– А я не обижаюсь, тем более на больных. И кроме зеленки, я прописал вам витамины и общеукрепляющие препараты.
– Здорово, теперь мы точно поправимся, – чуть сдвинул губы в едкой усмешке кавказец.
– Дмитрий Андреевич, вы решили, куда мы их всех разместим? – в комнату шаркающей стариковской походкой вошла Лидия Ульяновна – пожилая медсестра, работающая в этом госпитале, кажется, со дня его основания.
– Нет, не придумал. Будьте любезны, раздайте им ватные палочки, пусть смажут свою больную кожу, а я пока прошвырнусь на камбуз, на утреннюю пробу пора.
Вернувшись с камбуза, я застал удручающую картину: бойцы разделись донага и старательно мазали друг друга бриллиантовой зеленью. Теперь они уже были похожи на зеленых человечков, на каких-то инопланетян, а не на доблестных бойцов российской армии. Хетоев, дурачась, просто взял и закрасил лицо и шею Зимину, словно малярной кистью забор. Вместо того чтоб точечно пометить покрасневшие участки и пузыри. Остальные тоже не отстали от него, а добросовестно извазюкали друг друга в зеленый цвет. И весело им: гогочут, тычут друг в друга палочками с красителем. Дети, что с них взять.
Я быстро навел порядок: успокоил не на шутку расшалившихся великовозрастных дитяток и угостил прихваченными с камбуза теплыми пирожками с повидлом. Сегодня на полдник шла выпечка, и я упросил поваров дать мне с собой некий запасец. Когда еще парням доведется принять пищу? В лучшем случае в обед.
– Дмитрий Андреевич, решили, куда нас разместить? – спросил полным ртом зеленорожий Самохвалов.
– Пока нет.
Бойцы приуныли и, уже молча, дожевывали пирожки, кидая в мою сторону огорченные взгляды. Я сел за стол, подумал, глядя в окно, и, набрав по телефону Волобуева, доложил обстановку. Тот долго кряхтел, чего-то там хрюкал, а затем разродился:
– Оставьте их в приемном покое. Пускай пока на кушетках побудут.
– Как?
– Ну, найдите место. Сами же докладываете, что ни одного места в госпитале нет.
– За исключением пустой генеральской палаты в неврологии. Она такая просторная, что при желании в ней хоть десять человек легко разместится.
– Вы что, с ума сошли? А вдруг генерал захочет полечиться? Я что ему скажу?
– Марат Иванович, что-то я очень сомневаюсь, чтоб генерал захотел лечиться в нашем госпитале, когда он переполнен больными с ветряной оспой. Или генералы тоже в детстве ветрянкой переболели?
– Знаете что, – голос начальника госпиталя неожиданно принял угрожающую ноту, – я не знаю, чем там генералы в детстве болели, но эту палату не трогать! Разместите прибывших больных на кушетках в приемном покое. Это приказ!
– А с какого отделения, простите, прикажете взять постельное белье?
– Ни с какого. Пускай побудут там несколько часов. Сегодня обязательно кого-то выпишем. Все, занимайтесь.
Приказ мне был ясен. Однако, уже почти год отработав в госпитале, предположил, что всегда возможен некий форс-мажор. Поэтому поднялся в инфекционное отделение и распорядился, чтоб подали на камбуз еще дополнительно шесть требований на питание. Ребята спать будут внизу на топчанах, прикрываясь своими бушлатами, а принимать пищу станут приходить на инфекционное отделение. Тамошняя медсестра вначале чего-то недовольно побурчала, но когда я ей сказал, что велю тогда поставить койки в два яруса, тут же подобрела.
Ни в тот день, ни на следующий парней в отделение так и не перевели. Да, выписать поправившихся солдат выписали, как и планировали. Причем человек десять сразу. Но что толку? За всеми выписанными больными присылают свои машины те части, в которых они служат. Госпиталь не развозит выздоровевших пациентов. Все выписанные бойцы оказались из одной части – специально так подобрали, чтоб удобней их было транспортировать до места службы. А они еще и из какой-то богом забытой части, расположенной в глухом лесу, недалеко от Ладожского озера. Мало того, что туда ни один попутный транспорт не идет, так еще и их, посланная командиром части машина, неожиданно сломалась и ее три дня ремонтировали. Три дня прожили шестеро больных с ветряной оспой на кушетках в центре Северной Пальмиры. Ну, зато будет что вспомнить на гражданке.
Конец января тогда выдался на редкость суровым. Морозы в отдельные дни на улице доходили до минус 25–28 градусов. Что для Питера, с его влажным климатом являлось чуть ли не катастрофой. Тут еще не спадала, а, наоборот, поднималась кверху волна простудных заболеваний. Целые воинские команды, призываемые с гражданки в войска, чуть не поголовно страдали разными ларингитами и трахеитами. Встречались случаи самой настоящей пневмонии. Медицинское командование переключилось на эти заболевания, отстав от нашего госпиталя с его ветряной оспой.
Наконец кто-то там на самом верху принял судьбоносное решение и разрешил ветрянку лечить на местах: в воинских гарнизонах. Поток больных с этой заразой сразу начал ослабевать. Стало понятным, что кризис миновал. В том числе и кризис в работе хирургического отделения. Мы чувствовали, что уже совсем скоро начнем опять оперировать.
Наверное, в распространении простудных заболеваний сыграло не последнюю роль показное пренебрежение к своему здоровью и дань моде у современной молодежи. У меня, по крайней мере, вызывает недоумение, когда вижу молодых людей, откровенно щеголяющих на улице в лютый мороз в ярких попугайских кроссовках, в укороченных тонюсеньких носочках, не прикрывающих и голеностопный сустав, да еще и без головного убора. Так они и ежатся, бедные, на пронизывающем ветру в 25-градусный мороз в легкой курточке на рыбьем меху с голыми ногами и лишенной всяческой защиты головой. Эта мода пришла к нам из стран с относительно теплым климатом. И у нас она, мягко говоря, не совсем уместна. Поэтому львиная доля заболевших призывников – бывшие модники. Приезжают с гражданки в войска уже с соплями и с температурой.
А правозащитники затем начинают вопить на каждом углу, что в этом только армия виновата. А при чем здесь, простите, армия, если он у вас на гражданке по сугробам голыми ногами снег загребает? Вчера простудился, сегодня призвался и приехал в часть. Сейчас особо далеко не везут: большинство призывников служит в своем же регионе. В армии, если хотите, очень трепетно относятся к здоровью военнослужащего. Не дай бог, отцы-командиры увидят юного воина без зимней шапки с опущенными ушами и без верхней одежды на холодном ветру. Плюс незакаленные, боящиеся трудностей организмы. Раньше призывники были покрепче, многие ведь заранее готовили себя к невзгодам и лишениям военной службы. А нынче все больше попадаются какие-то слабенькие, болезненные, из всех мышц только правое предплечье слегка подкачано: «мышкой» от компьютера.
Плохо это все, конечно, но, как показала практика, теперь уже вспышка простудных заболеваний нам оказалась в помощь при борьбе с инфекционными. На пике кривой заболеваний ветряной оспой растущая кривая заболеваний, связанных с переохлаждениями, поставила всех на уши. На пересыльный пункт, что на Васильевском острове, прибыла команда почти в сто человек, и чуть ли не половина из них больные. Что делать? Лечебные учреждения, подчиненные Западному военному округу, переполнены. В гражданские больницы не отвезешь – они уже надели военную форму и подчиняются военному ведомству. Нужно изыскивать свои резервы.
Как водится, началось с курьеза. Взяли да и привезли к нам в приемный покой сразу человек тридцать больных с ларингитами. Госпиталь тогда напоминал растревоженный улей. Мало того, что все отделения переполнены больными с ветряной оспой, так еще и простудников доставили. Да еще в таком количестве. Телефоны у Волобуева и Горошины раскалились, голоса их осипли. Но через пару часов все утряслось. Все разъяснилось: опять какой-то очередной исполнительный дуболом чего-то там напутал. У нас сразу отлегло.
В Кронштадтском госпитале много бойцов, что лечились с ветряной оспой, уже поправились и готовились на выписку. Так как в самом начале этой злосчастной эпидемии стали первым заполнять именно это лечебное учреждение, теперь приказали простудников везти к ним на освободившиеся места. Но и тут умудрились напутать: военные, что с них возьмешь? Сами не думают, только чужие приказы исполнять умеют. В общем, с простудными заболеваниями солдат с горем пополам увезли, а вместо них к вечеру пригнали чуть не целую роту выздоравливающих ветрянщиков. Тех, кому по стандарту оставалось долежать четыре – три дня. Благо и у нас под вечер места освободились.
Это только так кажется: чего там их лечить, больных с ветрянкой? Мажь зеленкой да пей витамины и общеукрепляющие. Больному – да. А врачу – нет. Одной писанины столько, что рабочего дня явно не хватает, приходится еще и после работы оставаться и продолжать наполнять историю болезни исписанными листами. Ведь каждого поступившего пациента нужно обязательно осмотреть и написать ему подробный приемный статус в истории болезни. После каждый день строчить дневнички. Все 21 день. В них надо отразить жалобы, состояние и кратко описать, что происходит с пациентом. Завершив лечение, пишется выписной эпикриз. Где в сжатой форме отражается то, что происходило с больным за время нахождения его в стационаре. И венцом всего творчества является выписная справка. Где так же указывается вся хронология лечения и обязательно выписываются все анализы и обследования, что выполнялись.
У больных с ветряной оспой их не так много: клинические и биохимические анализы крови, анализ мочи, реакция Вассермана – диагностика сифилиса, результаты флюорографии, данные ЭКГ. Если по каким-то показаниям дополнительно назначалось УЗИ внутренних органов и консультация узких специалистов, то тоже тщательно переписывается из истории болезни в выписную справку. И это только у одного больного. А если их у тебя 15–20?!
В среднем на каждую выписку уходит часа два. Простая арифметика – за восьмичасовой рабочий день можно успеть выписать только четырех больных. Да и то при условии, что доктора никто в этот момент не станет отвлекать. Что он как засел за бумаги, так и увлеченно наяривает. А на практике его раз десять отвлекут и дернут с места. Обязательно кто-то в этот момент придет, кому-то станет плохо, кто-то позвонит. Да много еще чего может случиться во время рабочего дня.