В таком настроении проработали вплоть до самого вечера. Солнце уже клонилось к закату, а уходить с поля совсем не хотелось. А когда первые сумерки упали на землю, вместе с ними роса увлажнила поле, люди начали собираться.
— А ну, живее, давай! — поторопил Хрисанф Егорович.
Вскоре работники цепочкой отправились в городок по уже знакомой Николаю тропинке. Впрочем, многие парочки от общей шеренги стали отставать и шли отдельно друг от друга на почтенном расстоянии. Веселый женский смех слышался то тут, то там, а кое-где звучали и песни. Улучив момент, мальчик обратился к Хрисанфу Егоровичу и спросил, когда сможет с ним поговорить.
— Уж если шибко надо, то могу и сегодня ночью, — ответил тот.
— Да ночью, пожалуй, будет лучше, — сказал мальчик, — а то вечером у меня дело.
— Да уж знаю…
Еще Николай отметил, что люди, несмотря на то что весь день, с раннего утра до позднего вечера работали на сенокосе, совсем не устали. Мужчины молча несли инвентарь и полевую кухню, и вид у них при этом был вполне обычный. Натренированному Николаю дорога назад показалась длинной и утомительной, он несколько раз вытирал пот со лба. Лица же его спутников были словно каменными. В город вошли, когда совсем стемнело, в доме, похожем на гриб, юноша умылся и поужинал. А как только собрался примерить рубашку, которую Варвара положила на комод, в окно постучали.
— Никола, выходи!
Это был Матвей. Под мышкой он держал сделанный на старинный манер баян. Не дав Николаю опомниться, Матвей быстро вошел в комнату.
— Слушай, — обратился к нему Коля, — а где я? Как называется этот городок?
— Как? — удивился Матвей. — А разве Хрисанф Егорович тебе не сказал? Интересно, о чем вы так долго с ним гудели, как пчелы в улье?
— Так говорили обо всем…
— Обо всем? А самое главное, выходит, не спросил? Слушай сюда, Никола, ты находишься в городе под названием Ободок. Запомни: Обо-док! Понял?
— Да.
— Хотел бы остаться у нас жить?
— Да, но, в общем….
— Понимаю. Давай, ужо выходить. Тама нас ужо заждались.
— Пошли…
На завалинке их и вправду уже ждали. Всего, как успел заметить Коля, было около пятидесяти человек. У реки горело два небольших костра, возле них молодежь и собралась. Девчата весело о чем-то щебетали.
— Эй, честной народ, я баяниста привел! — крикнул Матвей.
— Ой, какой он у нас робкий да стяснительный. Какой мягкий да впечатлительный, — сказал кто-то с вызовом с толпы.
— Рот закрой — сам такой! — ответили ему тут же.
— Ребята, — вышла в центр Пелагея, — а давайте послушаем Любаву. Небось у нее стихи новые появились.
— Давайте! Послушшам.
— Давайте!
— Любаву, Любавушку нашу послушаем!
Девушки расступились, в середину вышла Любава, на ней был новый сарафан, в косу вплетен широкий голубой бант. Поправив челку, Любава раскраснелась, щеки ее теперь казались как нарисованные и она с чувством произнесла:
Вы знаете, как рождаются стихи?
О, эти чудные мгновенья!
Из слов кружевные плетенья…
И милых ангелов штрихи.
— Браво! Любава!
— Ай, да, Любавушка, ай да, молодец!
— А стихи-то какие, прям как будто в самом деле ангел помогал писать! — раздалось со всех сторон.
— Спасибо тебе, Любавушка, — обратился к Матвей, — а таперича пущай другой талант себя проявит, — он указал прямо на Николая.
— Спасибо, Любаша, — сказал Николай девушке.
Оказались совсем близко друг к другу. Коля уловил во взгляде девушки что-то волнующее, руки его задрожали, он сжал баян, сел на приготовленный для него пенек и заиграл. Сначала одну мелодию, затем другую. Но никто почему-то не спешил танцевать. Народ недоуменно молчал.
— Что? Не нравится? — опешил Николай.
— Да что ты, Никола, нравится ишшо как, токмо мы энтих песен совсем не знаем, — раздался голос из темноты.
И Николай стал играть частушки.
Девушки плясали до упаду. Юноши в основном, стояли по сторонам и смотрели. Иногда, правда, кто-то из них подмигивал понравившейся красавице или кричал: «Молодчина!»
Разошлись по домам далеко за полночь, когда даже неугомонные сверчки успокоились. Коля приподнялся, отдал Матвею баян и направился в сторону дома.
— Погодь, Никола, дай провожу.
— И я тоже, — вызвался Игнат.
— Я тоже с вами пойду, — решил один юноша, который позже представился Евсеем.
Так и пошли, по добротной мощеной дороге.
— Никола, расскажи, — попросил Евсей, — почему ваш батюшка запретил прошлым летом на Купала в лапту играть?
— Как бы вам сказать, — начал Коля, — я вообще не из этого времени и не из этих мест.
— А, ну да, — улыбнулся Матвей, — знаем, слыхали…
— И откудова ты? — спросил Игнат.
— Я из будущего.
— Вот-те-нате! — воскликнули все враз.
— Да и, пожалуйста, не смейтесь.
— Да как не смеяться, коли ты такие кренделя выкидываешь? Ладно имя не нравится, мне, между прочим, Пронька тоже не шибко. Но будущее! Это ты уже загнул.
— Если ты из будущего, — спросил Евсей, — то скажи, чем там у вас траву косят?
— Обыкновенно. Косами, так же, как и у вас…
— Вот я так и думал, — продолжил юноша, — хоть десять лет пройдет, хоть сто, хоть тысяча, а все одно надо будет на своем поле горбатиться…
— Не слушай ты его, — обратился к нему Матвей, — он разве в мыслях был в будущем, говорят же о нем, блаженный.
— Хорошо, я не Николай и не из будущего, — обиделся мальчик, — только вопросов больше мне задавайте.
— А ты у нас, малец, с норовом, — сказал Евсей.
— Цыбинские все такие, — заключил кто-то из спутников.
В таком настроении и дошли до дома.
— Ну, пока, что ли — сказал Николай, повернувшись к провожатым.
— Давай, Никола, давай…
Дома его уже ждал Хрисанф Егорович. Он раскинул на столе какие-то бумаги и с важным видом их рассматривал.
— А, Никола, проходи, не стясняйся, чай не чужим будяшь, — обратился он.
Мысли роились в голове юноши. Он прилег.
— Ляг и поспи, — сказал Хрисанф Егорович, — утром на покос не пойдешь, слабый ты совсем, как видишь, после вечорки, а бледнехонек, лица нет на тебе, не зря же говорят, про вас, блаженных, что с ангелами беседу имеете, вот и душа быстрее устает, небось, да тело изнашивается. Сходи-ка ты лучше в мою библиотеку, так оно пользительней будя для тебя. Библиотека у меня большая, хотя я знаю только начальную грамоту, книги мне от отца достались, ему их сам князь Щербатский пожаловал, там все есть, что хошь. Хошь Добротолюбие, хошь деяния Апостолов, Четьи Минеи. Богач я, одним словом. Токмо смотри, голову шибко не забивай. А то мне как-то знакомый барин сказывал, что у вас, ученых, от многих разных мыслей болезни жуткие бывают, больше по головной части. Чего-то на эм… Мигреня, вроде как. Люди, которые шибко заботятся обо многом и на Бога не надеются сильно страдают от этой мигрени-то.
— Когда я смогу пойти домой?
— Как батенька за тобой пошлет, так и поговорим, — ответил собеседник и положил трубку на стул, рядом с кроватью.
После этого Хрисанф Егорович позвал Варвару, сказал, чтобы та постирала портянки, и лег спать.
— Хрисанф Егорович! — позвал Николай.
— Чего?
— Я и вправду из будущего.
— Слыхал я уже… Только не складно у тебя получается, если ты из будущего, то почему не можешь сказать, какого прихода? Али в будущем приходов нет?
— Ну, Хрисанф Егорович…
— Спокойной ночи.
Утром Николай своего собеседника в кровати не обнаружил. На столе его ждал завтрак. Коля лениво потянулся в постели. На душе у него было легко и светло.
— Варвара! — позвал он.
В комнату вошла женщина.
— Пожалуйста, Варвара, отведи меня в библиотеку.
— Хорошо, токмо вот выпейте это, — протянула она блюдце с каким-то порошком.
— Что это?
— Лякарства, дохтор велел пить.
— Какой доктор?
— А мне почем знать, — ответила Варвара. — Мне дали три порции, чтобы, значит, на утро, обед и вечер, а там ужо, как Бог даст.
— Хорошо, — согласился Коля, — выпью.
— Ну вот и хорошо, а теперь в библиотеку али ишшо куда?
— А куда у вас можно пойти?
— У нас есть церковь Архангела Михаила, баня имеется, ну, там лавки, но я думаю, что они вам неинтересны будут.
— Раз есть лавки, значит, и деньги свои есть.
— А то!
— Интересно бы посмотреть на них…
— А вам и смотреть не надо, Хрисанф Егорыч распорядился, чтобы задаром все давали, как гостю значит.
— Даром мне не надо. Я на деньги посмотреть хочу. Просто посмотреть.
Варвара из кармана достала монету и протянула ее Николаю.
— Нате, коль интересно.
Это был серебряный рубль с изображением царя, по всему видно новой чеканки.
— И что, бумажные деньги у вас тоже есть?
— Нет, бумажных нету, — ответила Варвара. — А на что нам бумажные? Деньги есть серебряные, золотые и медные. А бумаги-то где столько взять? Ну так вы куда решили идти?
— В библиотеку.
В самом центре городка виднелась часовня, над входными дверями которой висела икона Кирилла и Мефодия. Варвара три раза перекрестилась и открыла массивную дубовую дверь. Николай следовал за женщиной. Они взошли по пологим ступенькам и оказались в длинном коридоре, а из него попали в еще один, поменьше. Свет заливал его, проходя через широкие окна, под которыми стояли кадки с лимонными деревьями, увешанными плодами, как новогодняя елка игрушками.
— Ничего себе, — прошептал Коля.
— Дак это Федька балуется, чудеса всякие выдумывает, сливы разные смешивает, потом с кулак вырашшиват, чудной он у нас. Где это такое видано? А барин ему потакает. Семена заграничные выписывает. У вас в Цыбине-то, небось, нету такого безобразия? А тут одного винограда шесть сортов вывел, в Ободке везде, даже в отхожих местах виноградная лоза, прям неудобно как-то.
— Это не безобразие. — ответил Николай, — это талант.
— Да ну вас, Никола! Тоже скажете…
После этого они вошли еще в одну дверь и оказались в комнате с невысокими стеллажами. Здесь все стены были увиты плющом, а посередине журчал небольшой фонтан, в самом центре которого на небольшой возвышенности росли причудливые деревья с кривыми ветками. Напротив окон стояли диваны.