— Маэда! — представился нам водитель «Тойоты» и выдал обоим по визитной карточке.
— Репейников! — ответно представился Федька. — Профессор.
— Пожалуйте сюда, — сказал господин Маэда и подвел нас к правому боку своей машины. — Это след от столкновения. Ремонт будет стоить очень дорого.
— Правильно, — сказал Федька, когда я перевел. — А столкновение оттого, что вы ехали на красный.
— Давайте вызовем полицию.
— Вызывайте.
Скрипя снегом, наш новый знакомый направился к телефону-автомату.
— Слушай, Федор, — сказал я. — А оно тебе вообще надо? Сейчас приедут, будут тебя час мурыжить, потом штраф выпишут…
— За что штраф?
— За нарушение правил.
— Я не нарушал!.. Ты сам видел — нам зеленый горел.
— Не видел я никакого зеленого.
— А я видел! Он все равно не докажет, у него свидетелей нет. А у меня есть.
— Кто у тебя есть?
— Ты, кто еще…
Маэда что-то говорил в телефон. Федька нагнулся и пощупал бампер своего драндулета.
— Гляди, ту всю сплющило, а моей хоть бы что. Зверь машина! Никто не верит, что я ее за сорок тыщ взял.
— Почему никто? Я верю…
— А вот Абрамыч не верит. Завидует, наверно.
Маэда повесил трубку и подошел к нам.
— Полиция выезжает. Нужно подождать.
Он обозначил легкий поклон и скрылся в своей мятой «Тойоте».
— Ну, подождем, — сказал Федька. — Подышим воздухом.
Я побродил минуту по площадке, подошел к снежным воротам и стал смотреть на ползущие мимо машины. Им опять горел зеленый.
— Знать бы тогда, — раздалось у меня за плечом. — И как это, интересно, они его зажгли?
— В полиции узнали, наверное, — предположил я. — Переключили на другой режим. Такие вещи наверняка продуманы.
— Ты как Абрамыч прямо. Ах-ах, у них все продумано!..
— Может, и не все, но многое…
— Лучше б они центральное отопление продумали. И двойные рамы.
— На Хоккайдо двойные…
— У тебя обогреватель в машине хорошо греет?
— Хорошо.
— Пошли залезем, посидим…
— Залезай, сиди. Я подышу еще. В магазин зайду…
— Ну, пошли в магазин.
В магазине я добросовестно изучил весь ассортимент и купил себе тюбик зубной пасты. Федор тем временем пролистал пять или шесть толстенных журналов с полуголыми девицами снаружи и рекламой внутри. Когда мы вышли, Маэда опять сидел на корточках перед своей «Тойотой» и водил носом по вмятине. Увидев нас, он встал, неловко потоптался и сказал:
— Никак полиция не едет. Пойду еще раз позвоню.
И опять заскрипел снегом, спеша к телефону.
— Мда, — сказал Федька. — Что-то непохож он на самурая…
Я достал из кармана визитную карточку.
— «Маэда Кохэй. Амэ-но пурадза. Тэнтё. Накабяку дори». Ну конечно, какой он самурай…
— А по-русски?
— «Кохэй Маэда. Дворец Рисовой Тянучки. Начальник. Улица Накабяку».
— На начальника, я бы сказал, тоже непохож.
— «Амэ-но пурадза», — повторил я. — Да, помню. Мы там с Шишкиной торт заказывали. Приятный такой магазинчик.
Маэда опять повесил трубку. Подошел.
— Говорят, уже выехали, но из-за погодных условий могут задержаться. Придется еще подождать.
— Ну что ж, — сказал я. — Мы же сами видим, какое движение.
— Да-да, — закивал Маэда. — Сплошной затор. Очень жаль…
Он глубоко вздохнул, опустился на корточки и снова уперся носом в помятый автомобильный бок.
Я присел рядом.
— Обе двери придется менять, да?
— Совершенно верно, обе. А может быть, еще и крыло.
— Тысяч двести, не меньше.
— Думаю, больше…
— Хорошо, что страховка есть.
— Конечно…
— Мой друг тоже застрахован. Думаю, все уладится.
— Будем надеяться…
— Можно было бы и без полиции, но раз уж у вас разногласия…
— Да, к сожалению…
— Эй, мужик, — послышалось сзади. — Пошли греться!
В машине было тепло. Кассета с «Хованщиной» только что докрутилась до конца и перевернулась обратно на третье действие.
— Пререкохом никоньянцев и препрехом! — пел хор чернорясцев. — Победихом, посрамихом ересь!
— Что за хренотень играет? — спросил Федька. — Поставил бы что-нибудь человеческое.
— Это Мусоргский, — сказал я. — Это поют раскольники. Старообрядцы.
— А-а-а, — протянул Федька. — Тогда ладно. Пусть поют. Уважаю.
Немного помолчав, он добавил:
— Это правильное искусство. Полезное!
У моего уха раздался стук по стеклу. Маэда-сан наклонился к окну и делал какие-то знаки. Я открыл дверь.
— Вот, — сказал он, протягивая нам две банки. — Ждать долго, холодно… Попейте кофе.
— Спасибо, — сказал я. — Вы очень добры.
— Уже скоро должны подъехать. Давайте еще чуть-чуть подождем.
— Давайте.
Баночный кофе из автомата был сладок и горяч. Он будил детские воспоминания о лыжных походах с термосом. Я пил его маленькими глотками.
— Ну точно начальник тянучки, — сказал Федька, опорожнив свою банку. — Столько ждать я не собирался. Пойти, что ли, домой позвонить…
Он порылся в карманах, нашел десять иен, вылез и пошагал к автомату. Минуту разговаривал, а потом повернулся в мою сторону и призывно замахал рукой. Пришлось выбираться наружу.
— Подтверди, что я целый, — сказал он и сунул мне к уху трубку.
— Вадичек, — послышался усталый голос. — Что там мое горе опять натворило?
— Ничего особенного, — сказал я. — Легкое столкновение. Жертв нет. Страховка все покрывает, вопрос только в проценте — кто насколько виноват. Поэтому ждем полицию.
— Вадичек, ты уж там побудь с ним, ладно? Вдруг чего непонятное. А потом заходи, я пельменей налепила. Зайдешь?
— Зайду.
— И еще тут Ваня какую-то бумагу принес, которую сам прочитать не может. Теряемся в догадках. Попробуешь разобрать, что там написано?
— Попробую.
— Что б мы без тебя делали. Давай мне Федора обратно.
— Алё! — вступил Федька. — Я ж говорил… Чего?.. Не остынут, подогреем… Не мог я в полшестого… У меня запарка, я плазму моделирую… Ага… Пока…
Он повесил трубку.
— С Ванькой не позанимался сегодня. Вот так вечно — заиграешься в тетрис, потом тебя готовы пополам распилить.
— А чем ты с ним занимаешься?
— Физикой, чем еще… В школе-то у них известно какая физика… А еще недавно географию с ним начали учить.
— Физическую?
— Отечественную. Изучаем родные рубежи. Начиная с восточных. Первое занятие посвятили Южным Курилам. Я ему объяснил, что это исконно русские земли.
— Ну-ну…
— А он на следующий день из школы приходит и говорит: папа, у нас в классе карта висит, так на ней показано, что это японские земли!
Федька ткнул меня локтем в бок, приглашая посмеяться.
— Ты понял, да? Удивился парень. Эти земли, говорит, в японский цвет закрашены. Шок случился у пацана.
Из магазина, неся что-то в охапке, вышел господин Маэда.
— Вы, наверное, проголодались, — сказал он, подойдя к нам. — Вот вам сэндвичи. Подкрепите силы.
Я сопроводил свой поклон витиевато-учтивой грамматической конструкцией. Федька выдавил из себя аригато. Развернув целлофан, мы вонзили зубы в белый хлебный мякиш, проложенный листьями салата и консервированным тунцом.
— А нельзя ли узнать, из какой вы страны? — спросил господин Маэда, дожевав и проглотив свой сэндвич.
— Мы из России, — проговорил я с набитым ртом.
— О-о-о-о-о, — сказал он. — Э-э-э-э-э… М-м-м-м… В России холодно, да?
— Не холодней, чем тут у вас.
— Ха-ха-ха!.. Это вы правильно заметили. Очень суровая зима. Но я слышал, что в России все-таки холоднее. Поэтому там пьют водку и едят пирόсики. Вы любите пиросики?
— Смотря с чем. С капустой люблю.
— Как это «с капустой»? Внутри капуста? Я думал, внутри всегда мясо…
— Разные бывают. С картошкой, с рисом, с яйцом, с изюмом…
— Что вы говорите! Никогда не знал.
— С чем угодно можно сделать. Хоть с рисовой тянучкой.
— Вы умеете?!
— Увы. Я очень плохой кулинар.
— Жаль. Вы знаете, у нас кое-где делают, но ведь это совсем не то… А так хочется попробовать хотя бы один настоящий русский пиросики!..
— Если у нас будет, мы вас угостим.
— Спасибо, спасибо, — он поклонился. — Буду очень признателен.
Я выбросил целлофан в мусорный бак и взглянул на часы.
— Да, — сказал господин Маэда. — Это уже никуда не годится. Скоро час, как мы их ждем, а они все не едут. Пойду еще раз позвоню.
— О чем это ты с ним трепался? — осведомился Федька, когда мы остались вдвоем.
— Как обычно, о еде. О вечных ценностях.
— Значит, пошел на попятный. Мы его дожмем. В принципе, меня и пополам устроило бы.
Маэда снова подошел.
— Я позвонил, — сказал он. — Случилась неприятность. Они проехали только половину дороги и попали в аварию. Их сейчас вытаскивают из сугроба. Нас спрашивают, не разберемся ли мы сами.
— Конечно разберемся, — сказал Федька. — Фифти-фифти, и дело с концом.
Маэда вопросительно смотрел на меня, ожидая перевода.
— Мне кажется, — сказал я, — дело нужно передать страховым компаниям. Пусть разбираются они.
— Да, — произнес он. — Пусть разбираются. Но ведь картина… Ведь вы считаете, что… Хотя…
Он глубоко вздохнул. Посмотрел на небо. Посмотрел на землю. И сказал:
— Сёганай.
— А? — вырвалось у Федьки.
— Он согласен передать дело страховикам, — сказал я. — Он говорит: делать нечего. Классический ответ на классический вопрос.
— Он в самом деле так решил? Или это азиатская хитрость? Как думаешь?
— Тебе правда интересно, что я думаю?
— Нет, я просто спросил… А делать нечего — это у них классический ответ?
— Почему «у них»? Вспомни Иванушку-дурачка. Или «Капитанскую дочку».
— Ну, разве что дурачка… А вдруг мне страховики вломят по полной?
— Не разоришься. На то и страховка.
— Тут не в деньгах дело, — очень серьезно сказал Федька. — Тут дело в принципах. Если под каждого стелиться, то сам станешь, как Иванушка-дурачок. Только без царевны и без полцарства. Потому что не в сказке живем. Короче, ты ему скажи: на страховиков я согласен — но на красный свет все равно ехал он.