– Дмитрий Андреевич, – навзрыд плачет у меня в кабинете Глаша, размазывая жгучие слезы по красивому и строгому лицу, – что хотите со мной делайте, а я больше в офицерскую палату уколы делать не пойду.
– В чем дело? – спрашиваю.
– Он меня за попу и грудь трогает, ы-ыы-ы. Еще и смеется при этом.
– Вот же подлец! А позовите его ко мне в кабинет.
Глаша вышла. Через минут десять вальяжной походкой вплывает Чопиков. Рожа холеная, наглая, зауженные бакенбарды на лоснящихся щечках.
– Что, капитан, оклемался?
– Спасибо, Дмитрий Андреевич, вашими молитвами. Поправляюсь.
– До того допоправлялся, что к нашим медсестрам приставать начал?! Ожил? Буйство плоти взыграло?
– Что вы! Как можно, – улыбка живо сползла с его упитанной мордашки. – Наговаривают.
– Наговаривают?! – я не выдержал и с силой шваркнул кулаком по столу. Карандашница подпрыгнула вверх и завалилась набок, рассыпав по столу содержимое.
– Честное слово – наговаривают! – заюлил Чопиков.
– Здорово, пока твои боевые товарищи там кровь проливают, пока жена, верно, ждет мужа, оберегая покой ваших детей, ты здесь даром время не теряешь!
– Я же не виноват, что у меня аппендицит случился.
– Нет, тут ты не виноват. Ты все прекрасно понимаешь, о чем я говорю! А вот если бы твою дочь, а я знаю, что у тебя целых две дочери, вот такой же Чопиков стал бы лапать своими липкими ручонками, а? Каково им было бы?! А? Что голову повесил? Скажи, что бы ты сделал, если б твою дочь вот такой вот взрослый дядя стал бы домогаться?
– Убил бы! – сжав губы, без промедления ответил капитан.
– Ты вообще соображаешь, что творишь?
– Простите, Дмитрий Андреевич, – похолодевшим голосом выдавил из себя Чопиков.
– Значит, так, капитан, – мой голос принял строгий казенный тон, – если через час Глаша тебя не извинит, то пеняй на себя. Выпишу к чертовой матери сегодня же из отделения и в выписке отражу, за что тебя турнули. Пускай твое командование после разбирается и жена. Полагаю, до нее живо дойдет благая весть, как ты тут жестко страдал от недугов.
– Товарищ начальник отделения, не надо! – взмолился Чопиков. На его побледневшем и покрывшемся липким потом лице отобразились страх и отчаяние. – Как же мне после жене в глаза и детям в глаза смотреть?
– А почему ты о них не думал, когда ручонки свои мерзкие распускал? Сладенького захотелось?
– Простите, Дмитрий Андреевич.
– Ты не понял, что я сказал? Время уже пошло! – я демонстративно посмотрел на часы в мобильном телефоне. – У тебя осталось пятьдесят восемь минут.
Чопиков шаблонно развернулся через левое плечо и быстрыми шагами покинул мой кабинет. Добрая девушка простила его. Девичье сердце отходчиво. Не знаю, что он ей там наговорил, чего такого наобещал. Только через сорок минут она пришла ко мне и попросила не выписывать капитана.
– Пожалела, значит?
– Дмитрий Андреевич, не хочется человеку жизнь ломать. Я же вас знаю – такого напишете.
– Я написал бы правду. Он честь свою офицерскую опоганил.
– У него же дети. Они-то здесь при чем.
– Дети ни при чем. Но если человек гнилой, то рано или поздно эта гниль вылезет наружу.
– Пускай лезет, – упрямо тряхнула Глаша своей красивой головкой, – только я буду знать, что не причастна к трагедии человека.
– Пожалела, выходит?
– Да, пожалела!
– А вот если бы он, мерзавец, довел бы задуманное до конца? Что тогда? Я знаю, у тебя парень есть.
– Но ведь не довел же, – обезоруживающей улыбкой улыбнулась девушка.
Похотливого офицера выписали в срок и без отметок о нарушениях. Но правда всегда торжествует. Выписался Чопиков, сел в поезд до Мурманска и забыл о своих обещаниях. Ехать сутки – можно расслабиться и покайфовать. Закатил в вагон-ресторан. Там изрядно нарезался и начал приставать к симпатичной, а может быть и не очень, официантке. Об этом молва не распространяется. Только выкинули его из поезда недалеко от города Кандалакши. Где его со сломанной челюстью, босого, выпачканного в губной помаде, дышащего перегаром подобрали добрые люди. Документов при нем не оказалось. Он же не чаял, что все так печально для него закончится. Когда уходил, то оставил их в купе. Нам после звонили врачи из местной ЦРБ, куда его поместили, просили подтверждения его личности.
Дальнейшая судьба капитана Чопикова мне не известна. Полагаю, что ничего героического. Мы свое дело сделали, а дальше каждый волен сам распоряжаться своей жизнью. Главное, что такие чопиковы все же исключение в офицерском корпусе нашей доблестной армии, а не правило. Странно, что он с такими заскоками успел до капитана дослужиться. А может быть, было б все же лучше, чтоб он добрался до Юга? Кто знает. Когда армия не воюет, она начинает расхолаживаться.
К концу пятнадцатого года парней с Юга стало поступать все меньше и меньше. Перед самым Новым годом Волобуев приказал, чтоб выписали всех пациентов из отделения. Всех, конечно, не выписали. Но мест освободили достаточно. Ожидали, что Верховный главнокомандующий подпишет приказ о начале наземной операции теперь уже в Сирии. Там что-то совсем обстановка накалилась.
При современной постановке вопроса об эвакуации раненых совсем не проблема доставлять их сразу в лечебные учреждения расположенных на территории РФ. Приказ, к счастью, отдан не был. И раненых из Сирии не привозили. По крайней мере, я их за свою недолгую работу в госпитале так и не увидел.
Но, как говорится: свято место пусто не бывает. А раз мест у нас оказалось достаточно. И раз нет массового поступления раненых, начали массово укладывать на хирургические койки больных с… ветряной оспой. В тот год просто какая-то эпидемия ветрянки прокатилась по войскам Западного военного округа. А вот об этом уже ниже, в другой главе.
О ветрянке
Собственно говоря, а что мы знаем о таком довольно распространенном, особенно среди детей, заболевании как ветряная оспа, или еще про нее в народе говорят: «ветряка»? Что это острая вирусная инфекция, поражающая кожу и слизистые. Что она проявляется образованием характерных пузырей со светлой жидкостью, которые сами по себе, спустя определенное время, проходят, не оставляя следов. Главное, постараться их не расчесывать. Ветрянка весьма заразная. Но оставляет после себя стойкий иммунитет. А еще она практически не лечится. Нет специфического лекарства. Смазывают пораженные места 1 %-ным раствором бриллиантовой зелени – «зеленкой» да витамины прописывают. Случается, делают от ветрянки прививки. Но где и как их делают, наш народ особо не интересуется. От гепатита, от гриппа не хотят привиться. А тут какая-то ветрянка.
Среди обывателей, да и не только, прочно уже укоренилось, что ветрянкой болеют исключительно дети, а взрослым вроде эта болезнь не страшна. Оказывается, что это массовое заблуждение. Не просто болеют, а еще как болеют: очень тяжело и с разными серьезными осложнениями. Однако оговорюсь: болеют, как правило, те, кто в детстве не испытал всех прелестей этого заболевания.
В армию у нас пока еще призывают, а не набирают весь личный состав на добровольной контрактной основе. Поэтому, грубо говоря, гребут всех подряд, не обращая особого внимания на небольшие покраснения на коже призывника. Инкубационный период, то есть время от момента заражения до начала клинических проявлений, в среднем 14 дней. Поэтому уходящий в армию юноша легко может подцепить эту заразу на гражданке от болеющих детей. А заболевает он со всеми клиническими проявлениями и становится опасным для окружающих, уже находясь в вооруженных силах. Причем возбудитель передается воздушно-капельным путем, и сколько он человек наградит вирусом, никому не известно. Тому, кто болел в детстве, не страшно. А тому, кто нет?
И раньше и сейчас в армии основной вид лечения ветрянки – это полная изоляция больного на 21 день. Именно столько, считается, нужно выдержать карантин от начала выявления заболевания до его окончания. Хотя справедливо полагают, что наиболее заразным является период первых клинических проявлений, длящийся условно 5 дней, то есть с 15-го по 20-й день заражения. Но сразу оговорюсь, все это условно. В наши дни многое меняется под воздействием различных факторов. Кому сильно интересно – переадресую к соответствующим руководствам.
Так вот, в качестве изоляции в армии применяли… изолятор. Чего, казалось бы, проще. Палата с отдельным входом, со своим туалетом, раковиной. Доступ в нее посторонним категорически исключен. Вся закавыка в том, что в прежние времена в каждой захудалой части был свой медпункт, а то и медрота со штатными развернутыми койками. Где организовать в случае чего сей изолятор было не проблематично. После ряда реформ бывшего министра Табуреткина военная медицина сильно пострадала. Уничтожены многие этапы медицинского звена в войсках: полковые стационары. Сохранились они лишь в виде кабинетов без коек, где медик части только осуществляет поликлинический прием. Да и то не везде.
Проблема, на самом деле не надуманная, а весьма актуальная. Вот куда конкретно девать заболевших военнослужащих с ветряной оспой? Как их изолировать от здоровых? У военных все просто – один с крупными звездами на погонах придумал, а остальные приняли к исполнению. И с первого января 2016 года повезли к нам из близлежащих гарнизонов военнослужащих с ветрянкой. В тот год была настоящая эпидемия. Количество коек в инфекционном и кожном отделениях уже не вмещало всех нуждающихся. Зеленорожие солдатики и матросы вытеснили остальных больных.
Ввели карантин. Больных с другими диагнозами перестали принимать. Только с ветряной оспой. И вот, наконец, стали закладывать их и в хирургию. Наступил и наш черед. На мои громкие протесты, что это против всех действующих правил и нормативов, начальник госпиталя лишь вяло отмахивался как от назойливой мухи. Я попытался привлечь к разрешению проблемы главного хирурга Западного военного округа подполковника Квелого. Однако дальше обещаний дело не пошло. В первую неделю января все отделение заполонили больные с ветряной оспой. Сорок четыре человека на тридцать свободных кроватей. В ход пошли дополнительные койки, выданные со склада НЗ.