– Нет проблем. Зайдите в отделение анестезиологии и реанимации, заведующий еще на месте, договоритесь. Ведь теперь вы лечащий врач, вам и карты в руки.
– Сделаем. Но тогда нужно переснять ему ЭКГ. У него старое, еще с поликлиники, когда он обследование проходил. Для наркоза нужно свежее.
– Напишите в листе назначений на завтра. Утром снимут и расшифруют. Вот в чем преимущество местной анестезии, так не нужно много анализов и кучу обследований.
– Я понимаю, – потупил взор уролог, – но, к сожалению, меня под местной анестезией таким операциям не учили.
– Не желаете освоить? Я бы вам завтра показал?
– Дмитрий Андреевич, я уже пообещал ему, что прооперируем под наркозом. Неудобно как-то уже отказывать. Разрешите в другой раз?
– Когда он будет, тот другой раз? – вздохнул я и вышел из ординаторской.
Мой рабочий день подходил к концу. Я позвонил Волобуеву и уверенно доложил, что у пациента Ефимова контакт с лечащим урологом установлен и они друг другом довольны. По крайней мере, все проходит без эксцессов.
– Ой ли? – с явной долей сомнения пробурчал в ответ подполковник и отключился.
Я лишь ухмыльнулся в ответ и начал не спеша переодеваться. Не успел толком расстегнуть белый халат, как мое внимание привлек ужасный грохот и вопли, идущие со стороны отделения. Я прислушался: точно где-то совсем рядом что-то трещало и бухало. И все это подкреплялось отборным матом, произносимым густым мужским басом.
– Дмитрий Андреевич, скорее! – в кабинет, словно ветер, влетела старшая сестра. – Убивают! Что вы замерли как истукан?!
Я выбежал в коридор. Солдатики из числа выздоравливающих боязливо жались к стенам и испуганно взирали на офицерскую палату. Дверь в нее была чуть приоткрыта, и странные звуки летели именно оттуда.
Внутри шел откровенный махач. Два капитана, два офицера российской армии, причем один из них больной, а другой его лечащий врач, сцепившись в прочный клубок, медленно катались по полу, разнося все вокруг. Кровати под методичным напором сцепленных в единый монолит тел разъехались в стороны, образовав своеобразный ринг. Стулья капитулировали, подняв все четыре ножки кверху, стол наклонился и готовился стать трехногим. Вешалка у входа завалилась набок. Обстановка носила явно разгромный характер.
Несмотря на то что капитан Ефимов уступал капитану Антипову и в росте и в весе, но в поединке старался сопернику не поддаваться. А в том, что здесь развернулся настоящий поединок, сомневаться не приходилось. Увлеченные друг другом единоборцы не замечали вокруг никого, и ничего.
– Вы что, с ума здесь посходили? – я ледоколом попытался вклиниться между разгоряченными молодыми телами. Но рефери из меня вышел слабенький. Мне на секунду показалось, что я ткнулся в живого быка, рвущегося с привязи.
– Хр, хр! – по-животному рычал уролог, пытаясь поймать преподавателя военной академии на удушающий.
– Ищщ! – сипел его оппонент, силясь разомкнуть железный захват на шее.
– Встать! Смир-р-ррр-на! – взревел я, отчаявшись руками разнять враждующие стороны.
Тела вздрогнули и… беззвучно расцепились. Вот что значит воинская дисциплина. Тяжело дыша, с пола, не глядя друг на друга, восстали два мокрых и красных ратоборца, искоса кидая на меня крайне недовольные взгляды.
– Что тут у вас происходит? Вы как себя ведете? Офицеры, называются! Вы же офицеры! – стараясь окончательно не сорваться на крик, басил я. – Объяснитесь, капитан Антипов!
– А чего объяснять? – набычился уролог, сжимая потные кулаки. – Вот этот тип попросил посмотреть свою историю болезни. Я дал, но потребовал, чтоб смотрел в моем присутствии. А он вырвал ее из моих рук, убежал в палату и принялся фотографировать. Естественно, я попытался воспрепятствовать. Хотел забрать, а он в драку полез.
– Врет он! Он сам меня оттолкнул.
– Детский сад, – я в отчаянии покачал головой, – а он первый начал! Вы же оба офицеры российской армии. На вас и солдаты и персонал смотрят. Вы чего здесь устроили?
– Так он это, – шмыгнул носом уролог.
– Молчать! – жестко призвал я. – Перед вами целый полковник стоит! – сразу повысив себя на десяток званий, грозно объявил я расшалившимся военным. Когда-то все должности начальников отделений были полковничьими. Вот я и примазался втихаря, для пользы дела.
Из Советской армии я уволился рядовым. От военной кафедры в институте я отказался, справедливо решив, что вооруженные силы явно не для меня. Да и чему меня могли там научить, если преподаватель у меня оказался майор Сисенко, а завкафедрой подвизался полковник Свинаренко. Да еще после того, как этот самый Сисенко, как он считал, довольно умно пошутил: «Стою это я на посту, концентрат рубаю, а тут немецкий красноармеец идет! Гы-гы-гы!». И очень удивился, что в аудитории, где он только что скаламбурил, никто его душевный смех не поддержал.
Я в тот же день написал заявление и отказался посещать занятия на военной кафедре. Тогда такая практика для тех, кто уже отслужил в армии или на флоте, еще существовала. За такое отношение к уважаемой кафедре на военные сборы после пятого курса меня, разумеется, не взяли, и лейтенанта запаса после окончания вуза я не получил. Очень радовался Сисенко сему факту, как дите. «Попляшешь еще, Правдин, вспомнишь, отчего в свое время отказался! Ох, пожалеешь еще!» – напутствовал меня в самостоятельную врачебную жизнь желчный шестидесятилетний майор.
А я и на самом деле из-за этого лейтенантства, вернее его отсутствия всегда попадал в непонятки. Каждые пять лет мне приходила повестка из военкомата для участия в военных сборах, в «партизаны». Я, как законопослушный гражданин, каждый раз вовремя являлся на призывной пункт с вещмешком за плечами, в нем исподнее и сухой паек на три дня. Как положено. Военком недоуменно смотрел в мой военный билет и чесал репу. Я, врач, к тому же хирург, значит, посылать меня нужно на сборы вместе с офицерами, но звание имею, как ни странно, «рядовой». Не пошлешь. И к рядовым не подсунешь, так как все же врач. Вот дилемма? И что делать? А ничего. Всех прибывших запасников усаживали в машины и вывозили на два-три месяца в поля. А я разворачивался и спокойненько топал домой. И так каждый раз, пока не достиг предельного возраста. Теперь уже повестки не вручают. Спасибо тебе, грозный майор Сисенко! Ох, и проучил ты меня.
Капитаны подтянули животы, расправили грудь, как могли, заправились, бегло привели себя в порядок. Я поднял с пола скрученную в плотную трубку историю болезни. При расправлении она превращалась в стопку жеваных, надорванных во многих местах листов.
– Это же юридический документ, – я потряс тем, что еще несколько минут назад было историей болезни больного Ефимова, перед носами восстановивших дыхание капитанов. – Во что вы ее превратили?
– Так получилось, – пробасил уролог, отряхивая с колен налипшую прикроватную пыль.
– Дмитрий Андреевич, право слово, как-то все само собой произошло, – вторит ему смущенный Ефимов.
– Вот я же вам вчера дал подробно ознакомиться с вашей историей болезни. Вы все там изучили и засняли. Чего вам еще нужно было? Для чего потребовалось еще раз ее брать, да еще с боем?
– Так там не было записей уролога. Вот, – Ефимов кивнул на своего лечащего врача, – как только уролог записал свой осмотр, я его и сфотографировал. А для чего он неожиданно набросился на меня, спросите лучше у него самого.
– Так ты же вырвал ее и убежал, – скрипнул зубами уролог. По всему было видно, что ему очень хочется доработать своего пациента.
Я развел капитанов в разные стороны: уролога отправил к себе в кабинет, а Ефимову велел навести порядок в палате. Дикая и одновременно комичная сцена разыгралась перед глазами. Теперь ни о каком раннем уходе домой не могло быть и речи. Нужно было как-то сгладить углы. Такое побоище никак не скроешь. Еще неизвестно, что там надумал скандалист Ефимов. Ему же кляузу настрочить – что мне стакан газировки выпить.
– Как же так, капитан Антипов, вы не сдержались?
– Да он наглый, как танк, – нахмурился богатырь. – Не люблю, знаете ли, хамов.
– Здесь особый случай, – я вкратце набросал Антипову психологический портрет его пациента и обрисовал те проблемы, что он за собой притянул. Уролог скис и задумался.
Пока он размышлял у меня в кабинете, я навестил капитана Ефимова. В палате к моему приходу порядок был восстановлен. Следы недавних боев ликвидированы. Старшая сестра и дневальные даром время не теряли.
– И как мы с вами поступим? – задал я вопрос, как только мы остались в палате одни.
– Кажется, это меня только что побили, – хитро так посмотрел на меня собеседник.
– Насчет побили вы явно перебарщиваете. Еще не понятно, кто кого тут побил. У вашего лечащего врача тоже, поверьте, повреждения имеются. С ним мы разберемся. Я спрашиваю у вас. Никто не станет разбираться, кто там первым начал. Тут армия. И вам не хуже моего известно, что если подрались, то виноваты оба. Так как на избитого вы точно не тянете.
– Поменяйте мне лечащего врача, и я не стану подымать никакого шума.
– Что здесь произошло? – в палату быстрыми шагами вошел Волобуев в сопровождении начмеда Горошины.
«Уже кто-то успел стукануть, – мелькнуло у меня в голове. – И кто-то из своих». Я коротко доложил начальнику госпиталя об имевшем место конфликте.
– А почему я узнаю самым последним? Почему вы мне сразу не доложили? – расширил ноздри Волобуев.
– Марат Иванович, – я изобразил на своем лице растерянность, – я вначале хотел сам разобраться. А после уже вам докладывать.
– Разобрались?
– Почти. Пройдемте ко мне в кабинет, там все и обсудим. А вы пока побудьте в палате, – я жестом остановил качнувшегося в сторону коридора Ефимова.
Волобуев орал минут десять, у него аж рот набок перекосило от злости. И все больше на капитана Антипова. Меня же упомянул в монологе всего пару раз. Досталось на орехи и начмеду Горошине. Успокоившись, начальник госпиталя подошел к окну, приоткрыл форточку и подставил под ворвавшуюся в душный кабинет струю прохладного в