На первом своем ночном дежурстве в гражданской больнице я прооперировал больного с перфоративной язвой двенадцатиперстной кишки. Реанимация переполнена, и его поместили в общую палату. Где помимо него лежало еще пять человек.
Через два часа после операции, это как раз была глухая полночь, я отправился в палату, чтобы проведать его. Первым, кого я встретил, войдя внутрь – это три сидящих на кровати мордоворота, обильно покрытых татуировками, севших по-простецки в кружок возле стула с разной снедью. Голодные ребята находились на излечении по поводу гнойных заболеваний мягких тканей. Поэтому никаких ограничений по питанию у них не предусмотрено.
Неторопливо работая челюстями, они медленно, тщательно пережевывая пищу, насыщали свои вместительные желудки. На глаза попалась кастрюля с макаронами. Именно они переполнили чашу терпения начальника госпиталя. Везет мне на этот продукт!
– Приятного аппетита, чего не спим? – тихо поинтересовался я у хомячащих парней.
– Так это, командир, оголодали! – осклабился самый здоровый из них, блеснув во рту фиксой из желтого металла.
– А что, вам дня мало?
– Да ладно, док! Все ништяк! Ща дохаваем и на боковую.
Я осмотрел прооперированного пациента, убедился, что у него все хорошо, и, молча, вышел из палаты. Сзади по-прежнему раздавалось дружное чавканье и скрежетание ложек о дно кастрюли. Макароны, надо полагать, здесь доели.
Я шел по пустому коридору и размышлял. Где ты теперь, полковник Конотоп? Как тебя здесь не хватает. Интересно, а что бы он сделал на моем месте? Ведь трое здоровяков, с явно криминальным оттенком, это тебе не бесправные солдатики. Или Конотоп только орел среди них? Стал бы он у них отбирать макароны и фотографировать их трапезу? Дурацкие вопросы, но, тем не менее, где-то они все еще актуальны.