— Да!.. изволил пожаловать… — равнодушно отвечал Фузул-Ага. — Заходил сюда дважды… куда же ему заходить? Голова раба вашего чрезвычайно возвысилась от его посещений.
— Дважды? — вскричали купцы, — Удивительно! удивительно!.. По какому же поводу дважды? Простите наше любопытство.
— По поводу тех странных событий, о которых вы знаете лучше моего.
— Мы не знаем ни о каких странных событиях.
— Как же? разве вы не видали новой звезды на небе? разве не слыхали, что у нас вместо одного теперь два падишаха?.. Ну, да мне ли объяснять вам эти дела! Вы подробнее меня знаете все, что происходит на свете. Раб ваш последний узнает обо всем и повторяет только общую молву. Что ж ему повторять!
Купцы в удивлении переглянулись между собою и воскликнули:
— Новая звезда! два падишаха!.. это что за известие?
— Мы люди темные, — прибавил один из них, — торгуем на базаре, сидим смирно, ни об чем не спрашиваем, не пускаемся ни в какие рассуждения: наше дело сторона… Мало ли об чем толкуют вокруг нас! Всего не расслышишь и не упомнишь. Кажется, будто и на нашем базаре вчера говорили о новой звезде и о двух падишахах. Джафар-Ага! слышали ли вы об этом?
— Да!.. кое-что слышал, — сказал Джафар-Ага, — но не понял хорошенько, в чем дело. А вы, Сулейман-Ходжа, слышали?
— Все, конечно, слышал! — промолвил Сулейман-Ходжа. — Только не знаю, верно ли это.
— Ну, вот видите! — воскликнул бородобрей. — Вы все слышали и знаете, а приходите спрашивать ко мне! После того еще скажете, что я же вам рассказываю, и накличете беду на меня. А я ровно ничего не знаю и говорю только то, что слышу от других, от всего города!
— Упаси Аллах, — сказали купцы, — чтобы мы приписывали вам, господин бородобрей, то, что сами знаем и о чем говорит весь город! Притом же мы вовсе не такие люди, чтобы повторять чужие слова: наше дело сторона… Ну, так что ж говорит весь город? Так это правда, что мы слышали о новой звезде и о двух падишахах?
— Разумеется, правда, — примолвил Фузул-Ага. — То, что весь народ говорит, всегда правда. Посмотрите сами сегодня о полуночи: над Шах-Роховою мечетью увидите большую яркую звезду, которая сияет, вот как эта голова, которую раб ваш имеет счастие брить своей слабою рукою. Эта звезда появляется только один раз в восемь сот лет и всегда знаменует большие бедствия — засухи, грады, землетрясения, нашествие колдунов и самозванцев, почему у мудрецов и называется она «Звездою самозванцев». В самом деле, мы имели засуху и грады, а вчера, как все утверждают, и как сами вы знаете, московский король, Дели-Иван, завистник нашего падишаха, да умножится его сила, прислал сюда страшного колдуна, своего визиря, который произвел землетрясение и в суматохе посредством теркруй-бази украл у Халеф-Мирзы его светлое лицо, с которым теперь и сидит он на ширванском престоле, между тем как настоящий государь Ширвана скитается без приюта по городу и, может быть, где-нибудь просит милостыни. Вот нашествие колдунов и самозванцев! Звезды никогда не врут.
— Аллах, Аллах! — восклицали купцы, в изумлении покачивая головами.
— Ну, да мне ли рассказывать вам эти дела! — продолжал Фузул-Ага. — Вам они известнее. Вы — господа купцы, я бедный бородобрей. Я ничего не знаю.
— Рассказывай, душа моя, бородобрей! — вскричал один из купцов. — Ради твоей бороды, рассказывай!.. Мы все это слышали и знаем: но в одном слове умного человека бывает более мудрости, чем в длинной беседе тысячи дураков. Пожалуйста, рассказывай!
— Что ж мне вам рассказывать! — возразил Фузул-Ага. — Я могу рассказать только то, что случилось в этой лавке, что все видели. Пришел вчера ко мне визирь Дели-Ивана, колдун, и приказал побрить себе голову. Я тогда еще не знал его и побрил: что мне было делать! Он уже одет был в платье падишаха, уже похитил его частные печати, и ему оставалось только побриться, чтобы прилично надеть на себя лицо нашего Халеф-Мирзы. Ушедши отсюда, он тотчас поменялся лицом с ним. Немного спустя приходит ко мне тот же самый человек, но в другом платье и небритый. Что за дьявольщина?.. как же это, думаю я себе, так скоро выросли у него волоса на голове?.. Смотрю: а это наш падишах, да не уменьшится тень его, которому тот колдун наклеил свое поганое лицо!..
— Аджаиб! — Чудеса! — закричали купцы в остолбенении. — Так у вас были и падишах и самозванец?
— Были!.. Разумеется, были. Где ж им бывать?.. Ваш раб, Фузул-Ага, читал книги древних мудрецов, знает толк в звездах и немножко постигает тонкости вещей: в этом городе, кроме него, не к кому более и ходить. Тут нет ничего мудреного. Ваш раб не виноват, что они были.
— И вы собственными глазами видели того и другого?
— Видел, как вижу вас! Держал голову обоих в своих руках, как теперь держу эту благородную голову! И не один я видел: видела вся улица, видел весь квартал. Спросите у кого угодно! Народ столпился перед моей лавкою и колдуна приветствовал падишахом. Вероятно, и вы сами видели это собрание: так вам дело лучше известно! Я ничего не знаю.
— И самозванец теперь совершенно похож лицом на нашего падишаха?
— Как две капли воды! Вся разница между ними в том, что у колдуна на правом ухе есть рубец, а у нашего падишаха его нет, и что тот говорит густым сиплым басом, а у настоящего ширван-шаха — машаллах! — голос как у соловья!.. В целом мире нет такого сладкого голоса, как у нашего падишаха. Но вы знаете все лучше моего. Я ничего не знаю.
Продолжая таким образом уверять своих слушателей, что он ничего не знает, что они все лучше знают и что он повторяет только известное всему городу, бородобрей изложил им все подробности вчерашней прогулки Халефа инкогнито, его приключения в бане, и того, как он был прогнан от дворца собственными своими служителями, которые не узнали в нем падишаха. Никто не делал возражений. Никто, несмотря на странность факта, не сомневался в его подлинности. Каждый, чтобы не отставать от всего города в знании важной новости, усвоил ее как вещь давно известную и не требующую новых исследований. В это время в лавку набралось еще множество новых посетителей. Фузул-Ага проворно очищал головы и все рассказывал.
Легко вообразить, каким сокровищем была эта история для тех, которые спешили на базары, чтобы завести интересную беседу у своих прилавков и ею привлекать к себе публику. Через час история о звезде, самозванце и похищении Халефова лица визирем московского царя посредством колдовства повторялась вдоль всех базаров, и достоверность события уже основывалась не на одном частном авторитете безвестного бородобрея: во-первых, весь город знает дело, — а во-вторых, вот и личные его свидетели. Те, которые спаслись из публичных бань с Халефом, видели, как он там искал свое платье. Бывшие в толпе народа, собравшегося перед лавкою Фузул-Аги, могли сказать много о наружности и голосе колдуна. Старый мулла, который встретил Халефа, возвращающегося от дворца в город, дал ширван-шаху первое понятие об его новом лице и сам присоветовал ему отправиться к Фузул-Аге. Каждый из этих людей имел неоспоримое право быть самостоятельным повествователем и подкреплять сказание своим свидетельством, отвечая сам за достоверность многих обстоятельств. К вечеру оно уже действительно было собственностью всего города; и ни в один год от своего основания Шемаха не навосклицала такой массы аджаиб! и Аллах, Аллах! как в этот достопамятный день. Старый мулла сделался даже главным помощником Фузул-Аги по части успешного распространения истории. С базаров он побежал прямо в его лавку и основал свою главную квартиру на эстраде бородобрея. С этого возвышения мулла, сам, своим высоким словом, принялся рассказывать его анекдот бесчисленным посетителям цирюльни, перемешивая периоды изречениями Алкорана и украшая повесть глубокомысленными рассуждениями «о натуре судьбы», которые производили невыразимое впечатление на правоверных слушателей. Фузул-Ага уже служил ему только случайным свидетелем и комментатором.
Цирюльня Фузул-Аги до того времени была посещаема почти исключительно лицами среднего и низшего сословий. Теперь, благодаря печальному приключению с ширван-шахом и красноречию старого муллы, она стала совершенно модною. Все изящное шемахинское общество несло головы свои под бритвы знаменитого бородобрея, который на третий день после происшествии принужден был нанять целую толпу подмастерьев, откупил смежную лавку пирожника для распространения своей и распорядился так, чтобы работа и рассказ могли вдруг производиться на двадцати головах. Несмотря на непомерное возвышение цены и необходимость иногда долго ждать своей очереди, заведение Фузул-Аги с утра до самой ночи было наполнено народом. Мирзы, беги, шейхи и вообще люди хорошего тона приходили к нему уже не для того, чтобы узнать подробности происшествия — они были известны всякому — но только чтобы для устранения последних сомнений в истине рассказа услышать из собственных уст его и старого муллы, что и падишах и колдун действительно были в этой лавке и воскликнуть: «Ля хевль ве ля кувет илля биллях! — Нет ни силы, ни крепости кроме как у Аллаха!»
Действительно, дело уже было так очевидно, что оно не требовало более положительных подтверждений. По достоверным сведениям, получаемым в то же время во всех лучших гаремах столицы прямо из высочайшего гарема, не подлежало спору, что между настоящим ширван-шахом и тем, который коварно занял его престол, существует коренная разница. Женщины, которые всегда знают гораздо более мужчин, одногласно утверждали, что это не тот ширван-шах, что тут есть подлог. Панна Марианна через посредство своей казначейши, пользовавшейся ее особенною доверенностью, на другой же день распустила по всему гарему тайную молву о похищении лица у падишаха чернокнижником. Все это народонаселение вдруг зашептало, что ширван-шах подменен. Любопытство женщин было возбуждено до высочайшей степени. Каждой хотелось узнать, что за род мужчины — чернокнижник!.. Если он чернокнижник, так это должно быть нечто совершенно сверхъестественное! Как Джон Ди не показывался в гареме, то они обратились к Шишманлы. Судомойка стала их героинею. Все бегали к ней на кухню, ласкали, допрашивали, мучили. Но показания Шишманлы были вовсе не в пользу чернокнижья: оказалось, что относительно к могуществу очарования ширван-шах, повелевающий тайными силами природы, далеко не стоит обыкновенного ширван-шаха. Те, которые пользовались правом посещать знатнейшие гаремы или имели родных в городе, тотчас собрались с церемониальными визитами, чтобы сообщить кому следует важное открытие Шишманлы. К другим стали приезжать посетительницы из города, привлеченные этими куриозными слухами. Общее любопытство заставляло всех разведывать о каждом слове, поступке и движении чернокнижника. Этим-то путем вся Шемаха узнала историю «о самой жирной». Не оставалось также никакого сомнения, что новый ширван-шах пьет вино, как грузинец. Говорили, будто он верховному визирю вместо слушания доклада о делах велит рассказывать себе сказки «Тысячи одной ночи». Говорили, что однажды после обеда, выпив целый бурдюк вина, он завел богословский спор с шейхул-исламом и муфтием, доказывая им, что пророк беспогрешный — да будет с ним мир! — был просто обманщик: при этом споре он до того разгорячился, что шейхул-ислама, главу духовенства, назвал сожженным отцом, а муфтия, благочестивейшего мужа во всем Ширване, собачьим сыном. Говорили, что он прогнал от себя главного евнуха, дав ему страшного пинка совсем не по мусульманскому порядку, и запретил стоять в своем присутствии; что он обещает уничтожить гаремы и разрешить всем женщинам ходить без покрывала и принимать у себя всяких мужчин; что ученого