Письмо, полученное от Экерта, Езовитов прочитал и сжёг. Предатель больше не обращался к нему. Где он сейчас, старик не знает.
Пришлось Юрию Петровичу снова ехать в Ригу. Опять начались беседы с теми, кто знал пропавшую Аннушку. Выяснилось, что она возвращалась в Ригу. Была домработницей у директора бисквитной фабрики. Но тот, после увольнения, перебрался в Москву.
Надо теперь ехать туда.
И вот Москва, встреча с теми, у кого Аннушка была домработницей.
— Да, работала, — ответили там. — Но мы не прописывали её, а она не настаивала. И договора с ней, как с домработницей, по той же причине не заключали. Даже её фамилию забыли.
Тягуче и нудно протекала эта утомительная беседа. Словоохотливая Берта Абрамовна, жена бывшего директора фабрики, делала вид, будто всей душой готова помочь в поисках Аннушки, а сама явно уклонялась от откровенных ответов. Мол, что вы нам сделаете? Не хотим говорить, и баста! Без нас узнавайте все, что вам надо…
Так, ни с чем, и вернулся Юрий Петрович в Ригу. А там разыскал квартиру бывшего директора-»бисквитчика», познакомился с его соседкой, общительной женщиной, которая, узнав о цели приезда гостя из Минска, удивилась:
— Как, Берта Абрамовна не помнит её фамилию? Да ведь Аннушка жила у них целый год! Я собственными глазами видела её паспорт у хозяйки.
Немного подумав, она добавила:
— Кстати, муж Берты Абрамовны — заядлый фотолюбитель. Возможно, у него сохранились снимки или фотоплёнка, где сфотографирована Аннушка с их детьми. Сошлитесь на меня, и Берта Абрамовна все вспомнит!
Действительно, вспомнила все. Фамилия Аннушки — Шляхтенецкая. Нашлась и любительская фотография: дети директора, он сам, и… Аннушка! Она, вспомнили «вдруг» бывшие хозяева, осталась в Риге. Опять устроилась у кого-то домработницей.
Наконец-то нашёлся адрес Анны Викентьевны Шляхтенецкой. У неё оказалась двойная фамилия: Шляхтенецкая-Тулина. Но повидаться тогда с Аннушкой не удалось — заболела, уволилась и уехала к себе на родину в Калининскую область.
Анну Викентьевну нашли в родной деревне. Болезнь подточила её силы: худенькая, усеянное морщинами лицо, потухшие глаза. Да, она работала в Риге: на стройке и домработницей. Была и уборщицей в бане. Знает ли Николая Экерта? Конечно! Тем более, что он относился к ней хорошо. Только, знаете, лучше не вспоминать о нем…
Бывают минуты, когда во имя человеколюбия приходится ложью щадить раненого суровой жизнью человека. Но случается, что ради его же исцеления необходимо сказать правду, какой бы жестокой и горькой она ни была. Потрясения излечивают иногда даже очень больных людей.
И Юрий Петрович рассказал ей всю правду об Экерте.
Только теперь поняла Аннушка, что представляет собою этот человек. Вспомнила, что, когда работала в бане, он понравился ей своей обходительностью, заботами. Вот почему и согласилась уехать с ним из Риги, как только у Николая возникли какие-то осложнения с милицией.
— А когда ехали мимо небольшой станции, возле Витебска, — рассказывала Аннушка, — он неожиданно произнёс: «Хорошо, что я скоро буду далеко отсюда. Здесь у меня очень много врагов». Я не стала спрашивать, что это за «враги». Очевидно, когда-то в этих местах что-либо натворил и теперь решил уехать подальше. Потом Николай успокоился, повеселел. Ещё в Риге он интересовался моим здоровьем, подробно расспрашивал, как проходит приступ. Сам он не жаловался на здоровье. А когда подъезжали к Оренбургу, вдруг начал трястись и даже бредить. Все это мне хорошо знакомо, и я испугалась, что у него будет припадок. Поэтому в Оренбурге мы поспешили в больницу. Когда спросили документы, он ответил, что их украли во время приступа. И почему-то назвался Николаем Ивановичем Неведомским. Я тогда не поняла, зачем он врёт.
Анна Викентьевна задумалась. Понизив голос, с грустью сказала:
— Через четыре дня я уехала. Коля заговорил о том, что многое пережил, хочет побыть один, подлечиться. Что он потом меня вызовет. Перед отъездом строго предупредил: «Никому не проговорись, что ездили вместе. Мне будет плохо и тебя привлекут к ответственности, как соучастницу». За что?.. Никакого преступления я не совершила. Ну, да теперь понятно, на что намекал. Мешать я ему стала, очевидно, отделаться хотел. Потому и не вызвал…
С этими ценнейшими данными, полученными от человека, который последним видел Николая Экерта, Юрий Петрович и возвратился в Минек. Теперь преступник уже не Н.А.Экерт, а Николай Иванович Неведомский. Где он сейчас? Остался в Оренбурге, на «излечении»? Сомнительно. Аннушка была нужна ему как свидетель «болезни» и «приступа».
Когда надобность в этой женщине миновала, выпроводив её, он поспешил замести следы и, возможно, перекочевал на новое место…
А генерал Перепелицын, несмотря на большую занятость, продолжал пристально следить за ходом розыска Экерта. Годы шли, тянуть с этим делом нельзя было.
В моей памяти навсегда осталась первая встреча с этим человеком, в 1952 году. В то время Александр Иванович был заместителем министра Внутренних дел Белоруссии и стаж его работы в органах МВД исчислялся всего лишь несколькими месяцами. Бывший слесарь паровозного депо, солдат, политработник, А.И.Перепелицын, став чекистом, упорно и настойчиво постигал основы многотрудной чекистской работы, глубоко вникал в каждое дело.
Таким он оставался до конца своих дней.
Теперь, когда след «неуловимого» Экерта обнаружился, А.И.Перепелицын посоветовал подполковнику Колесникову не спешить, а действовать спокойно и расчётливо.
— Организуйте работу так, — добавил он, — чтобы не осталось ни единой щели, в которую преступник мог бы забиться. Давно пора вытащить этого негодяя на свет божий.
Начался завершающий этап многолетних поисков предателя.
В адресном бюро Оренбурга, не прописан ли в городе Николай Иванович Неведомский, ответили, что Неведомский есть, но не Иванович, а Степанович. Пожилой человек, пенсионер, в Оренбурге живёт давно.
Явно не тот…
Пришлось использовать другие каналы. Последовала проверка через управление КГБ Оренбургской области. Запросили: не был ли Н.И.Неведомский на излечении в психиатрической больнице? И если был, то куда выписался?
Наконец-то положительный ответ! Находился на излечении с 5 по 13 мая 1947 года, после чего выписался по адресу: Новосибирск, Советская, 13, квартира 6.
Из Новосибирска ответили, что по указанному адресу Неведомский не проживает и в городе не прописан.
Значит, новосибирский адрес вымышлен — представляет собой лишь очередной ход запутывающего следы «неуловимого».
Вполне возможно.
«В таком случае надо искать здесь, в Оренбурге, — решил Юрий Петрович. — Должен же кто-нибудь из работников больницы помнить его».
И опытный чекист не ошибся. Таким работником оказалась санитарка, тётя Поля, пожилая, словоохотливая женщина с добродушным лицом. Стоило лишь описать ей приметы «больного» — плотный брюнет, подпрыгивающая походка, упомянуть, что на правой руке не хватает фаланги указательного пальца, как она сказала:
— Да это же Николай!
Оказывается, она встречалась с ним и позднее. Никуда разыскиваемый не уехал, работает в подсобном хозяйстве больницы кузнецом. Устроила его туда старшая медсестра больницы, муж которой погиб на фронте. Они сошлись, поженились, работают.
А что ещё надо немолодым людям?
Как будто бы уже ничто не угрожало «кузнецу Н.И.Неведомскому». Документы в порядке. Со времени войны прошло столько лет! Н.А.Экерт и его кровавые дела забылись. Выросло новое поколение людей, знающих войну только по книгам. Преступнику казалось, что он надёжно замёл след, оставленный им в день прихода к начальнику СД — Дрюллингу с предложением работать на фашистов.
Тогда Н.А.Экерт был весёлым, общительным человеком, показывался на людях. Упивался властью и убивал стариков, женщин и детей.
Нынешний Неведомский живёт замкнуто, скрывая от всех своё прошлое. Он работает на скромной должности кузнеца. И никуда не лезет. Безобидный человек!
Юрий Петрович был уверен, что долгие поиски близятся к концу. Готовясь к аресту преступника, он пригласил в качестве понятого человека из Оболи, который хорошо знал Н.А.Экерта.
Вечером оба отправились «в гости» к супругам Неведомским.
Вот и отдельный домик на территории подсобного хозяйства. Дома оказалась только хозяйка. С ней начал разговаривать приглашённый в качестве второго понятого старый знакомый, председатель местного поселкового Совета. Мирная беседа нарушилась стуком в дверь. Её открыла тёща Неведомского.
Поздоровавшись с «гостями», Экерт быстро оглядел их и изменился в лице. Он увидел и узнал односельчанина. Убийце стало понятно, зачем пришли сюда эти люди.
Что ж, признаться? Нет! Была предпринята последняя, отчаянная попытка к спасению. Произошла ошибка! Вот же и паспорт, и военный билет на имя Николая Ивановича Неведомского. Никакого Экерта он и в глаза никогда не видел!
Но разве обманешь живого свидетеля, который из тысячи людей узнает фашистского палача.
В процессе следствия и на суде Н.А.Экерт признался во всех, совершённых им злодеяниях. Под его руководством и при непосредственном участии было расстреляно более шестидесяти советских граждан, совершено много других преступлений. Лично участвовал этот выродок и в аресте членов Обольской комсомольской подпольной организации «Юные мстители».
Выездная сессия Верховного суда БССР приговорила Н.А.Экерта (он же Н.И.Неведомский) к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение.
Чекистский язык краток: преступник разыскан, разоблачён, привлечён к уголовной ответственности. Но за этой немногословностью скрываются годы напряжённых поисков, кропотливой работы.
Я умышленно так подробно рассказал о розыске закоренелого предателя и кровавого преступника Н.А.Экерта, продолжавшемся почти пятнадцать лет.
Его могли бы найти и раньше, если бы И.Г.Езовитов не посылал в органы государственной безопасности безымянные письма, а сразу сообщил адрес преступника. Если бы при первом опросе в Риге внимательнее отнеслись к рассказам мнимого репатрианта и быстро проверили их. Если бы жена «бисквитчика», Берта Абрамовна, не «забыла» фамилию домашней работницы Аннушки.