньги делают смельчаки.
Моисеев, спевши с Трубачем «Голубую луну», был Мининым и Пожарским тех дней. Ополчение рвануло в долину под луной. Результат – налицо.
Откуда на нас прямоширокий нелиняный 501-й Levi’s loose fit? Откуда цепочки-бусики? Свитера-стретчи до старости, коль до старости рельефны грудные и широчайшие мышцы? Откуда, кстати, спортзал и аэробные нагрузки? Учителя танцев и колбасня в ночных клубах? Откуда дюжина одеколонов, маникюр, массаж лица, скраб, триммер для ушей и носа, высокие со шнуровкой ботинки, подбритый лобок, вообще Россия, в биде омытая?
Да посмотрите вокруг! Как прекрааааасен этот милый (мииилый!) мир. Даже манерность манер давно принята гетеросексуальными мужчинами, начинавшими с подчеркивающего дистанцию передразнив