действием соединенными силами! Чудесная логика и не менее того превосходная стратегия! Впрочем это предначертание имело основанием, как он сам говорит, обеспечение будущего продовольствия армии. Но надолго ли рассеяние военных сил по обширному пространству, в шести переходах от сосредоточенной неприятельской армии, может обеспечить продовольствие этих войск, если противодействующие силы сосредоточены, а военачальник их предприимчив и знает свое дело? Правда, что для подобной же цели Наполеон рассеивал свою армию, но не в шести переходах от неприятельской армии, а в весьма дальнем от неё расстоянии; по мере же приближения своего к ней, он снова сосредоточивал войска. Нет сомнения, что прокормление армии дело великой важности, но главная цель всякого ополчения не есть лишь утоление голода его, а одержание побед. Армия, расположенная близ собственных крепостей, снабженных продовольствием, может с полным желудком простоять всю кампанию без действия и, сохранив себя, может погубить отечество. Армия, рассеянная для пропитания по чрезмерному пространству, вблизи сосредоточенного неприятеля, может с полным желудком потерпеть по частям поражения и погубив себя, погубить отечество. Для этой ли цели собираются армии? В 1796 году Бонапарт, приняв начальство над войском голодным, в рубищах, без казны и без магазинов, и показав ему с высот Аппенинов роскошную Италию и полные продовольствием крепости, разливавшие изобилие в армиях Австрийской и Сардинской, сказал войскам своим: «всё это ваше» и всё стало их и приняло иной вид: голодные насытились, нагие оделись, миллионы посыпались в казну армии и Франции; сытые же австрийцы и сардинцы познали голод и, растеряв в бегстве башмаки, предали во власть победителей все запасы, все источники богатства изобильнейшего края. Вот доказательство, что не роскошное содержание армии дает победу, а победа открывает средства к содержанию армии, поддерживая войну войною.
Из этого ясно видно, что для достижения цели нужно было обратиться к способу, вовсе противоположному тому, который избран был Дибичем, а именно: прежде всего надлежало напасть совокупными силами на неприятеля, разбить его и тогда уже легко, позади победоносной своей армии, приказать известным областям озаботиться о снабжении войск всем для них необходимым. Для отыскания тому примера излишне было рыться в чужеземных историях и заглядывать в Италию; пример тому легко было найти в русской армии и на самом том месте, на коем намеревались действовать. За тридцать шесть лет пред сим Суворов, сосредоточив армию в Бресте и обеспечив тыл свой войсками хотя независимыми от него, но назначенными от правительства занимать Литву и Волынь, то есть корпусами князя Репнина и графа Салтыкова, двинулся усиленными переходами к Варшаве, разбил под Кобылкою Польский корпус, отступавший из-за Нарева и Буга к Варшаве, взял приступом укрепленную Прагу и, покорив Варшаву, разместил войска свои на квартиры, определив на доставление им продовольствия все, вследствие побед его, впадшие в нашу власть Польские воеводства. Вот способ, коим благоразумному полководцу следует продовольствовать войска свои на счет жителей враждебной области, до благоприятного рассечения Гордиева узла. Это обстоятельство более, чем сомнительно, при разбрасывании наступательной армии в близком соседстве с сосредоточенным неприятелем, ожидающим, может быть, этой ошибки, чтобы самому перейти к наступательным действиям.
«Получив сведение, что войска мятежников расположены двумя отрядами, — первым при Остроленке, Пултуске и Рожанах, а другим и главнейшим около Минска, Калушина и Владиславова, я решился двинуться всеми силами к Бугу, в направлении в Вышкову, чтобы, по переходе реки сей, разделишь армию мятежников на две части, и, оставя отряд генерал-майора Мандерштерна в Ломзе для наблюдения левого фланга, со всеми прочими силами стараться отрезать мятежникам отступление правого их фланга в Варшаве».
Это выходка для жоминистов. Дибич хотел показать ею, что и он умеет, подобно Фридриху, Наполеону и Суворову, пользоваться внутреннею линиею, во на деле этого не было, и слава Богу! ибо этот план не мог быть приведен в исполнение. Чтобы избирать род действия, предметом коего служит разделение неприятельской армии на двое, необходимо следует достоверно узнать, точно ли расположение её тому способствует; если слухи справедливы, то не ползти и не останавливаться на пути, а бежать, лететь, бросаться стремглав на избранный предмет действия, потому что операция такого рода более других требует быстроты и внезапности. В этом случае, если бы известие о размещении польской армии, подученное Дибичем, и не подлежало сомнению, то было безрассудно следовать со всею армиею по местности лесистой между Бугом и Наревом, едва прорезанной кое-где узкими дорогами и тропинками и, в то время года, еще заваленной снегами; неприятель между тем мог удобно двинуться по широким и удобным шоссе, соединяющимся у пражского укрепления пред Варшавою. При первом известии об этом движении, неприятель мог весьма спокойно отойти по обоим шоссе и сосредоточиться у Праги, прежде чем армия наша успела бы сделать два перехода по затруднительной местности. Положим однако, что препятствия эти не устрашили Дибича, что он решился преодолеть их, во что бы то ни стало, и предпринять движение, требующее быстроты и внезапности; он двинулся и вдруг… что же пишет? «в течении дневки, которую имела армия».... Как, дневки?! В операции, к которой всякий шаг вперед, всякий час, всякая минута так дороги, полководец, предпринявший ее, решается остановить армию для дневки? Но что тому причиною? Послушаем еще самого Дибича: «как для необходимого отдыха войск, так и для снабжения оных новыми продовольственными припасами». Право не знаем, какое имя дать подобной наглости в отношении к правительству? Да чем же главнокомандующий занимался в течении полуторамесячного пребывания своего посреди армии в Белостоке? Не устройством ли в окрестностях этого города и в Бресте магазинов, ежедневно наполняемых подвозами из литовских губерний, и образованием армии, по мере прибытия в её состав войск из России? И когда войска, составлявшие армию, подкрепили себя, первые — десятидневным, а последние — пятидневным отдохновением, когда магазины наполнились по крайней мере двух-недельною пропорциею провианта, когда, сверх того, большое количество запасов роздано было войскам: сухарей на три дня в ранцы и на десять дней в фуры, тогда Дибич двинулся и, после двух переходов, снова остановился, как для необходимого отдыха войск, так и для снабжения оных новыми продовольственными припасами! И где же? В земле, на коей оставлены были огромные магазины неприятельские; в земле, противу нас восставшей и изобилующей всеми родами съестных припасов; на шестисуточном расстоянии от неприятеля и, имея с собой одиннадцатисуточный запас продовольствия! Если это называется воевать, то как назовем мы походы фридриховские, наполеоновские, суворовские и предшествовавших им полководцев? Дошли ли бы до нас имена Александра, Аннибала и Цесаря, если б на каждом втором переходе они, имея при себе достаточное количество провианта, останавливали войска свои для отдохновения и ожидания подвозов с пищею в краях, ею изобилующих?
Впрочем, это не новая уловка главнокомандующих напиши армиями. Я отслужил четырнадцать кампаний и почти в каждой из них читал по нескольку раз подобного рода оправдания, посылаемые ими правительству. Забавные оправдания! Армия не может идти вперед, потому что еще подвозы с запасами к ней не прибыли. Но разве войско, стоя на месте, может обойтись без пищи? А если оно употребляет не менее пищи во время стоянки, как и на походе, и пищу эту получает от жителей края, им занимаемого, то не лучше ли ему утолять голод, подвигаясь вперед, чем стоя на одном месте? Тем более, что от неподвижного пребывания армии край, ею занимаемый, с каждым днем более и более изнуряется и не в состоянии прокормить её и жителей. При движении же вперед, она на каждом шагу находит народонаселение свежее и еще не разделившее с войсками пропитания своего, следовательно обладающее большею возможностью прокормить войска, чем то, которое понесло уже ущерб в своих запасах. Если бы впереди находящийся край был, подобно аравийской пустыне, лишен скота и хлеба, тогда без сомнения нельзя вступить в него без огромных запасов провианта из магазинов, предварительно устроенных в хлебородных областях, с нею граничивших. Но во всех европейских войнах области, прилегающие спереди, с боков и с тыла к той, в коей полководец останавливает армию свою для ожидания подвозов, почти столь же изобильны продовольствием, сколь и она сама.
Это рассуждение не свыше понятий самого обыкновенного человека.
Что же причиною, что всегда пропадает так много времени в бездействии, под предлогом поджидания подвозов с провиантом? Не вследствие ли опасения генерального сражения с неприятелем, этого рокового удара, решающего в несколько часов судьбу всего похода? Вот истинная тому причина; поджидание же подвозов только отговорка, и так быть должно. Самое превосходно-обдуманное и данное на выгоднейшем местоположении генеральное сражение зависит от больших или меньших случайностей, а чтобы любить случайности надо быть преисполненным поэзией ремесла нашего, исключительно поэтического, и потому непостижимого для людей, руководимых единою расчётливостью, ничего не оставляющею на произвол случая, ничего не вверяющею порывам вдохновения. Нужно иметь твердую, высокую душу, жаждущую сильных ощущений, без влияния их на ум, ни от чего не смущающийся и всегда деятельный, на волю, сплавленную в единый слиток, и на мнение о себе полное неистощимого запаса уверенности в способности творить успехи там, где посредственность видит одну лишь гибель. Как же после того могли бы предпринять что-либо отважное полководцы покроя обыкновенного, дарований сомнительных и теряющие силу соображений при малейшем неблагоприятном обстоятельстве? Как решаться им на сшибку грудь с грудью с неприятелем, на сшибку, могущую в один день, а иногда и в один час времени ниспровергнуть в прах весь мозаический слепок их хрупких репутаций? Вот почему полководцы эти прилепляются как ростовщики к скопленному ими, всеми позволительными и непозволительными способами, капиталишку, рискуя им не иначе как мелкою монетою, по денежкам и по копеечкам, в огромной понтировке армий и народов. Вот почему они довольствуются ожиданием, при выигрыше, аренд, чинов, лент, а при проигрыше, наказания сораз