— В чем это удобство выразилось для вас? — сыронизировал я.
Гейден глянул исподлобья;
— Для меня, господин полковник? Понижением в звании, отправкой на передовую и — вот!
Он коснулся рукой поседевших раньше времени волос…
Среди харьковчан долгое время ходила легенда о таинственном уничтожении фон Брауна то ли подпольщиками, то ли партизанам. Легенды из ничего не рождаются: партизаны и подпольщики действовали в городе с первого до последнего дня оккупации, и действовали героически. Украинский штаб партизанского движения поддерживал с ними тесные контакты.
Но правда есть правда. И сама заслуживает того, чтобы стать легендой. Легендой о советских ученых и минерах, создавших первые в истории радиомины.
Из показаний Гейдена и других пленных, из захваченных вражеских документов, из писем и дневников фашистских солдат и офицеров вырисовывалась достаточно ясная картина действия наших мин в Харькове и Харьковской области.
В городе и его окрестностях погибло много автомашин и несколько поездов, наскочивших на мины.
Из 315 МЗД, установленных подразделениями 5–й и 27–й железнодорожных бригад, противник обнаружил лишь 37, обезвредил 14, а 23 вынужден был подорвать, смирившись с неизбежным в таких случаях разрушением пути.
На третьем километре железной дороги Белгород–Волчанок мина замедленного действия взорвалась под эшелоном с войсками. Убитых и раненых вывозили автомобилями на станции Белгород, Микояновка и Казачья Лопань.
На станции Прохоровка двухсоткилограммовый заряд с МЗД взорвался под стоявшим поездом. Снова жертвы.
Вблизи станции Томаровка, на участке Готня–Белгород, очередная МЗД взорвалась под воинским поездом, проходившем по мосту двойной тягой. Мост рухнул, сорок два вагона и оба паровоза — за ним.
Участок железной дороги вышел из строя на очень длительный срок.
Перечислить все мины, взорвавшиеся на железных дорогах и мостах, не хватит страниц…
Не смог враг использовать и шоссе Чугуев–Харьков, где были поставлены МЗД. Пришлось гитлеровцам строить параллельно шоссе грейдерную дорогу.
Надежды гитлеровцев сразу после захвата города использовать харьковские аэродромы, имевшие самые совершенные по тем временам взлетно–посадочные полосы из бетона, увяли, не успев расцвести. Взрывы МЗД на стоянках самолетов, мощных осколочных МЗД на летном поле и в ангарах не позволили оккупантам пользоваться харьковскими аэродромами вплоть до поздней весны сорок второго года.
Узнавая это, я с волнением и благодарностью вспоминал создателей замечательных радиомин — инженеров В. И. Бекаури и Миткевича, генерала Невского, военинженера Ястребова, воентехника Леонова, молодых харьковских лейтенантов, командиров железнодорожных бригад Кабанова, Павлова и Степанова, сержантов Лядова и Шедова, Лебедева и Сергеева, минеров Сахневича и Кузнецова — всех, кто готовил грозное минное оружие и смело, самоотверженно работал в Харькове тяжкой осенью сорок первого, превращая город в ловушку для заклятого врага. Их ратный труд не пропал даром.
Глава 30.Днепр
Разгромив на Курской дуге тридцать отборных фашистских дивизий, советские войска в сентябре рвались к Днепру и Молочной: врагу не давали возможности превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустыню.
Мы с нетерпением ожидали прибытия в Харьков Строкача: обстановка могла потребовать уточнений и даже изменений в оперативном плане усиления партизанского движения на Украине, и делать это без Тимофея Амвросиевича было бы затруднительно. Строкач прилетел десятого или одиннадцатого сентября, точно не помню. С аэродрома поехали в штаб. Я доложил о работе, проделанной оперативной группой, сообщил, что командующий Воронежским фронтом Н. Ф. Ватутин ждет звонка Тимофея Амвросиевича. Строкач позвонил в Военный совет Воронежского фронта, сказал о своем прибытии в Харьков, выслушал командующего и, положив трубку, поднял на нас с Соколовым глаза:
— Завтра ознакомлюсь в штабе фронта с оперативной обстановкой, выслушаю пожелания членов Военного совета, и доработаем план. Времени в обрез. Надо успеть к четырнадцатому числу.
Доработка плана помощи войскам Красной Армии при форсировании Десны, Днепра и Припяти началась на следующий же. день. Этот план предусматривал захват и удержание партизанами до подхода наших армий двух существующих севернее Киева переправ через Днепр, двух переправ через Десну, а также паромных и недавно построенных противником переправ через эти реки и через Припять. Намечалось и создание партизанами плацдармов на западных берегах Десны, Днепра и Припяти, нанесение партизанами ударов с северо–востока и запада в направлении Киева, чтобы способствовать освобождению столицы Украины.
Главная роль отводилась партизанским соединениям и отрядам, находящимся в партизанской зоне между Десной и Днепром. Учитывались возможности и других соединений и отрядов, также державших под контролем многочисленные и достаточно обширные территории в тылу врага.
В предстоящих операциях должны были участвовать соединения и отряды численностью в 17 000 человек. Предполагалось, что уже на первом этапе боевых действий они смогут выделить для захвата переправ примерно 12 000 хорошо вооруженных бойцов, а затем, получив вооружение и боеприпасы, в течение 10–15 суток доведут численность действующих на реках частей до 25 000 человек. Партизанам предполагалось выбросить 286 тонн оружия и боеприпасов, 20 орудий и 100 человек прислуги к ним. Для этого требовалось сделать с 17 по 30 сентября 125 самолето–вылетов Си-47.
Предложенный УШПД план Военный совет Воронежского фронта утвердил 15 сентября.
Уже 17 сентября передовые части советских войск с помощью партизан форсировали в нескольких местах Десну, а партизанские соединения и отряды, получившие приказ УШПД, двинулись или вышли в указанные им места боевых действий. Первые радиограммы с докладами о выполнении приказа начали поступать 19 сентября.
Между тем Т. А. Строкачу утром 23 сентября предстояло убыть во главе оперативной группы из пятнадцати человек в расположение Военного совета Воронежского фронта, покинувшего Харьков и двигавшегося за войсками.
— Останетесь за меня. Приказ подписан, — сказал Строкач. — В случае чего, действуйте решительно. Но думаю, ничего непредвиденного не произойдет.
Непредвиденное в таких случаях происходит непременно.
Уже 24 сентября, когда соединение Наумова вело жестокий бой у Майдановки с крупными силами вражеской пехоты, поддержанной танками, поступили радиограммы от B. C. Ушакова, Г. Ф. Покровского и А. Н. Сабурова. Ушаков и Покровский докладывали, что вышли к указанным приказом вражеским переправам, Сабуров же донес непосредственно Военному совету Воронежского фронта, что не смог преодолеть железную дорогу Овруч–Мозырь и отступает в исходный район.
Наумов, израсходовав боезапас и не получив поддержки со стороны мощной ударной группы Сабурова, также был вынужден отойти на запад от Киева.
Таким образом, первоначальный большой успех не был развит, а помочь чем‑либо Сабурову и Наумову мы из Харькова не могли. Но этим не кончилось.
В первых числах октября, работая в штабном кабинете, я услышал громкие голоса в приемной. Открылась дверь. Дежурный офицер едва успел произнести: «К вам командующий воздушно–десантными войсками генерал Затевахин», — как на пороге возник, отодвинул дежурного, решительно вошел в комнату и быстро направился ко мне очень высокий и очень бледный генерал–лейтенант.
Появление в партизанском штабе командующего воздушно–десантными войсками само по себе было чрезвычайным событием, а крайне напряженный, взволнованный вид И. И. Затевахина без слов говорил: случилось из ряда вон выходящее.
Я пригласил генерала садиться, дал знак дежурному выйти, но спросить ни о чем не успел. Первым заговорил Затевахин:
— Вы замещаете Строкача?
— Да, товарищ генерал.
— Выручайте! Надежда только на партизан!
Затевахин сообщил, что 25 сентября началась выброска десантов в правобережные районы Черкасской области с целью создать ударную группу советских войск в тылу двух пехотных и одной танковой дивизии противника западнее так называемого Букринского плацдарма. Десантирование в ряде случаев производилось неудачно, многие десантники оказались в расположении немецко–фашистских войск, часть групп погибла, другие либо ведут тяжелые бои с гитлеровцами, либо рассеялись. Связь с ними утрачена.
— Есть в тех районах партизаны? — спросил Затевахин.
— Конечно, товарищ генерал.
— А связь с ними держите?
— Держим.
— Можно что‑нибудь сделать для наших ребят? Найти и собрать рассеявшиеся группы, поддержать, связаться с ними?
— Все сделаем, что в наших силах, товарищ генерал!
Говоря командующему воздушно–десантными войсками, что сделаем все возможное для выручки десантников, я первым делом подумал о партизанском отряде «Истребитель» и его командире Д. А. Коршикове. Отряд сформировало представительство УШПД при Военном совете 1–го Украинского (бывшего Воронежского) фронта как раз для выброса на западный берег Днепра. С 26 сентября отряд ожидал команды на вылет.
Я попросил Затевахина немного подождать, вышел в приемную и осведомился у дежурного, где Коршиков. Оказалось, в штабе.
— Вызовите его!
Дмитрий Александрович Коршиков, коренастый, спокойный, уверенный в себе, явился минут через пять. Узнав о создавшемся положении, осведомился, когда нужно вылететь.
— Места хорошо знаете? Найдете моих? — тревожился Затевахин.
— Не беспокойтесь, товарищ генерал, все будет в порядке, — твердо сказал Коршиков.
Партизанский отряд «Истребитель» десантировали в нужный район той же ночью. И уже на следующий день Коршиков известил, что обнаружил и вывел из‑под вражеского удара подразделение десантников старшего лейтенанта Ткачева. Впоследствии Коршиков нашел и присоединил к отряду еще несколько подразделений воздушно–десантных войск, с которыми успешно действовал в тылу врага до середины ноября.