Огромное здание штаба встретило меня пугающей тишиной и густым мраком. Вновь нажав на кнопку телефона, стал прокладывать себе дорогу. Мне на минуту показалось, что сейчас из-за угла набросятся на меня летучие мыши и какая-нибудь заколдованная сова, появляющаяся в такие неприятные минуты, начнет громко угукать, усиливая нарастающий во мне страх.
«Знал бы, что здесь так темно, захватил бы фонарик, – с опозданием подумал я. – Как этот чертов Вадик здесь ориентируется? Хоть бы догадался свет включить!»
– Эй, доктор?! Это вы? – словно читая мои мысли, послышался где-то сверху и справа чей-то загробный голос.
– Я, а кто же еще?
– Стойте на месте, я вам сейчас подсвечу. – Раздалось какое-то движение, шорох, шлепки, и вдруг на верхней площадке лестницы, ведущей на этажи, задергался тонкий лучик яркого света. – Щиток сгорел, не успели починить. Оставили на завтра, – с прискорбием сообщил Вадик – тощий, высокий нагловатый парень с тонким длинным носом и маленькими ушами, напоминающими слепленные на скорую руку вареники. Он вынырнул из темноты и уверенно подошел ко мне с электрическим фонариком наперевес.
– А как же мы без света станем искать фото? И как ты потом скинешь их, если найдем, по интернету?
– А не беспокойтесь, в другом конце здания, что выходит на улицу, свет есть. Только здесь, у входа, рубанули. Не обращайте внимания. Здесь часто гаснет. Давно нужно поменять пакетники, все, говорят, денег нет.
Вдвоем мы неспешно поднялись в некую потаенную каморку где-то на втором этаже, в самом конце коридора направо, которую я раньше отчего-то никогда не замечал. Там, за обитой выкрашенной в серый цвет жестью дверью, притаился своеобразный госпитальный архив. Здесь в дышащих на ладан ветхих шкафах, помнящих еще революцию 1905 года, покоились старые, пахнущие мышами и вечностью документы. Признаться, все увиденное больше напоминало переполненный склад макулатуры, чем хранилище запечатленной на бумаге нужной информации.
Тусклые деревянные шкафы, тесно прижавшись друг к другу, выстроились по периметру комнаты, образуя ее своеобразную внутреннюю оболочку. Они были настолько переполнены разными папочками, тетрадями, тщательно перевязанными крест-накрест обычной бечевкой стопами, напоминающими труху желтоватых документов, что их дверцы просто уже до конца физически не закрывались. Так и стояли они наполовину распахнутыми, молчаливо демонстрируя редким посетителям свое переполненное чрево.
В центре комнаты выделялся относительно современный письменный стол, захламленный разными бумагами и книгами в толстых переплетах. В углу стола возвышался включенный компьютер, и мерцающий голубоватым светом экран его монитора сообщал, что он подключен к сети и возможно, работает.
– Ну, вот где-то здесь, – печально вздохнул Вадик, указав рукой на ближайший ко мне шкаф. – Предлагаю начать с верхней полки.
– Послушай, Вадик, да мы тут до завтрашнего утра все не разгребем, – ужаснулся я, увидав, какой объем бумаг предстоит нам разобрать, чтоб найти-то всего пару фотографий.
– Не переживайте, – ободряюще улыбнулся мой помощник, – это только кажется, что долго. А мы сейчас ускорим процесс. – После этих слов он медленно подошел к намеченному шкафу и безжалостной рукой просто взял и скинул на пол содержимое двух первых полок. С мягким шорохом старая бумага посыпалась вниз, быстро образовав небольшой бумажный холм, доходящий мне до колена.
– Однако ты как-то уж совсем радикально орудуешь, – покачал головой я. – Это все же документы. Многие, наверное, представляют и историческую ценность? Так и порвать недолго.
– А, какие это документы, – махнул он рукой. – Все самое ценное давным-давно уже свезли в настоящие архивы: или архив ВМФ, или Центральный военно-медицинский архив. А здесь просто скопилась разная рухлядь, которую выбросить на помойку все не доходят руки. Вы скажите, чего мы с вами будем искать? Волобуев сказал, что вы в курсе?
– Фотографию бывшего начальника этого госпиталя – полковника Власова Семена Петровича. Причем желательно в соответствующей форме и с наградами.
– Ладно, поищем. Где-то тут я видел каких-то полковников, – Вадик деловито начал перебирать кучу, отбрасывая в сторону бумажные документы и собирая в левую руку фотографии. Мне только оставалось лишь следить за процессом, до того умело и профессионально у него все получалось. – Вот смотрите, – он разогнул спину и протянул мне кипу самых разных фотографий.
Здесь оказались настоящие, сделанные профессиональным фотографом и распечатанные на дорогой фотобумаге, и пожелтевшие, в коричневатых пятнах любительские фото, и вырезанные то ли из журналов, то ли из каких книг глянцевые изображения разных военных. Я не стал вдаваться в подробности, чего тут делают все эти фотографии, а бегло пробежался по ним.
– Кажется, вот этот, – неуверенно ткнул я пальцем в двух полковников на цветных фото. Несомненно, это был один и тот же человек, только между ними разница лет в пять-шесть.
– Вы уверены? – прищурился Вадик.
– Разумеется, нет! Я видел этого Власова всего один раз в жизни, и то мельком. Ты вот его почему не видел?
– Не знаю, я тогда отчет в штабе делал. Да и вообще, кто меня звал в клуб?
– И то верно, ладно, вроде похож.
– А какую из двух?
– Ну, что получше, – я выбрал из двух фотографий ту, где у полковника лицо выглядело наиболее мужественным, на мой взгляд. Так как на второй он выглядел явно растерянным, – давай эту!
– Как-то подозрительно складно у нас все получилось, – пробурчал под нос Вадик и, обогнув бумажную кучу на полу, подошел к столу с компьютером.
– Не понял? Что не так?
– Да как-то очень уж резво мы нашли. Я думал, что часа два, не меньше станем искать. А тут бац! И почти сразу в яблочко! А так представьте, что фото не того человека вставили в некролог. Мало того, что, может, живого еще офицера личико вывесили, так и умершего Власова проигнорировали. Да просто невероятно, как быстро нашли.
– Повезло, – ухмыльнулся я, застегивая на своей куртке замок, – посвети мне, потом отправишь.
– Хорошо, – согласился Вадик и, оставив фотографии у компьютера, взялся за фонарик.
– Свети под ноги, куда ты фонарем водишь! – буркнул я на провожатого, светившего куда-то в сторону.
И когда мы уже почти подошли к самому выходу, Вадика рука вновь дернулась, выхватив из темноты орден Ленина, пожалованный госпиталю за подвиги во время Великой Отечественной, и словосочетание «военно-морской». Изображение награды и мраморная доска с текстом Указа висели как раз около входа на одной из стен. Тут меня как молнией поразило: военно-морской! Госпиталь ведь военно-морской. И все его начальники носили и носят военно-морскую форму! Морскую! А тот полковник в сухопутной! Не он это! Не он!
– Вадик, живо возвращаемся назад, – я в двух словах поведал провожатому о своей догадке и, проклиная тупой приказ, повернул обратно в сторону каморки.
Настоящую фотографию полковника Власова мы все же с огромным трудом нашли. К трем часам ночи. Когда мы уже по пояс утопали в содержимом пяти шкафов, нам попался какой-то древний альбом, где Власов стоял на групповом снимке сотрудников госпиталя. Качество оказалось прекрасным, и мы быстро отыскали нужный экземпляр. Некролог вышел в срок. Волобуев остался довольным. А мне предстояло принять уже уснувших пациентов. За время моих поисков привезли четырех солдат с кишечной инфекцией.
Странность в отдании разного рода приказов и распоряжений у военных порой заводит в тупик. Но военный врач – это уже не должность, не звание – это состояние души. И что характерно, уже выйдя в отставку, давно оставив военную службу, их рефлексы не ржавеют.
Вспоминаю такой случай. Нужно было от нашего хирургического отделения написать статью о работе хирургов госпиталя. Выходил в свет какой-то очередной военно-медицинский сборник, и нужна от нас статья. Я все сделал, написал, оформил, а на рецензию отвез одному известному профессору хирургии, лет десять назад уволившемуся из рядов вооруженных сил в звании полковника.
Статья ему понравилась. Наше общение с ним проходило в непринужденной дружеской беседе. Профессор, вальяжно развалившись у себя в кабинете в глубоком кресле, вывалив через ремень приличное брюхо, с юмором что-то рассказывал мне из своей армейской жизни. Я, сидя напротив через письменный стол, делал вид, что это мне дюже интересно, и натуженно улыбался.
Тут зазвонил телефон. Профессор как бы нехотя, двумя пальцами снял трубку и, сделав над собой усилие, поднес ее к заросшему седыми волосами уху:
– Да? – через губу процедил он. Услыхав ответ, мой собеседник мигом изменился в лице: из вальяжно-ленивого он вдруг сделался услужливо-внимательным, состроил подобострастную мину, соскочил с кресла, вобрал в себя брюхо и замер по стойке смирно. Так вытянувшись во фрунт, и выслушал до конца собеседника в полном молчании. – Так точно, товарищ генерал! Все сделаем! – громко ответил он трубке и бережно, двумя пальцами вернул ее на свое место.
– Это кто вам звонил? – пораженный быстротой смен декораций, поинтересовался я.
– Генерал Утюгов звонил, – усаживаясь назад в кресло, важно ответил профессор, утирая с взмокшего, кирпичного цвета лица выступивший пот клетчатым носовым платком.
– Так он, кажется, уже не служит? И вы давно в отставке.
– Ты чего?! Он же генерал! – профессор многозначительно поднял указательный палец. Было заметно, что он чуть вибрировал. – Генерал, – благоговейно повторил он, и ослабил узел галстука.
Минут через тридцать мы закончили. Настольные часы в его кабинете показывали почти семь часов вечера. Он сделал в статье кое-какие исправления и подал ее мне.
– В целом статья неплохая. Исправьте отмеченное. И не позже одиннадцати часов перешлите мне ее на электронную почту. Вам далеко до дома добираться?
– Не меньше часа.
– Замечательно. У вас еще целый вагон времени. Скиньте на электронку, а я завтра позвоню и скажу свое окончательное мнение.